Сью увидела мам, которые вели за руку детей, и лицо ее омрачилось.
Она почувствовала нечто похожее на горечь и обиду — те, другие, могли позволить себе такое простое удовольствие, как отвести детей в школу. Ей же подобного уже не испытать. Что же это такое — горе, зависть, ревность? Для нее все слилось воедино...
— А вон Тревор Уорд, — объявил Крейг, показывая пальцем на длинного, тощего мальчика в очках, переходившего дорогу. — Он ковыряет в носу, а из носа — прямо в рот.
— Неужели? — спросила Сью.
— Его мамочка с папочкой не могут даже на машину заработать, — ехидно заметил Крейг.
— Знаешь, Крейг, не все такие счастливчики, как твои мама с папой, — с легким упреком в голосе отозвалась Сью. «Некоторым людям не везет настолько, что у них и детей-то нет», — чуть не добавила она, мысленно ругая себя за чрезмерную жалость к собственной персоне.
Но, оказавшись в окружении детей, она не могла не испытывать горечи, не могла не вспоминать о Лизе. И Сью вдруг почувствовала себя смертельно усталой.
Она остановила машину у школы и перегнулась через Крейга, открывая дверцу с его стороны.
— Пока, — улыбнулась Сью. — А разве ты не поцелуешь меня на прощанье?
Он взглянул на нее с таким видом, словно собирался это сделать и лишь совершенно случайно забыл. Она подставила щеку.
Крейг взял Сью за подбородок, повернул к себе ее лицо и, стоя на сиденье на коленях, прижался ртом к ее губам. Поцелуй этот, казалось, длился вечность.
Наконец, оторвавшись от ее губ, он выскочил из машины.
Сью ошалело смотрела на племянника, перебегавшего школьный двор. Выходка Крейга ее шокировала; она все еще ощущала на губах его поцелуй.
Она поднесла руку ко рту и провела пальцами по губам.
И тут она заметила, что ее руки дрожат.
Глава 31
Хэкет не сводил взгляда с надгробного камня из черного мрамора. В руках он держал букетик фиалок. В глазах его стояли слезы.
Светило солнце, но было холодно; легкий бриз как-то незаметно перерос в холодный, пронизывающий ветер. Цветы на могилке пожухли; ветер разметал их опавшие лепестки, похожие на конфетти.
Хэкет еще немного постоял, глядя на могилу дочери, потом присел и принялся вынимать из вазы засохшие цветы.
Солнечная погода и выходной день побудили многих прийти на кладбище. Бросив взгляд по сторонам, Хэкет отметил, что остальные заняты приблизительно тем же, чем и он. Заменяют цветы, выпалывают сорняки...
Пожилая женщина протирала белую плиту. Неподалеку от нее, пристально глядя на могилу, стоял мужчина лет сорока. Кого потерял этот человек? Отца или мать? А может, как и он, сына или дочь?
Хэкет поставил в вазу свежие цветы. Он думал о Лизе. И о Сью.
Думал об утреннем телефонном звонке.
В этот день, в десять утра, звонил сержант Спенсер, сообщивший, что за отсутствием улик Питер Уолтон отпущен на свободу.
Хэкет даже не дал ему договорить, с яростью бросил трубку.
Отпущен на свободу!..
Ублюдка отпустили, как и предполагал Спенсер.
И что теперь?
Отправиться на поиски Уолтона? Выследить его? Спенсер сказал, что у того нет адреса, так с чего же начать? Он не сомневался, что убьет Уолтона. Но для этого его надо выследить. А Хэкет — не детектив. Как, с чего начать? Он устало вздохнул. В фильмах все так просто... Карающий ангел всегда Знает, где искать свою жертву. В кино все предрешено. А вот реальная жизнь куда сложнее.
Хэкет нисколько не сомневался, что способен убить Уолтона.
Не сомневался?
Он мечтал об этом, грезил о наиболее изощренных способах умерщвления убийцы. Но не убьет ли Уолтон его самого? И кроме того, Спенсер говорил, что замешан еще один человек. Где он?
Что из этого следует? Что? Как? Когда?..
Хэкет повернулся и бросил засохшие цветы в ближайшую урну. Затем снова повернулся к могиле. Схватился рукой за лоб — опять та же головная боль, подступающая медленно, но неуклонно. Который уж день его терзала эта боль, вгрызавшаяся в мозг, доводившая до исступления.
Он по-прежнему думал о Лизе. Думал о Сью.
Никогда в жизни Хэкет не чувствовал себя таким одиноким. Наконец он повернулся и побрел к машине.
Глава 32
Ее разбудил плач.
Услышав крики ребенка, Мишель Льюис приподняла голову и протерла глаза. Лежавший радом с ней Стюарт Льюис со стоном выбрался из постели.
— Прелести отцовства, — язвительно улыбнувшись, заметил он.
Мишель, также поднявшаяся с постели, направилась к детской кроватке.
Дэниел Льюис пронзительно вопил, его личико сморщилось и покраснело от напряжения.
— Похож на тряпку для мытья посуды, — зевнув, пробормотал Стюарт, гладя на жену, бережно приподнимавшую визжащий сверток.
— Шести недель от роду ты выглядел не лучше, — возразила она, укачивая ребенка.
— Да, разумеется, — кивнул он, наблюдая, как жена расстегивает ночную рубашку и подносит младенца к набухшей груди.
Дэниел был крупным ребенком. Когда он родился, то весил не меньше девяти фунтов. Но Мишель повезло. Роды оказались легкими. По словам Стюарта, у нее были «детородные бедра» — таким образом он намекал, что ей не мешает сбросить вес. Мишель уже начала делать упражнения, дабы избавиться от избыточных фунтов, которые набрала во время беременности; она не сомневалась, что вскоре обретет прежнюю фигуру. В конце концов, ей только недавно исполнилось двадцать...
— Пойду заварю чай, — сообщил Стюарт, проводя рукой по волосам. — Тебе принести что-нибудь?
Мишель не ответила — она вскрикнула от боли: Дэниел слишком рьяно вцепился в грудь. Отняв ребенка от груди, она увидела, что сосок стал ярко-красным. Младенец секунду повопил, но тотчас утихомирился, когда мать прижала его к другой груди, в которую он вцепился с не меньшим энтузиазмом. Его глаза бешено вращались, он с жадностью высасывал из матери молоко.
— Жаль, что ты не можешь меня заменить, — улыбнулась Мишель.
Стюарт почесал грудь. Потом сказал, пожав плечами:
— Извини, дорогая, у меня здесь пусто.
Оба захихикали.
— Мне кажется, у него есть зубы, — неожиданно сказала Мишель, почувствовав острую боль.
— По-моему, он для этого слишком мал, — возразил Стюарт.
Ему уже расхотелось ставить чай. Присев на кровать рядом с женой, он наблюдал, как она управляется с ребенком. Посидев минуту-другую, он поднялся и направился в туалет.
Мишель, прижимавшая ребенка к груди, чувствовала, как нарастает боль.
Ребенок, вцепившийся обеими ручонками в молочную железу, присосался к ней, точно пиявка. Мишель была уверена: у младенца есть зубы. Теперь она уже в этом не сомневалась. Дэниел энергично двигал челюстями, жадно глотая молоко. Мишель нахмурилась: боль становилась нестерпимой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});