Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

Сложившуюся тогда обстановку достаточно точно обри­совал английский посол Д. Бьюкенен: «Керенский же, у ко­торого за последнее время несколько вскружилась голова и которого в насмешку прозвали «маленьким Наполеоном», старался изо всех сил усвоить себе свою новую роль, прини­мая некоторые позы, излюбленные Наполеоном, заставив стоять возле себя в течение всего совещания двух своих адъютантов. Керенский и Корнилов, мне кажется, не очень любят друг друга, но наша главная гарантия заключается в том, что ни один из них по крайней мере в настоящее время не может обойтись без другого. Керенский не может рассчи­тывать на восстановление военной мощи без Корнилова, ко­торый представляет собой единственного человека, способ­ного взять в свои руки армию. В то же время Корнилов не может обойтись без Керенского, который, несмотря на убы­вающую популярность, представляет собой человека, кото­рый с наилучшим успехом может говорить с массами и за­ставить их согласиться с энергичными мерами, которые должны быть проведены в тылу, если армии придется проде­лать четвертую зимнюю компанию».

Однако события пошли по другому сценарию — катастро­фическому для России.

К концу августа напряжение достигло кульминации. Кор­нилов отдает приказ войскам двигаться к Петрограду, чтобы избавить страну от большевистской угрозы. Керенский испу­гался за себя и объявил о том, что Корнилов является госу­дарственным изменником, а потому он требует передать обя­занности Главнокомандующего генералу Лукомскому. В ответ Лукомский пишет: «Остановить начавшееся с вашего одобре­ния дело невозможно... Ради спасения России Вам необходи­мо идти с генералом Корниловым... Смещение генерала Кор­нилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще не пере­живала... Не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова».

В эти трагические дни Керенский сыграл мрачную роль. Во время большевистского мятежа в июле 1917 года он про­явил известную решительность, опираясь при этом на широ­кие круги общественности и Советы, подавив мятеж и объ­явив Ленина государственным изменником, что было юриди­чески и фактически обосновано. В конце августа он сначала заигрывает с Корниловым, а затем изменяет ему и бросается к большевикам.

Что касается «измены», в которой Керенский обвинил Корнилова, то последний сам достаточно убедительно прояс­няет этот вопрос. В своей ответной телеграмме он пишет:

«Телеграмма Министра Председателя за № 4163 во всей своей первой части является сплошной ложью: я не посылал члена Государственной Думы Владимира Львова к Временно­му Правительству, а он приехал ко мне как посланец Мини­стра Председателя. Тому свидетель член Государственной Думы Алексей Аладьин. Таким образом, свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу отечества. Русские люди! Великая Родина наша умирает. Близок час кон­чины. Вынужденный выступить открыто — я, генерал Кор­нилов, заявляю, что Временное Правительство, под давлени­ем большевистского большинства советов, действует в пол­ном согласии с планами германского генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье, убивает армию и потрясает страну внутри.

Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди рус­ское сердце, все кто верит в Бога, — в храмы, молите Госпо­да Бога о явлении величайшего чуда, спасения родимой земли.

Я, генерал Корнилов, — сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохра­нения великой России, и клянусь довести народ — путем по­беды над врагом, до Учредительного Собрания, на котором Он Сам решит свои судьбы и выберет уклад своей Государ­ственной жизни.

Предать же Россию в руки ее исконного врага — герман­ского племени и сделать Русский народ рабами немцев, — я не в силах и предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли.

Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!

Генерал Корнилов. 27 августа 1917 года».

Кстати, созданная после смещения Корнилова Чрезвы­чайная комиссия не нашла в его действиях измены. Развитие событий показало, что генерал Корнилов был прав по суще­ству, хотя и допустил в телеграмме пару фактических неточ­ностей. Большевики тогда не были в большинстве в питер­ских Советах, а Временное правительство конечно же не действовало в согласии с немцами. Видимо, воспаленное вре­мя делает эмоции особенно горячими.

