Читать интересную книгу Братва для полковника - Фридрих Незнанский

— Понятно. Значит, Лариса, вы говорите, дело было закрыто двадцать первого августа, и прокурор Федишин вам об этом сообщил?

— Да уж. А уже двадцать второго августа позвонил сам Кравцов — с этой своей угрозой. Я не стала устраивать никакого скандала, подумала и решила попросить помощи у профессионалов. В нашем городе мне таковые неизвестны, а если они и есть, то они все в кармане у Кравцова. И я поехала в Ростов.

— То есть Кравцов позвонил вам на следующий день, сразу после того, как закрыли дело? — уточнил Денис.

— А я о чем вам говорю?! По радио об этом у нас, знаете ли, не объявляли. Вот и получается, что Кравцов руку на пульсе держал.

— Не стоит делать выводы, — попросил Денис, — предоставьте это мне. — Но про себя он не мог не признать, что Лариса была права. — Вы говорите, что против Кравцова никто не смел выступить. А как же Райнис? Что вы вообще о нем думаете?

— Хотите еще чаю? — вместо ответа спросила она.

— С удовольствием.

Лариса сходила на кухню и поставила чайник на плиту.

Денис услышал приглушенный голос:

— Нет, он рыжий…

Это была не Лариса, это ее дочь в соседней комнате разговаривала по телефону. Услышанная фраза Дениса насторожила. Он напряг слух. Снова послышалось:

— А я говорю — он рыжий! — Дальше было неразборчиво.

Лариса вернулась в комнату с чайником.

— Вы не ответили насчет Эдварда Райниса.

Денису показалось, что она немного смущена. Или только показалось?

— Райнис — порядочный человек.

— Ну слава богу, — искренне заметил он. — Я уж думал, у вас тут весь город…

— Но у него же нет никакой реальной власти, понимаете? И, как ни парадоксально, к нему в городе относятся хуже, чем к Кравцову. Все-таки чужак. Хоть он тут и родился, но все равно для придонцев — чужак. Особенно с этими нынешними казацкими настроениями… У нас ведь как люди считают? Лучше свой дракон местный, чем приезжий. К своему-то мы привыкли.

— Шварца цитируете? — улыбнулся Денис.

— Ну, примерно.

— А как насчет другого литератора? Как вам О’Генри?

— Что вы имеете в виду?

— Стихи, которые совсем недавно кто-то зачитывал в прямом эфире. Ну там про пузатого политика, помните?

— Как вы догадались? — спросила Лариса.

Денис пожал плечами и правильно сделал, что ничего не сказал, потому что она повторила:

— Как вы догадались, что… это я?

— Вы же вроде бы на сцене сидели, я вас там видел.

Лариса махнула рукой: мол, да ладно вам.

— Я понимаю, — сказала она, — это немного наивно, но хочется хоть что-то делать, не сидеть сложа руки, понимаете? Когда я узнала, что Райнис хочет идти на выборы, я предложила ему эти стишки. Они забавные и очень подходят к нашей ситуации. Он сказал, что придумает, как ими распорядиться. Только я думала, что он сам их прочитает вчерашним вечером, а он поступил тоньше.

Значит, Райнис подстроил эти звонки, сообразил наконец Денис. Ну конечно, это же были два первых звонка в прямой эфир. Они последовали сразу после того, как ведущий Белозерович неожиданно заявил о том, что появился еще один кандидат в мэры и тут же предложил телезрителям его угадать. Райнис знал об этой затее и подготовил своих людей. Они сидели и держали руки на телефонных трубках. С этой историей все ясно.

— Минуточку, — сказал Денис. — То есть вы знали о намерении Райниса? Но откуда?

— Мы друзья, — сказала Лариса после паузы.

Ничего больше объяснять было не нужно. Ясно, что они были больше чем друзья.

Денис вздохнул. Он почувствовал себя полным идиотом. Значит, Эдвард знает о том, что Лариса наняла частных сыщиков. А он перед ним комедию ломал… Или не знает?

— Вы говорили Райнису обо мне?

