Читать интересную книгу Безжалостный обольститель - Джулия Лэндон

– Все хорошо. – Он прошептал это так тихо, что она решила, будто ей это показалось, но она тут же ощутила мягкое пожатие его пальцев.

Клодия стояла рядом с ним, бормоча бессмысленные ответы викарию, беспомощно уставившись на икону Девы Марии. Все ее тело охватила дрожь – в огромном соборе было очень холодно, единственным источником тепла была его рука, крепко сжимавшая ее пальцы. Как странно, думала она, когда он надел ей на палец простое золотое кольцо, что всего одна рука поддерживает ее, словно спасательный круг, в столь необычный момент жизни. Рука человека, который погубил ее жизнь, и не единожды, а уже дважды.

– Я объявляю вас мужем и женой.

Она не слышала больше ничего, только почувствовала его руку на своей щеке, прикосновение его губ к своим губам, его легкий вздох. И когда он поднял голову, Клодия увидела, как в его глазах промелькнуло какое-то новое чувство, глубокое, слишком глубокое – на мгновение он показался почти беззащитным. Он бережно накрыл ладонью ее руку и повел Клодию по дорожке под звуки струнного квартета.

О Боже!

Дело сделано.

Но это всего лишь начало.

Глава 12

Вся тяжесть происшедшего начала наконец доходить до Клодии только во время приема гостей после венчания. И дело было не только в золотом кольце, которое казалось чужим и неестественным на ее пальце. И не в гостях, которые учтиво подтверждали ее новый статус, называя «леди Кеттеринг».

Дело было в нем.

Джулиан не сказал ей ни слова за исключением того, что Софи погостит две недели у Энн. Он упомянул об этом, когда они ехали в карете в дом ее отца на Беркли-стрит, и терпеливо ждал ответа. Но Клодия все еще не в силах была произнести что-либо внятное, и он в конце концов отвернулся к окну.

После этого он не сказал ей и двух слов, но дело было даже не в этом. На нее давило само его присутствие. Джулиан легко и непринужденно беседовал с поздравлявшими его гостями, держась так, словно это было событие, о котором он мечтал. Очаровательный, остроумный собеседник. Его присутствие заполнило все пространство вокруг нее. С каждым прошедшим часом последствия собственной глупости давили на нее все сильнее и сильнее. Она теперь принадлежала ему.

И еще он прикасался к ней. С того момента, как священник провозгласил их мужем и женой, он все время касался ее – ее руки, локтя, талии. Для Клодии это было совершенно непривычно – отец никогда не отличался склонностью к демонстрации ласки, и те крохи, которые она получала, всегда были ее инициативой. Но ощущение его пальцев, его руки, лежащей на ее талии, было слишком... убаюкивающим. Это испугало ее. Если она позволит ему вовлечь себя в ложное чувство безопасности, он в конце концов причинит ей боль. Она была в этом уверена. Он рано или поздно устанет от нее и начнет искать удовлетворение в других местах, что он всегда и делал.

И потом, его слова. «За здоровье и счастье моей молодой жены, – сказал он. – Я клянусь до конца своих дней уважать и почитать ее». Какая-то женщина вздохнула, Артур Кристиан зааплодировал поэтическому дару друга, а Джулиан улыбнулся, глядя ей в глаза. Клодии пришлось напомнить себе, что это всего лишь слова, сказанные ради гостей. И тем не менее душа у нее затрепетала.

А теперь они остались одни.

Одни и порознь в огромном доме Кеттерингов на Сент-Джеймс-сквер. Когда они приехали, старый Тинли проводил ее в отведенные ей покои, и там она и сидела, уставившись в окно на серый день, промокший от дождя сад и дым, поднимавшийся из труб.

Джулиан, нервно расхаживавший перед камином в парадных апартаментах, остановился и раздраженно взглянул на часы. Восемь. Прошло четыре часа с тех пор, как Клодия поднялась наверх за Тинли, не сказав ни слова. Предполагалось, что она переоденется и присоединится к нему. Он, правда, ничего не сказал ей, сочтя, что это само собой разумеется. Нравится это ей или нет, но это день их свадьбы. Она что, собирается дуться в своих покоях до конца жизни?

Он повернулся, подошел к небольшому столику на колесиках и налил себе виски из графина. Женские капризы ему были не в новинку. Имея четырех сестер, любая из которых могла надуться в любой момент и запереться в своей комнате, он привык пережидать подобные моменты. Но только не на этот раз – он был слишком нетерпелив, выбит из привычной колеи стремительным ходом событий.

Им следовало подольше побыть в доме Редборна, мрачно подумал он, потягивая виски. Но он торопился увезти ее подальше от любопытных глаз, пристально следивших, не появится ли слезинка или еще какой-нибудь признак того, что скандал еще не закончен. И ему стало по-настоящему жаль Клодию, она превратилась в комок нервов, вздрагивала при каждом прикосновении и сжималась от поздравлений гостей Редборна.

