— Паола не уйдет,— сказал я и вытащил сумку из-под камней. Она тоже оказалась набита тусклыми серыми шариками.
— Откуда ты знаешь? — раздался за моей спиной голос Дарси. Он явно не понимал, что означает эта сумка и сколь важна наша находка.
— Она сама мне сказала,— ответил я, продолжая раздумывать о сумке, аккуратно захороненной вместе с телом. Во всем этом был какой-то символический смысл. Человек, предавший земле Бэйрда, подарил ему все найденное богатство. Что это? Отречение? Безумная попытка замолить совершенный грех?
— Господи,— пробормотал я себе под нос.— Вот так ирония... Мечтал завладеть всем этим золотом, да так и сдох прямо на россыпях!
— Пойду поговорю с ней,— сказал Дарси.— И приведу сюда. Пусть посмотрит, что сотворил этот человек, а уж потом решает, оставаться с ним или лучше не надо.
— Погодите! — воскликнул я.— Она не должна этого видеть.
— Почему?
— Потому что Ларош невиновен. Действительный преступник — Бриф.
— Бриф?! — Он воззрился на меня как на психа. Я кивнул. Теперь все стало ясно. Рана на лбу Лароша, его решение выбираться в одиночку. Неудивительно, что он был убежден в смерти Бэйрда! А его попытки увести нас подальше от этого места, его настойчивые старания внушить властям мысль о бесполезности поисков и объявить Брифа погибшим! Ларош не остановился бы ни перед чем, лишь бы скрыть от Паолы страшную правду.
Когда я растолковал все это Дарси, он был потрясен.
— Не верю,— только и смог сказать инженер, выслушав меня.
— Как тогда объяснить эту сумку и канистру, полную золота? Бэйрда хоронил Бриф, а не Ларош. Он всю жизнь искал Львиное озеро, потому что знал: здесь рассыпаны сказочные богатства. И нашел. И это свело его с ума.
— Все равно не верю. Родной отец Паолы...
— Если мы выйдем отсюда живыми, обязательно поговорите с Макговерном,— сказал я.— Мне кажется, он знает правду. Ларош работал на компанию и по долгу службы был обязан рассказать ему все.
Дарси молчал долго. Наконец с горечью произнес:
— Не вздумай поделиться этими домыслами с Паолой. Она не переживет такого позора. Возможно, ты прав, но Ларош все равно умрет здесь. Паола не должна знать ничего об этом.
— Она уже знает,— сказал я.— Она все поняла в тот миг, когда вы показали ей самородок.
— Да, наверное,— с тяжким вздохом ответил он.
Я принялся снова засыпать камнями тело Бэйрда, и тут Дарси сказал:
— Мы похороним его здесь, рядом с Бэйрдом. А утром уйдем. Что бы ни решила Паола, мы все равно уходим. Это наш долг.
Паола знала правду. Это стало очевидным, как только Дарси сообщил ей о своем намерении уходить.
— Мы уложим его поудобнее,— сказал он.— А потом втроем и налегке...
Но она не позволила ему договорить.
— Неужели ты думаешь, что я оставлю Альберта умирать? — вскричала девушка. Она была бледна, глаза ее горели решимостью.— Я его люблю. И не брошу. И не надо больше об этом, ладно?
У нее уже не было сил даже на слезы. Я видел, что Дарси в душе смирился с ее решением и больше не намерен пытаться изменить его.
— Вы с Яном уходите и попробуйте выбраться,— сказала Паола.— Если повезет, успеете прислать за нами самолет или вертолет.
Дарси с сомнением оглядел узкий берег. Деревья стояли слишком близко к кромке воды, вертолету здесь не сесть.
— Хорошо,— ответил он.— Сейчас мы похороним твоего отца. Ты пойдешь с нами?
— Нет,— тихо ответила она.— Я помолюсь здесь, рядом с Альбертом.
— Хорошо... Ян, давай покончим с этим, а потом будем решать, что делать дальше.
Мы молча перенесли Брифа к могиле Бэйрда, обложили камнями и черным озерным илом. Работали голыми руками, и дело шло медленно. Наконец все было кончено. Дарси срубил две ветки, сделал из них крест и водрузил его на могилу.
— Вот что,— сказал мне инженер чуть погодя.— Если нам посчастливится выбраться отсюда живыми, все останется так, как говорил Берт. Они были мертвы, когда он оставил их. Ты согласен?
— Да,— ответил я.
— Это чертовски трудно для тебя, я знаю. Честь твоего отца так и останется запятнанной... Спасибо,— он потрепал меня по руке.— Думается, это наш долг перед Бертом. Он многим рисковал, чтобы сохранить тайну. И он наверняка умрет прежде, чем у нас появится возможность вывезти его отсюда.
Вернувшись к костру, мы застали Паолу в слезах. К моему удивлению, Дарси не стал утешать девушку; он взял чайник и отправился к озеру за водой, сказав мне:
— Не трогай ее, пускай выплачется.
Я вздрогнул, увидев, что и по его щекам катятся слезы.
Потом мы нарубили побольше дров, покрутили ручку генератора и попытались связаться по радио с внешним миром. Генератор почти не давал тока, хоть мы и высушили его, как могли. Попытка кончилась неудачей, чего и следовало ожидать, хотя мы крутили генератор чуть ли не два часа. Да и Перкинс скорее всего не ждал нашего сигнала в это время суток.
Наконец мы улеглись спать, голодные и измученные. Ларош не приходил в сознание.
Утром связи по-прежнему не было. В половине восьмого я отчаялся и бросил микрофон. Дарси собирался в путь.
— Ты готов? — спросил он.
— Погоди,— ответил я и полез на одну из скал. Здесь, на вершине, под сенью деревьев, было небольшое нагромождение мелких камней. Я подошел к могиле Джеймса Финлея Фергюсона. Он лежал возле большого валуна — голый скелет без единого клочка уцелевшей одежды, серый и рассыпавшийся, с пробитым пулей черепом. Мне вспомнился ржавый пистолет в комнате отца. Может быть, именно он стал орудием убийства моего деда? Может, бабка отыскала его в одном из лагерей Пьера Лароша? Я замер, глубоко задумавшись о превратностях людских судеб.
— Черт возьми,— смущенно пробормотал подошедший Дарси.— А я уж и забыл об этой древней экспедиции, столько всего навалилось...
— Неудивительно, что индеец боялся идти сюда,— со вздохом сказал я.
— Да... сцена стольких трагедий. Теперь вот еще Паола.
— Ларош может выжить.
— Нет, он умрет, и девчонка останется одна-одинешенька. И тоже погибнет. На кой ей теперь жизнь? Ну, ладно, пошли!
Прощание было коротким и грустным. Поклявшись сделать все, что в наших силах, мы углубились в тайгу. Никто из нас не оглянулся до тех пор, пока котловина, в которой лежало Львиное озеро, не исчезла за плотной стеной елей. День выдался ясным и солнечным, но вскоре погода испортилась. Мы шли налегке, не жалея сил, и к вечеру добрались до лагеря, где по-прежнему стояла палатка и валялось наше каноэ. Нашлась и кое-какая провизия. После ужина нас тут же сморил сон, а утром Дарси едва переставлял ноги. Все же за шесть часов нам удалось выбраться к скалистому плато, покрытому озерами. Здесь можно было плыть на каноэ. Вскоре кончилась еда, стрелять гусей мы не могли, поскольку бросили ружье, а тратить время на рыбалку мы посчитали непозволительной роскошью.