Однажды Столбышев, прозаседав подряд четыре ночи, на пятую закрыл заседание в два часа утра, разбудил членов бюро райкома и предложил идти спать по домам.
Ночь была тихая. Луна то выплывала из-за облаков, освещая спящие Орешники фосфорическим голубоватым светом, то опять закутывалась облаками и наступала темнота, хоть глаз выколи.
— Мда, погодка удобная для шпионажа, — разговаривал сам с собой Столбышев, осторожно, с оглядкой, двигаясь по улице. Пистолет он держал в кармане со снятым предохранителем.
До избы Раисы он дошел без приключений.
— Рая! Это — я, секретарь райкома, — постучал он в окно.
Ответа не последовало. Столбышев постучал громче:
— Проснись, того этого, на данном этапе!
И показалось Столбышеву, что в избе произошло какое-то движение.
— Мда, проснулась, — решил он и уселся на крылечке ожидать, пока откроется дверь и его верная Раиса прижмется к нему разогретым сном телом.
— …Темная ночь, только пули свистят по степи… — тихонько запел он, оглядываясь по сторонам.
Луна вышла из-за облаков, задумчиво посмотрела на партийного лирика и снова спряталась.
— Раиса, того этого, не спи, как на лекции по истории партии, — пошутил Столбышев и пошел стучать в заднее окно.
Но как только он вышел за угол дома, сердце его екнуло и стремглав переместилось в пятки: какая-то белая фигура кралась через огород.
— Стой! — шопотом прокричал Столбышев и, бросившись за дом, залег в бурьяне, клацая зубами.
«А вдруг шпион заметил, где я?» — тревожной молнией пронеслась мысль в голове Столбышева. Он стал на четвереньки и, хрюкая от страха и натуги, полез в росшие неподалеку кусты. Там ему казалось безопасней. Но едва он достиг кустов, как чуть не стукнулся лбом с бледным, как сметана, лицом.
— Диверсант!!! — дико закричал Столбышев и, подхлестнутый собственным голосом, бросился бежать, выкрикивая: — Стой! Стой! А то стрелять буду!
И выстрелил. Как и куда он целился — неизвестно. Но выпущенная Столбышевым в диверсанта пуля попала Столбышеву в ногу. Не сильно, слегка поцарапала кожу и распорола голенище сапога.
— Умираю, но не сдаюсь, — прохрипел секретарь райкома, падая на землю.
Лейтенант Взятников первым прибыл на место происшествия, одетый по форме, но без шапки. Он оказал раненому медицинскую помощь. Потом прибежала взволнованная Раиса. Она, с горестью несостоявшейся вдовы, прижалась к груди лежавшего на земле Столбышева, левой рукой обняла его за шею, а правой, за своей спиной, передала Взятникову шапку.
— Надо объявить тревогу и начать поиски диверсанта, — отчеканил Взятников, напяливая шапку.
— Он в меня стрелял! Надо, того этого, арестовать Маланина! — стонал Столбышев.
Поиски диверсанта продолжались безрезультатно всю ночь и весь день. Тем временем арестованный Маланин уже признался в своей связи с диверсантом.
— Где у тебя с ним явки? — грозно вопрошал, ведя следствие, Взятников.
— Нет у меня с ним явок! — еле шевелил Маланин распухшими губами.
— Колись! — Взятников огрел его ножкой от стула по левому боку.
— Нет явок!
— Колись! — избитая ножка от стула опять просвистела в воздухе.
— Нет явок! — упрямствовал Маланин, корчась от боли.
— Колись, шпионюга! Эх!..
— Ой! Не имеете права бить! Конституция…
— Конституция для честных граждан, а ты — враг народа! Колись! Эх!
После пятого сломанного ребра Маланин признался, что явки у него с шпионами есть.
— Наверное, у Егорова? — спросил Взятников.
— Нет, не у Егорова.
— Эх!..
— Да, у Егорова…
Взятников взял из папки уже заготовленный ордер на арест Егорова.
— Чубчиков! Тащи его сюда!
Дело начало разрастаться. Столбышев, несмотря на ранение, сидел в своем кабинете и, кривясь от боли, составлял список. «Семчук, — старательно выводил он, — несомненно в связи с Егоровым и принадлежит к их шпионской организации. Основание для подозрений: при упоминании имен вождей контрреволюционно улыбается, аплодирует в полруки и повинен в срыве воробьепоставок. Тырин… — вписывал он следующую жертву, — давнишний приятель Маланина и активный член шпионской организации. Основания для подозрений: служил в оккупационных войсках в Германии и видел живого американца. По замашкам — злостный воробьевредитель».