Редборн, этот идиот! Для него положение при короле оказалось гораздо важнее дочери! Ради соблюдения приличий он пригласил пятьдесят человек гостей вместо того, чтобы провести скромную церемонию в узком семейном кругу. А прием, который он устроил после венчания, мог бы соперничать с любой пышной свадьбой! И ни разу Джулиан не услышал, чтобы Редборн сказал дочери доброе слово или проявил хотя бы видимость сочувствия. Нет, он был слишком озабочен тем, чтобы свадьба произвела впечатление события давно планировавшегося и желанного и чтобы ни одна сплетня не дошла до ушей короля.

Что ж, Джулиан исполнил свою роль хорошо, но ничто в жизни не давалось ему с таким огромным трудом.

Было как-то тревожно произносить слова, связывавшие его на всю жизнь с женщиной, которая терпеть его не может. Но это довольно неприятное чувство было ничто по сравнению с тем, которое охватило его, когда он увидел Клодию рядом с отцом, одетую в серебристое платье. Точно так же она появилась и два года назад.

Ее вид поразил его в самое сердце, страстное желание обладать ею вспыхнуло с новой силой. Джулиан с огромным трудом заставил себя не пялиться на нее, когда она словно плыла навстречу и ее серо-голубые глаза были устремлены на него. Когда Редборн передал ему свою дочь на веки вечные, Джулиан увидел растерянность в глазах Клодии, и сердце его сжалось от боли и сочувствия к ней.

«Оно и сейчас болит», – подумал он, допивая остатки виски. Но это была уже иная боль, распространившаяся, словно злокачественная опухоль, и снедавшая его. Он жаждал увидеть снова прежнюю Клодию – яркую звезду среди миллионов звезд. Женщину, которая могла поразить сердце мужчины одной улыбкой, ту женщину, которая пленила его во Франции. Но та Клодия исчезла, возможно, безвозвратно, раздавленная этим браком. Джулиану казалось, что ему никогда не найти аргументов, которые могли бы убедить его молодую жену в ценности их союза.

Но ради нее он обязан использовать все возможности, чтобы достойно разрешить сложившуюся ситуацию, – это самое меньшее, что он может сделать для нее за то, что погубил ее жизнь. Он должен забыть о причинах ее презрения к нему, отбросить мысли о Филиппе как можно дальше. Должен показать ей, что они могут жить в мире друг с другом.

Начав с тихого ужина в этот – будь он проклят! – день их свадьбы.

Велев подать вина и легкие закуски, Джулиан постучал в ее дверь часом позже. Ответа не последовало, и Джулиан вошел в комнату. Ее освещал лишь огонь, пылавший в камине. Языки пламени отбрасывали огромные причудливые тени на стены. На столике у камина стояло несколько накрытых крышками блюд, бутылка вина и два бокала. Клодия, сцепив руки за спиной, прислонилась к стене. Она не переоделась, стразы, вшитые в складки ее платья, мерцали словно крошечные звездочки.

Она была так прекрасна.

Он закрыл за собой дверь и, сунув руки в карманы, посмотрел на нее столь же настороженно, как и она смотрела на него.

– Это платье восхитительно. Я помню, когда ты впервые надела его.

Выражение лица Клодии не изменилось.

– Да, я не успела заказать новое.

– И хорошо, что не успела. Ты тогда выглядела так же прекрасно, как и сегодня, – сказал он, глядя, как поднимается ее грудь с каждым вздохом. – Кажется, это был бал Уилмингтона.

– Да, – едва слышно произнесла она, – бал Уилмингтона. Папа очень встревожился в тот вечер, потому что я танцевала с одним джентльменом три раза. Его едва не хватил удар.

Редборн был не одинок. Филипп монополизировал ее на весь вечер, вызвав у Джулиана несвойственную ему зависть.

– Это было давно, – сказал он и кивнул в сторону стола: – Я подумал, что ты могла проголодаться. Не поужинать ли нам?

Клодия взглянула на расставленные на столе блюда.

– О, – произнесла она и, оттолкнувшись от стены, медленно подошла к стулу и села на краешек. – Я... я не знаю, что ты любишь, – пробормотала она, поднимая крышки.

– Не имеет значения, – ответил Джулиан и занял место за столом. Потянувшись к бутылке, он наполнил сначала ее бокал, потом свой. Клодия не смотрела на него, взяв с блюда ростбиф и немного вареного картофеля и застенчиво взглянув на Джулиана из-под ресниц, она передала ему тарелку. Затем положила на свою тарелку пару картофелин и поставила ее на стол.