Читать интересную книгу От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе - Пьер Буассонанд

В этот период значительное большинство рабов стали земледельцами ( servi rustici, mancipia, ancillae, operarii, massarii ) или сельскохозяйственными рабочими. Некоторые из них, объединенные в отряды, возделывали землю в господской части имения или ухаживали за господским скотом. Они назывались servi non casati. Но в IX и X вв. большинство рабов относились к разряду, который назывался servi casati, curtisani, mansionarii, hobarii, то есть жили на наделах в разных частях большого поместья в хижинах, которые давал им господин, желавший заинтересовать их работой на земле и избавиться от необходимости кормить их. Обеим этим категориям, но в первую очередь второй, освобождение приносило в качестве первой выгоды личную свободу. Христианская церковь - что делает ей честь - употребила все свое могущество, чтобы помочь освобождению рабов, и объявила их освобождение самым богоугодным из добрых дел верующего. Папы, епископы и монахи старались положить конец рабству, а их пример вдохновлял королей и аристократов. Более того, в ходе осуществлявшейся в то время огромной работы по освоению земель даже обладатели больших состояний не замедлили понять, что обещание дать свободу может быть мощным стимулом для труда. Вот почему во всех странах Запада становилось все больше случаев освобождения рабов в разной форме - по официальному акту в присутствии короля, или в церкви, или же простым письмом-вольной. Между теми, кто был отпущен на волю разными путями, не было никаких различий, кроме названия: один назывался libertus или romaanus, другой lides. Освобождение рабов не привело к появлению нового разряда землевладельцев или нового сословия вольноотпущенников, потому что освобожденные оставались под покровительством своего господина, прикрепленные к земле и обязанные оказывать ему в виде оплаты многие услуги, однако для них это все же была половина свободы, и, прежде всего, оно ускорило образование нового общественного класса - крепостного крестьянства, в котором в конце концов слились опустившиеся на ступень ниже колоны, вольноотпущенники и сельские рабы.

Старое слово servi (на латыни означавшее «рабы»), превратившись в средневековое serfs («крепостные» по-английски и по-французски. - Пер. ), стало, по сути дела, обозначать весьма многочисленный новый класс, стоявший на одну ступень выше рабов. Большинство земледельцев и скотоводов попали в это сословие, и это большинство было таким подавляющим, что на всем христианском Западе слова servus и rusticus, то есть «крепостной» и «крестьянин», обычно употреблялись как синонимы. «Двор» колона, вольноотпущенника- лида и раба, которые вначале были разными видами крестьянского хозяйства, в итоге стали одинаковыми: с них взимались одни и те же налоги, арендные платы, услуги и барщинные работы, а их арендаторы должны были исполнять одинаковые обязанности и находились под властью одного и того же господина и повелителя - владельца земли, на которой жили.

Независимо от того, что было написано в законах, только силой обычая и под действием того же чувства собственной выгоды, которое заставляло владельцев имений нарезать свою землю на участки, чтобы лучше эксплуатировать ее руками мелких арендаторов-крестьян, крепостное состояние было распространено на основную часть деревенского населения. Каждый крепостной получил надел, называвшийся в разных странах по-разному - в одних hobа, hufe, hide, в других manse, mas, meix - площадь надела могла быть разной, но в Галлии и Германии составляла от 10 до 30 гектаров: такой размер был необходим, чтобы надел мог прокормить семью. В крупных имениях все больше и больше земли разрезали на крестьянские наделы. В IX в. аббатство Сен-Жермен-де-Пре имело 1646 крестьянских хозяйств, крупное поместье Маренго в Италии - 1300, а Боббио в разное время - от 30 до 3 тысяч. В итальянском имении curtis могло быть от 20 до 6500 крестьян в зависимости от того, в каком округе оно находилось. Крестьянская семья состояла в среднем из четырех или пяти человек. По мере того как увеличивалось число наделов, размер надела уменьшался.

