Читать интересную книгу Екатерингоф. От императорской резиденции до рабочей окраины - Владимир Ходанович

В общем, смысл понятен.

20 декабря 1826 г. Комитет составил многостраничную ведомость – список лиц и учреждений, которых надлежит «немедленно удовлетворить». Фамилии Палашковский в списке… не было. С. Суханову «за материал и работу для фундамента гранитнаго столба» деньги были выданы весной того года.

Заплатили ли Палашковскому в дальнейшем – не установлено.

По службе Иван Андреевич не был гоголевскими Акакием Акакиевичем – такому «можно и не заплатить». Впервые И.А. Палашковский появляется в «Адресе-календаре» на 1821 г. – журналист (без кавычек) по одному (из пяти) отделений Инспекторского департамента Главного штаба Военного министерства. На 1825 г. – уже столоначальник отделения того же департамента Военного министерства.

Казалось бы, здесь можно приготовиться поставить точку. Но…

Есть одна запись в отчетных документах Комитета об устроении Екатерингофа: начислено «следственному приставу Пипину для удовлетворения крестьян, объявивших претенцию на купца Суханова» 178 руб. 84 1/2 коп. Даже знакомый в самой незначительной степени с правовыми и социальными реалиями того времени потеряется в догадках, что мог «сотворить» купец Суханов, если крестьяне выставили против него иски, которые удовлетворили из денежных средств «Комитета об устроении Екатерингофа», а в разбирательство между сторонами привлекался следственный пристав.

Ответ – в более ранней, доекатерингофской «купеческой» биографии С.К. Суханова: его личное «знакомство» со следственными приставами было уже не первым.

Третьего мая 1821 г. в первом прибавлении к «Санктпетербургским ведомостям» объявлялось, что Комиссия для окончательной перестройки Исаакиевского собора вызывает желающих «принять на себя сломку» полуциркульных выступов и купола Исаакиевской церкви. Два первых торга пройдут «в Комиссии» (находящейся при Кабинете Е. И. В., «что у Аничкина моста»), заключительный, третий торг состоится 10 мая у члена вышеназванной Комиссии, военного генерал-губернатора М.А. Милорадовича у него на дому[181].

В ту весну Милорадович проживал в доме надворного советника Э. Колержи на Невском проспекте.

На заключительных торгах «красную» цену – 90 тыс. руб. – объявил крестьянин, каменщик Иван Кореляков «с товарищами». Ими были: «путиловский промышленник» Тимофей Афонин и купец Самсон Суханов. Победив, каменщик Кореляков сбавил цену до 80 тыс. руб. (причина не называлась, видимо, по примеру коммерции советника И.Ф. Жербина).

На следующий день или днями позднее гоф-маклер и коммерции советник И. Кремер по приказанию члена «Комиссии для окончательной перестройки…» сенатора А.А. Столыпина привел победителей в торгах «в квартиру Его Превосходительства». По итогам «домашней беседы» у Столыпина стоимость «сломки» снизилась до 75 тыс. руб.

Документально подтверждается, что летом 1823 г. тайный советник А.А. Столыпин часто гостил в Екатерингофе (у кого и что он там делал – в главе «Дачники»).

Как раз в те самые дни торгов, а именно 5 мая, комиссар Комиссии Борушникевич направил в Комиссию рапорт[182]. Из него следовало, что в апреле 1821 г. подрядчик Суханов доставил к строительной площадке 30 гранитных монолитов. Однако «по сличении цвета и слоя с Гранитом Казенной Ломки, подозрительно, ибо означенный камень увезен Сухановым из оной, и к строением продан за собственный». Но это еще не все. «Не благоугодно [ли] будет Комиссии», задавался вопрос, «строго исследовать» (и сравнить), сколько раз на Казенной ломке нагружены были суда гранитом, который оставался «в большом количестве» от расчисток двух ломок? Сколько из нагруженного гранита доставлено «к строению»? И сколько в настоящий момент находится у собора гранита, и почему «так мало доставлено к строению онаго»?

Подполковник Петр Ефимович Борушникевич. Службу начал подпрапорщиком Мушкетерского (позднее – Гренадерского) графа Аракчеева полка. Участник Отечественной войны 1812 г., кавалер трех орденов. Из дворян, тридцати четырех лет, холост. В январе 1817 г. переведен в Императорский сухопутный кадетский корпус. Двадцать второго марта 1818 г. по полученному в августовском 1812 г. сражении тяжелому ранению («ружейною пулею в живот на вылет в спину»)[183] уволен с воинской службы с награждением чином подполковника с мундиром и «пенсионом полнаго жалованья» от военного ведомства в размере 773 руб.[184]

Оказался Борушникевич «при строении» Исаакиевского собора при следующих обстоятельствах.

