Конечно, не все кварталы Норильска имеют такой рисунок. Нетрудно проследить, двигаясь от бывшего рабочего поселка к новостройкам микрорайонов, как отказывались архитекторы от домов, выстроившихся цепочкой вдоль улицы и не прячущих за своими спинами другие дома, как стали избегать отдельно стоящих зданий уже внутри дворов, как постепенно расширялся контур квартала, и он превращался в микрорайон, как усложнялся рисунок (словно в калейдоскопе!) смыкающихся друг с другом зданий.
И тем яснее, следя за этими изменениями, понимаешь, какие же средства борьбы с ветром и снежными заносами отобрали окончательно норильские градостроители. Замкнутый контур квартала — этакий бастион против непогоды, узкие разрывы между домами, минимальное число улиц и проездов, открытых ветрам, блокировка зданий, многоэтажность. Многоэтажный дом сам играет роль хорошего «ветролома». Данные Института санитарной гигиены имени Эрисмана, полученные в результате исследования опытного квартала, подтверждают, что в условиях Севера отобранные приемы застройки целесообразны: они снижают скорость ветра во много раз и, конечно, уменьшают заносы.
Перестав опасаться вечной мерзлоты, градостроители возводят уже девяти-двенадцатиэтажные здания. Рост в высоту — это путь к необходимой северному городу компактности. Высотные дома предположительно будут стоять на площади Металлургов и на углу Красноярской; девятиэтажные — на новых улицах, которые носят имена Нансена, предсказывавшего большое будущее норильским углям, и Бегичева, исследователя Севера, соратника Урванцева по экспедициям...
Многоэтажный, компактный, единый город сам себя защитит, уже защищает от северной природы.
О долгих, непрекращающихся поисках градостроителей, поисках средств защиты от ветра и снега мне рассказал лауреат Ленинской премии, главный архитектор «Норильскпроекта» Витольд Станиславович Непокойчицкий.
Норильск подобен флагману, ведущему караван судов в море вечной мерзлоты. И роль его тем более велика, что «море» это занимает огромные пространства, что в недрах вечной мерзлоты скрыты, как установили геологи, несметные запасы угля, железной руды, меди, никеля, золота, алмазов, нефти, газа...
В 1966 году одиннадцать норильских инженеров-строителей, среди которых были и М. В. Ким, и В. С. Непокойчицкий, были удостоены Ленинской премии за разработку метода свайного фундирования, за строительство комбината и города в условиях вечной мерзлоты. Инженеры из Игарки, Воркуты, Якутска, Алдана — частые гости Норильска, хотя точное копирование методов строительства невозможно: в каждом из этих городов свои грунты, своя вечная мерзлота, где «вялая», где сильно оттаивающая — «талик», как говорят строители, и т. п. В Норильске создана комплексная лаборатория (такие же есть и в Якутске, и в Мирном) Красноярского научно-исследовательского института, который занят разработкой проблем строительства в условиях сурового климата и вечной мерзлоты.
Сегодня по методу норильчан тысячи железобетонных свай вбиваются в вечную мерзлоту. Тысячи... Каждый год... Это значит — сотни новых домов начинают жизнь под холодным небом Севера. Норильск не только теоретически доказал возможность их существования. Норильчане, еще три десятка лет назад смотревшие как на чудо на первый, созданный ими кирпич, дают сегодня новостройкам и кирпичные блоки, и сантехкабины, и стеновые детали...
Растет пятиэтажный кирпичный Талнах. Дорога, что стелется через распадки, бежит мимо чахлых лиственниц и белых стволов берез, сбросивших даже сучья, беззащитных перед ветром, связывает Талнах с Норильском. Талнахское месторождение руд настолько перспективное — колоссальная сырьевая база Норильского комбината! — что архитекторы уже вплотную работают над проектами Талнаха и совсем нового поселка с общим населением в пятьдесят тысяч человек. А ведь история Талнаха исчисляется несколькими годами.
Идет работа и над проектом Дудинки: порт, морские и речные ворота норильской земли, должен иметь современный облик. Растет Снежногорск на реке Хантайке, поселок гидростроителей Хантайской ГЭС. Растет Мирный в Якутии...
Норильчане любят улетать на «материк» и возвращаться. Возвращаться за Полярный круг, который (пусть простят географы это утверждение) переместился сегодня севернее Норильска.
Л. Чешкова, наш спец. корр.
Можно ли заблудиться в пустыне?