Земледелец жил со своей семьей в своем доме или хижине среди распаханных полей, виноградников и лугов, которые он обрабатывал, и в таком месте, откуда ему были легко доступны леса и пастбища, которыми ему разрешалось пользоваться. Так возникал союз капитала и труда, владельца земли и земледельца, который оказывался выгоден для обоих. Владелец гарантировал земледельцу право пользоваться таким количеством земли, которого хватало, чтобы последний мог прокормить себя и свою семью. Землевладелец предоставлял обитателям своего поместья право пользования принадлежавшими ему лесами и пастбищами. Он молол их зерно на своей мельнице, выжимал сок из их яблок, оливок и винограда на своем прессе, он чинил или изготавливал их инвентарь в своей кузнице и варил им пиво из их ячменя на своей пивоварне. То есть господин предоставлял в распоряжение крестьян дорогие орудия и механизмы, которые они сами не могли бы изготовить или построить для себя. Господин был обязан кормить крестьян во время голода, он оказывал им содействие в делах духовных - строил часовню и нанимал священника для службы в своем сельском приходе. Господин защищал своих подопечных от нападения извне своей военной силой и своим правосудием. Крепостной же, хотя не был хозяином своего участка, имел право бессрочно пользоваться им, то есть его нельзя было прогнать с земли, и после смерти крепостного его семья наследовала его надел, даже если глава семьи был казнен по приговору суда. На этом наделе, который иногда даже назывался так, как раньше называлось малое по размеру свободное владение ( sors, hereditas, alodium ), обеспечивалось надежное и безопасное существование, поскольку не прикрепленный к земле простолюдин в те времена был всего лишь стоящим вне закона бездомным бродягой, уделом которого были рабство или голод. Если господину было выгодно держать у себя крепостную семью, чтобы та обрабатывала надел, который без нее не приносил бы урожая, то и крепостной семье было не менее выгодно оставаться на этой земле, где эти крепостные родились, которую их труд делал плодородной и которая давала им средства к существованию. На этом наделе крепостной создавал себе семейный очаг, благословенный церковью, и его дом был таким же неприкосновенным и священным, как дом свободного человека, поскольку был основан на нерасторжимости христианского брака. Крепостной был равен своему господину перед Богом, а если был отпущен на волю, то имел возможность стать священником или монахом, а тогда мог подняться даже выше господина. Во времена Людовика Благочестивого (778-840; франкский император в 814-840 гг.) сын козопаса был епископом в Реймсе, а это епископство было первым среди епископств Галлии. Жена крепостного крестьянина стала матерью-христианкой, находившейся под защитой в период своего материнства и свободной почти от всех барщинных работ: вместо барщины ей было позволено делать для господина работу на дому или платить деньги. Теперь крепостной мог жить вместе со своими женой и детьми, которые работали рядом с ним и принадлежали сначала ему, а уж потом господину. Если крепостной строго выполнял все приказы, всегда подчинялся тем, кто стоял выше его и вовремя платил, что положено, он мог жить на своем наделе в относительной безопасности. Поднятый на более высокий уровень в моральном и материальном отношении, владелец своего дома и почти владелец земли, которой он пользовался и часть плодов которой оставлял себе, он по-настоящему узнал ценность своего труда. Крепостное право по сравнению с рабством было большим прогрессом в экономике и в общественной жизни. Но это было всего лишь переходное и неустойчивое состояние, несовершенный строй, при котором землевладельцы часто эксплуатировали крестьян по своему произволу.

В действительности широкие массы подневольных людей и теперь были туго скованы прочными цепями, что было очень выгодно землевладельцам. Законы гражданского права на крепостных не распространялись, и крепостной по-прежнему был только предметом, находящимся в собственности, - homo in potestate (на латыни это значит «человек подвластный». - Пер. ), как его называли. У него не было официального статуса, для закона он не существовал. Его можно было, как скотину из господской части имения, продать, обменять, передать другому владельцу вместе с землей и скотом. Члены семьи крепостного, как приплод домашних животных, могли быть отняты у него, и он не имел от этого никаких гарантий. Чтобы жениться, крепостному требовалось согласие господина, и он мог владеть только своим движимым имуществом, несколькими головами скота и тем, что зарабатывал сам, однако мог передать все это своим детям только с разрешения господина. Этот господин был его единственным представителем в суде и имел над крепостным безграничную власть. По сути дела, требования землевладельца к его крестьянам были ограничены только его же собственной выгодой. А ведь он жил именно за счет крестьян. Например, в Прюме аббатству для пропитания были нужны 6 тысяч бушелей зерна, 4 тысячи больших бочек вина, 20 тысяч яиц, лен, который брали с крестьян в качестве налога (600 фунтов в год) и домашняя птица (600 голов), и все это поставляли арендаторы. Только благодаря их труду вырастал урожай в господской части имения. В Прюме они отрабатывали на аббатство 70 тысяч человеко-дней и перевозили для него 4090 телег груза. Правда, было отмечено, что в некоторых имениях, принадлежавших монастырям, крепостной земледелец платил за аренду земли всего лишь от 10 до 23 франков за гектар. Но похоже, крестьяне редко добивались для себя таких условий. На деле же господин имел полную свободу требовать с них все новые и новые арендные платы, барщинные работы, положенные по обычаю сборы за пользование лесами или пастбищами, сборы на оказание гостеприимства, работы, мелкие обязанности, подушные налоги и налоги на наследство. Этот произвол господского правления, к тому же ужесточенный доверенными лицами господ, слишком часто приводил к тому, что крепостное право вырождалось в режим, мало отличавшийся от прежнего рабства.