вспомнить все, чему учили, и рассуждать здраво.
– Толченый чеснок смешать с древесным углем… Рану очистить от гноя и засыпать полученной смесью. Древесный уголь у меня был. Чеснок, кажется, тоже…
Он знал, это не поможет. Тут ничто не могло помочь, разве что чудо.
– Паутиной можно обложить, – посоветовала Жданка, – наскрести с потолка. Ее здесь полно.
– Еще одна дура, – припечатал Варка, – уши свои паутиной обложи. Суеверие все это.
– Нет… – с усилием выговорил крайн, – не паутина… плесень.
Варка уставился на него, силясь понять, то ли бредит человек, то ли и вправду пора ползать по сырым углам в поисках плесени.
– Над окном… сверху на балке…
Эти слова как будто имели смысл. Жданка белкой взлетела на шаткий стол, пошарила в дебрях паутины над балкой и ликующе вскрикнула. В руках у нее оказался ларчик. Небольшой, примерно с ладонь, тщательно отполированный. Вещь была очень старой, работы хорошего мастера и наверняка безумно дорогая. Ни ручки, ни замочной скважины. Значит, вещица с секретом.
Жданка вложила ларчик в приподнятую горячую руку. Щелчок, и тот раскрылся деревянным цветком. Крышка распалась на девять тонких до прозрачности треугольных пластинок. Под крышкой плотно лежали аккуратные мешочки из ярко блестящего разноцветного шелка.
«Женская штучка, – сразу же определила Ланка, – ни одному мужчине такое бы в голову не пришло».
Варка обхватил своей рукой дрожащую руку крайна и помог ему поставить ларчик на грудь. Длинные худые пальцы любовно поглаживали, перебирали яркие лоскутки, шелк шуршал, тихонько поскрипывал, обметанные черными струпьями губы слабо улыбались.
– Красный… красные кристаллы… наружное… обработать рану. Через пять дней – повторить. Белый, шитый золотом… белый порошок… давать с водой по ползолотника трижды в день, пока не прекратится лихорадка.
– А если не прекратится? – спросил Варка.
– Тогда… придется прибегнуть к паутине… – На измученное лицо, состоявшее, казалось, из одних костей и тонкой, покрытой лихорадочным румянцем кожи, вползла до боли знакомая улыбка объевшегося дракона.
– А при чем тут плесень? – сунулась к крайну любопытная Жданка.
– При том, – туманно объяснил крайн. – Из нее делается.
Получив такие ясные, четкие указания, секунд пять Варка был вполне счастлив. Наконец-то ничего не надо выдумывать, копаясь в дурной голове в поисках знаний, которых там отродясь не было. Вот лекарство, вот способ применения. Выполняй и жди результата…
Потом его накрыл гнев.
– Что ж вы сразу не сказали! – заорал он, начисто позабыв, что на больного орать нельзя. – Я бы все сделал еще три дня назад. А теперь, может, уже поздно! – Тут он осекся, сообразив, что такое говорить умирающим не полагается.
– Я… приходил в себя? – тихо изумился крайн.
– Да.
– Я… говорил что-нибудь?
– Угу, – угрюмо кивнула Фамка, – много чего. Нам хватило.
Ланка опустилась на колени у лежанки, вцепилась в руку раненого, заглянула в глаза:
– Вы бредили. Все это неправда… Вам привиделось, да? Такой страшный сон.
Прозрачные глаза медленно закрылись. Раненый отгородился от них, будто ставни захлопнул. Ланка вскрикнула и зарыдала, уткнувшись лицом в раскрытую ладонь крайна.
Варка беспомощно оглянулся. Тратить на Ланку маковое молочко он не мог. С другой стороны, умирающим женские слезы наверняка не на пользу.
Фамка знала средство попроще. Обхватив Ланку за плечи, она отшвырнула ее от лежанки и одним махом окатила ледяной водой из котла. Ланка завизжала, попыталась вцепиться Фамке в волосы, но рыдать перестала.
Варка отодрал ее от Фамки и пихнул к печке.