Столбышев окончил писать и, тыкая пером в список, пересчитал фамилии:
— Двенадцать! Гм, того этого, для начала хватит. Каждый из них еще признается, кто его сообщники. Таблица умножения, так сказать…
Потом Столбышев позвонил в райотдел МВД:
— Взятников? Как дела?.. Гм! Того этого. Ты бей Егорова чем-нибудь потверже, у него здоровье слабее… Диверсанта, говоришь, не поймали? Надо мобилизовать на это школьников. Партактив уже весь брошен, так сказать, на поиски. Хорошо! Да! Кто?. Конечно, арестуй!.. Ну, покедова.
Столбышев повесил трубку и нарисовал в списке крестик около имени жены Маланина.
Многие специалисты по русскому вопросу утверждают, что между царским и советским правительством существует лишь незначительная разница, и с этим нельзя не согласиться. Например, в старом царском указе от 8 февраля 1822 года писалось: «На мужа извинительно жене и не доносить». Правило это сохранено и при советской власти с незначительным изменением: из него выброшено «не». Именно из-за этого незначительного изменения жена Маланина стояла перед столом Взятникова.
— Ты почему не доложила, что муж твой шпион?!
— Не шпион он!
— Поговори у меня, проститутка! Вот возьму, арестую твоих щенков!
— Не трогайте детей! Пожалуйста, не трогайте!
— Тогда признавайся, что муж твой шпион!
— Хорошо, признаюсь. Только детей не трогайте! — Маланина залилась слезами.
— Да не реви! — примирительно пробурчал Взятников, записывая показания в протокол. — Не реви! Больше десяти лет за укрывательство тебе не дадут. Поедешь на север, там климат хороший. А за детей не беспокойся. Мы их в детдом отошлем. Там и воспитание отличное, и кормят ничего. Я сам из детдома. Смотришь, через десяток лет и твой сын будет работать в МВД. Еще чего доброго тебя будет допрашивать. Хе-хе! Бывает такое…
Шпиона поймали только вечером. Поймала его Сонька Сучкина. Ее пост был на краю деревни, и уже в сумерках она увидела неизвестного человека в кожаном пальто. Он шел в деревню совершенно открыто и не прячась. Сонька-рябая выломала из забора большой кол, подкралась к нему сзади и изо всех сил тяпнула его по голове. Шпион упал, как срубленное дерево. Когда его отлили водой, то на вопрос Взятникова, как его фамилия, он ответил:
— Не знаю.
— Ага, старый шпионский приемчик. Дурачком прикидываешься? По чьему заданию работаешь?
— Не знаю!
— Эх! — Взятников с чувством огрел человека в кожаном пальто в ухо.
В это же время к зданию райкома подъехал запыленный «ЗИМ». Из него вышел человек тоже в кожаном пальто и направился в райком. Через несколько минут он выбежал обратно, а за ним бежал Столбышев и воздевал руки к небу. Он был настолько взволнован, что не сел в машину и, забыв о раненой ноге, как скороход, побежал перед машиной, показывая дорогу Когда машина остановилась около районного МВД, Столбышев, как чорт вокруг грешной души, завертелся около незнакомца.
— Ну, видать, большой начальник! — заметил Мирон Сечкин, находившийся тут же в толпе любопытных — Сейчас они, наверное, расстреляют шпионов, а потом будет над ними суд.
— Ай-ай-ай, — заохал дед Евсигней, — как же так сразу расстреливать?
— Оно всегда так бывает! Взятникову орден обеспечен, — добавил Сечкин и с авторитетным видом пыхнул цигаркой.
Но советская система — плохое поле для любых, даже самых искушенных и опытных предсказателей. Через полчаса из районного МВД под конвоем вывели лейтенанта Взятникова, уже с оборванными погонами, без пояса и шапки. Сзади Взятникова шел с наганом в руке милиционер Чубчиков, притом с настолько бесстрастной и будничной миной, словно он чуть ли не каждый день своей жизни водил своих же арестованных начальников. Чубчиков закричал:
— Разойдись!
И когда толпа образовала проход, он ударом коленки подбодрил Взятникова и, проходя мимо Сечкина, подмигнул ему. Вслед за Чубчиковым из МВД выбежал Столбышев и прокричал:
— Веди просто в тюрьму! У, бериевское отродье!!!
Столбышев кричал очень громко и, видно, совсем не для Чубчикова, потому что, обругав еще раз Взятникова «бандитом», «кровопийцей», он все время посматривал на двери МВД. А когда оттуда под руки вывели «шпиона», Столбышев со всех ног бросился к нему и, присев на четвереньки, предложил:
— Садите товарища полковника ко мне на спину. Он ведь, голубчик наш, еле ногами двигает…
ГЛАВА XIV. Орешники приобретают мировую известность