Ленин, как всегда, хитрил, выбирая позицию повыгоднее для себя. Потерпев фиаско в июле, он похотливо жаждал ре­ванша. Понимал, что главная угроза для его планов захвата власти идет от Корнилова, а не от Керенского, правительство которого слабело день ото дня. Поэтому большевики активно включились в борьбу против Корнилова. Но Ленин и тут ох­лаждает пыл своих подельников. Он пишет письмо в цент­ральный комитет РСДРП(б), в котором требует пересмотра тактики борьбы: «По моему убеждению, в беспринципность впадают те, кто (подобно Володарскому) скатывается до обо­рончества или (подобно другим большевикам) до блока с эсе­рами, до поддержки Временного правительства... Поддержи­вать правительство Керенского мы даже теперь не должны. Это беспринципность. Спросят: неужели не биться против Корнилова? Конечно, да! Но это не одно и то же; тут есть грань; ее переходят иные большевики, впадая в «соглаша­тельство», давая увлечь себя потоку событий. Мы будем вое­вать, мы воюем с Корниловым, как и войска Керенского, но мы не поддерживаем Керенского, а разоблачаем его сла­бость... Эта разница довольно тонкая, но архисущественная и забывать ее нельзя».

Да уж куда тоньше.

Последние дни перед контрреволюционным переворотом наполнены трагическим напряжением: большевики рвались к власти, а противники Ленина и его предательской своры никак не могли найти согласия в методах противодействия. Да и в самом ЦК большевистской партии не было единогла­сия относительно способа и времени захвата власти. Ленин рвался в бой, утверждал, что только вооруженное насилие приведет к власти, большинство же в ЦК возлагали свои на­дежды на открывающийся съезд Советов, который и должен решить вопрос о власти еще до созыва Учредительного со­брания. Будучи до предела разъяренным подобной позицией ЦК, Ленин требует разрешить ему приехать в Смольный, но ему дважды отказывают, опасаясь его авантюризма.

Что касается Керенского, то он продолжал свою тактику «уговаривания». До взрыва насилия оставались сутки, прави­тельству надо было решительно действовать, а Керенский продолжал говорить об опасности большевизма, которая и без того была очевидной. Выступая в Мариинском дворце на заседании Предпарламента, он произнес совершенно верные слова: «С этой кафедры я квалифицирую такие действия русской политической партии как предательство и измену Российскому государству... В настоящее время, когда госу­дарство от сознательного и бессознательного предательства погибает и находится на грани гибели, Временное правитель­ство, и я в том числе, предпочитает быть убитым и уничто­женным, но жизнь, честь и независимость государства не предаст...» И дальше: «Я пришел, чтобы призвать вас к бди­тельности для охраны завоеваний свободы многих поколе­ний многими жертвами, кровью и жизнью завоеванных сво­бодным русским народом... В настоящее время элементы русского общества, те группы и партии, которые осмелились поднять руку на свободную волю русского народа, угрожая одновременно с этим раскрыть фронт Германии, подлежат немедленно решительной и окончательной ликвидации... Я требую, чтобы сегодня же Временное правительство получи­ло от вас ответ, может ли оно исполнить свой долг с уверен­ностью в поддержке этого высокого собрания».

Развернулись прения. Керенского критиковали, в част­ности, за нерешительность, бездействие. Например, извест­ный социал-демократ Дан, обращаясь к Керенскому, сказал: «Если вы хотите выбить из-под ног у большевизма ту почву, на которой он вырастает, как гнилой гриб, то надо принять ряд политических мер. Необходимо ясное выступление и правительства, и Совета республики, в котором народ увидел бы, что его законные интересы защищаются именно этим правительством и Советом республики, а не большевика­ми...»

Увы, это был последний день свободной России. Уже к ут­ру власть захватила антинародная группа Ленина.

После поражения Февральской революции страна покати­лась под откос с еще большей скоростью. За этим крахом — вся последующая жизнь страны, ее кровь, нищета, социаль­ные конвульсии, гражданский раскол. Февраль бескровно уб­рал самодержавие, но открыл дорогу для кровавой контрре­волюции. Насилие и страх поползли по великой земле Рос­сии.