15 сентября 1819 г. архитектор О. Монферран предложил Комиссии по окончательной перестройке Исаакиевского собора, «чтобы все отдано было в его распоряжение» – от приемки от подрядчиков материалов до установления численности «рабочих людей». «Комиссия на сие согласилась». Единоличная хозяйственная деятельность архитектора настолько оказалась «плодотворной», что уже примерно через два месяца Александр I повелел «Комитету, Высочайше утвержденному в 18-й день Августа 1814 года» (т. е. Александровскому комитету о раненых), докладчиком по делам которого был граф А.А. Аракчеев, назначить одного «исправного офицера» комиссаром при строительстве Исаакиевского собора. Был выбран бывший офицер Гренадерского графа Аракчеева полка П.Е. Борушникевич. Явившись за предписанием о вступлении в должность к председателю Комиссии графу Н.Н. Головину, Борушникевич услышал от него следующее (специально привожу дословно): «Мне нужно иметь при строении свои глаза; главнейшая должность ваша честность и безкорыстие. Нещадите никого. Я сижу на деньгах и окружен ворами со всех сторон. Надеюсь что человек подвергавший жизнь за Царя и Отечество будет служить верно»[185].

Борушникевич был определен в должность 20 ноября 1819 г. и поселился там же, у собора, вместе с рабочими, во временном деревянном доме. Однако вплоть до 27 июля 1820 г. (в тот день император утвердил для Комиссии «правила») Петр Ефимович, как он сам признавался в письме Александру I, в должность вступить не мог, был «праздным»: «упорствовал» Монферран[186].

Открылось «дело». Звучит оно так: «Об учинении следствия по подозрению, выводимому Комиссаром Барушнекевичем на купца Суханова, в продаже якобы казенного гранита за собственный». Вскоре исполняющий должность обер-полицмейстера сообщил М.А. Милорадовичу, что «производство дела» возложено на следственного пристава, титулярного советника С.П. Мылова.

Что представляло собой «следствие», Борушникевич дважды описал в своих рапортах[187]. К нему явился следственный пристав, вместе с Сухановым, и потребовал, чтобы он показал ему «гранитные камни». Петр Ефимович отказался, ибо, во-первых, не знает, кому поручено производить следствие, во-вторых, не может выполнить приказание пристава без предписания на то Комиссии. Тем не менее Борушникевич велел унтер-офицеру показать Мылову «весь казенный гранит и проданный». И вот трое – пристав, унтер-офицер и… подозреваемый Суханов – отправились «на строение». Пристав приказал «отбить» кусок гранита «казеннаго и проданнаго за собственный, и взял оба куска с собою». Видимо, должные «результаты» экспертизы сразу не получились, поэтому Мылов еще раз явился на стройку и снова забрал два куска гранита.

О результатах «экспертизы» при таком «следствии» можно даже не гадать. Разве что титулярный советник Мылов «был» выпускником Горного кадетского корпуса (как, например, правитель Канцелярии генерал-губернатора) или членом Императорского Минералогического общества.

В октябре того же года Борушникевич письменно сообщил Комиссии «о разных злоупотреблениях Суханова» и краже им с казенной ломки пьедестала и двух лещадных плит. Следствие вновь поручили приставу Мылову[188]. Результаты «следствия» не оглашались.

Учтем также три факта 1821 г.

Второго июня скончался председатель Комиссии граф Н.Н. Головин.

Восемнадцатого июля (то есть в разгар «следствия») письмоводитель по счетной и текущим частям Тивдийской и Рускольской мраморных ломок, титулярный советник С.А. Орлов «за усердную и ревностную службу» был пожалован кавалером Св. Владимира IV степени[189]. В число обязанностей этого выпускника Московского университета, начавшего службу почтовым канцеляристом, входили «расчеты с подрядчиками и поставщиками на основании коих платежи производятся». Особо доверительные отношения у Орлова сложились с Сухановым. Основное место работы Орлова – столоначальник 1-го Отделения Кабинета Е. И. В., возглавлял который министр финансов.

И третье. Правителем Канцелярии генерал-губернатора стал бывший экспедитор той же Канцелярии статский советник Н.И. Хмельницкий. Комедиограф, переводчик, действительный член Общества любителей словесности, наук и художеств, он, по словам Вигеля, «должен был очистить, облагородить звание начальника канцелярии. А он вышел величайший грабитель, дерзкий, надменный <…> Через несколько времени сам государь приказал Милорадовичу его прогнать и отставить от службы, с тем, чтобы никуда не определять»[190]. Тем не менее еще при жизни Милорадовича Хмельницкий был определен чиновником по особым поручениям Министерства внутренних дел. В 1838 г., снятый с должности смоленского губернатора, окажется в камере Петропавловской крепости.