– Иди, обсохни, а то простудишься.
– Ну вот, теперь опять за водой тащиться, – вздохнула Фамка.
– Я схожу, – примирительно сказал Варка, – перевязку закончу и схожу…
* * *
Остаток дня прошел мирно. Стемнело очень рано. По крыше лупил дождь, высоко в горах что-то ворчало и грохотало. Казалось, хижина плывет глубоко под водой, надежно отрезанная от всего мира.
Ланка дулась в углу, распустив промокшие золотые волосы. Правда, теперь они казались такими же пегими, как у Жданки. Разговаривала она только с Илкой, нашептывала ему что-то ласковое. Илка глядел на нее почти осмысленно, но ничего не отвечал. Крайн спал на боку, по-детски пристроив под щеку руку со своим драгоценным ларчиком. Варка сидел на полу у печки и вяло пререкался с Фамкой.
– Так не пойдет, – твердила Фамка, – едоков пять, а работник один. Завтра я с тобой пойду.
– А готовить кто будет?
– Чего готовить-то? У нас нет ничего.
– Фамочка, да ты же топор не подымешь.
– Буду дрова складывать.
Варка окинул Фамку оценивающим взглядом. Без лицейской куртки, в одной заплатанной кофточке, она здорово смахивала на плохо скрепленный скелет. Ножки-палочки, ручки-веточки, шея – несколько жил, прилепившихся к позвоночнику.
– Лучше я сам, – сказал он.
– Надорвешься. А мы без тебя пропадем.
Варка вздохнул. Умная Фамка была права.
– Я тоже могу работать, – влезла в разговор Жданка.
– Ага, – сказал Варка, – щас.
Ни Жданка, ни Ланка, конечно, не работники. Вот если бы Илка… На вид он еще крепкий. Похудел, конечно, но крепкий. Да только как ему объяснить… Объяснить ему что-то может только Ланка. Выходит, он и вправду был того… по самые уши… Если бы Варка знал, что Илка так влип, может, и отступился бы…
Вопреки ожиданиям, Ланка не стала капризничать:
– Пойдем втроем. Еще один день в этих стенах – и я рехнусь. Вот только…
Она вытянула изящную ножку. На ножке красовался модный ботиночек на высоком каблуке.
– Меняемся, – сказала Фамка, выставив вперед ногу в разношенном материнском ботинке. Толстая подошва, низкий каблук, грубая кожа. – Портянки для тепла намотаешь, и в самый раз будет.
– Портя-янки… – недоуменно протянула Ланка.
– Сама тебе намотаю, если не умеешь, – великодушно предложила Фамка.
– Да еще сверху что-то надо, – сообразил Варка. – В одной куртке холодно будет.
– От тулупа полу отрежем, посредине дырку проделаем, получится душегрейка.
Фамка, как всегда, была очень практична.
На лежанке слабо завозились.
– Нельзя, – раздалось оттуда.
– Чего нельзя? – испуганно обернулся Варка.
– Девке нельзя… Парень… – Сквозь свисавшие в беспорядке сивые пряди на Ланку глядели зеленоватые глаза.
– Я не парень! – Ланка выпрямилась, приглашая полюбоваться всеми изгибами своей великолепной фигуры. – Чего это он такое бормочет.
– Он все правильно бормочет, – догадался Варка.
– Точно, – поддержала Фамка, – переодеть тебя надо. В мужское.
– Зачем переодеть-то? Почему в мужское?
– Зачем, зачем… – пробурчал Варка. – Затем! Совсем дура, что ли?
– А-a… Так я же не одна буду. С тобой.
– Кто я, по-твоему? Богатырь Бова? Отряд королевской гвардии? Против взрослого мужчины, да еще с оружием, я ничего не сделаю.
Он оглянулся на крайна, крайн тихонько кивнул.
– В сундуке возьмите. И запомните… женщин здесь нет.
На дне сундука среди бесполезного прелого тряпья нашлись стеганые штаны такого размера, что Ланка могла бы завернуться