Пустыня Кызылкум изменилась с тех пор, как я впервые увидел ее. Здесь по-прежнему можно заблудиться. Но уже не от бездорожья, а от обилия дорог.
Вот и на этот раз по пути на раскопки мы заблудились. Дважды возвращались к колодцу, чтобы узнать дорогу на стоянку Учащи. Оба раза из юрт выходило все их население: ребятишки, старик с транзистором, женщины в малиновых платьях. Все наперебой объясняли, как проехать. И опять не тот поворот. Слишком много автомобильных следов.
Пришлось ночевать в пустыне. Вдали со всех сторон движущиеся огоньки фар. Впереди неподвижное красное зарево. Подъезжаем. Горит сухой колючий куст. Перед ним молодой чабан с ружьем. Рядом дремлют овцы. Чабан давно не видел людей. Он говорит не переставая. О дороге. О своем стаде. О том, какая трудная была зима. Мы плохо понимаем его взволнованное бормотание, похожее на молитву. Но чабана это не смущает. Он спешит выговориться.
А у нас странное чувство: ведь и нас ждет это уединение, это безлюдье в мире, иссеченном дорогами, где ночью видны движущиеся желтые и неподвижные красные огни.
На рассвете вернулись к знакомому колодцу.
— Две ваши машины уже проехали вчера, — уважительно сообщили чабаны. — Езжайте по их следам!
То-то было смеху, когда все, даже малыш на руках у матери, узнали наши лица!
Попробуем разобраться в путанице следов, пересекающих пустыню.
Хорошо наезженные дороги ведут к колодцам. Возле них можно встретить поселки и небольшие оазисы. Особенно у скважин, которые пробурили недавно. По всем правилам науки. Вот скважина с горячей минеральной водой. Прекрасная вода. Мы пили ее. А потом в бетонной поилке для скота приняли укрепляющую ванну. Пришло время поливки. По бетонным лоткам двинулась в поселок горячая целебная вода, что-то вроде нарзана. Здесь ее пьют и молоденькие тополя, и арбузы, и люди, и верблюды.
Не менее укатанные дороги ведут в никуда: на пустую кошару, на бывшую буровую, на такыр, где стояли палатки изыскателей.
Особенно много одиночных следов: проехали однажды, а вернулись уже другим путем.
Что значит, например, вот этот петляющий рубчатый след?
Может, ученые с биостанции Шурук проверяли, как взошли саксаул и верблюжья колючка в многокилометровых контрольных бороздах, прорытых с севера на юг. Земля здесь трудная, и ученые довольны, что сумели приучить к ней хотя бы самые неприхотливые растения. Больше корма скоту, меньше воли пескам. Я был на биостанции. Чудесный сад. Перед каждым растением табличка с его латинским именем. Верблюжью колючку растят для дела, розы — для души.
А может, сотрудники станции защиты растений подсчитывали, сколько личинок и зрелых особей саранчи приходится на такую-то площадь и не предвидится ли «биологический взрыв», когда насекомые, похожие на мотоциклистов в защитной униформе, начнут бурно размножаться и станут тупой ненасытной ордой...
В пустыне всегда есть ростки зла. О них помнят.
А может, проехали еще одни дозорные науки — паразитологи. Как-то паразитолог путешествовал вместе с нашей экспедицией. Старый китель военного врача вводил нас в смущение: слишком много времени проводил он на стенах и башнях крепостей, словно изучал древнюю фортификацию, ведь как-никак бывший военный. Прощальный вечер. Радуемся своим находкам, своим крепостям. Встает паразитолог и сообщает, что именно крепости принесли ему самую большую профессиональную радость. Оказывается, клещи особенно любят развалины.
Часто одиночные следы приводят к шурфам, оставленным геологами или геофизиками. Заглянули в землю, прочитали слои, простукали недра и двинулись дальше.
Копыта ишака и две пары кед. Может быть, именно эти скромные следы несут в пустыню важные перемены.
Однажды на крепость, где мы вели раскопки, явились двое молодых людей в ковбойках, джинсах и кедах. За ними шел белый ослик, нагруженный полиэтиленовыми мешками с водой. То ли туристы, то ли художники, то ли сумасшедшие нумизматы, которых страсть к старинным монетам привела в пустыню, где эти монеты валяются прямо на земле.
Молодые люди не спешили рассказывать о себе. Один воткнул в землю железный кол, другой привязал ишака. Странники расспросили нас про нашу работу и принялись хвалить своего длинноухого спутника.
— Умнейшее животное! Обратите внимание, как он ест.