— Нет. Я только рассказала ему, что хочу обратиться к профессионалам.

— Он вас отговаривал?

— Не то чтобы отговаривал. Он сказал, что я хочу бороться с ветряными мельницами. А для того, чтобы навести в городе порядок, нужны другие способы борьбы. Впрочем, он посоветовал мне обратиться в ростовскую юрконсультацию «Щит и меч». Он имел с ними дела, и остался очень доволен, сказал, что там работают хорошие профессионалы и, возможно, они мне помогут. Но о том, что я ездила в Москву к вам, он ничего не знает. У него своих проблем хватает, и я решила не нагружать дополнительными. Он ведь решил в мэры пойти как раз после этого нашего разговора. Он долго созревал, и вот…

— Хорошо, давайте все оставим, как есть. По-прежнему никому ни слова правды обо мне и моей напарнице. А теперь вернемся к вашей школе. Вспомните, что Кравцов из себя представлял двадцать — двадцать пять лет назад. И насколько изменился, когда возник, как вы говорите, в середине девяностых. Вспомните, пожалуйста, все, что может хоть как-то касаться истории его отношений с вашей семьей.

Дмитрий Антонович Жолдак был директором школы старой формации — строгим, справедливым и еще раз строгим. Он опоздал родиться лет на пятьдесят, из него бы вышел отменный красный командир времен Гражданской. А может, и комиссар. Аскетичный быт, работа до седьмого пота и нетленные нравственные ценности — вот были его три кита. Дмитрий Антонович преподавал историю и обществоведение. Он был человек неглупый, много что понимал и в советские времена, умел читать между строк, но все же лавина разоблачающей социалистическое прошлое информации, обрушившаяся на страну в конце восьмидесятых, совершенно потрясла его. На многие вещи он стал смотреть совершенно иначе. Он стал яростным антикоммунистом, вышел из партии еще до путча 91-го года, и это стоило ему работы в школе. На городском уровне было решено, что «такой человек не может и не должен учить наших детей». Впрочем, после августа 91-го, когда социальное устройство общества стало меняться с непостижимой быстротой, ему предложили возглавить гороно — городской отдел народного образования. Дмитрий Антонович отказался от чиновничьей должности, но с удовольствием вернулся в свою школу и в свой директорский кабинет. Он продолжал учить детей, но постепенно начал участвовать в общественной жизни города и постоянно избирался в местную думу. Придонск — городок маленький, так что с вернувшимся на родину Кравцовым Жолдак сталкивался неоднократно. Он помнил многих учеников, и Кравцов был одним из них. Несмотря на всю свою резкость и максимализм, Дмитрий Антонович был мудрым человеком, жизнь дала ему некнижные знания, и он был уверен, что у цельных людей есть доминанта, определяющая их поступки, их движущая сила, от которой зависит все их существование. Жолдак помнил, что в юности Кравцов был жаден и что он жаждал власти. В школе он продавал джинсы и жвачки тем, кому считал необходимым, и таким образом наращивал свой авторитет. Однажды его поймали на краже в раздевалке, он стащил у одноклассника немецкий перочинный ножик. История, однако, осталась без последствий, потому что восьмиклассник заявил, что он сам подарил его Кравцову. Дмитрий Антонович заглянул в глаза мальчишке и не увидел там ничего, кроме страха. Кравцов уже тогда умел внушать людям страх.

К своему огорчению, Жолдак увидел, что, спустя почти четверть века, Кравцов не сильно изменился, если не считать того, что порядочно растолстел. Люди ведь вообще не склонны к переменам, они часто жаждут изменить свою неудачно складывающуюся жизнь, обвиняя во всем внешние обстоятельства и не ведая, что причина всех бед и неудач — в них самих. Кравцов не жаждал ничего менять. Сам себя он вполне устраивал. Теперь он зарабатывал большие деньги, возможно, не самыми законными способами, и стремился выйти из тени. Лучший вариант для этого был — стать мэром. Действительно, с точки зрения такого человека, как Кравцов, должность мэра в провинциальном городке — потрясающая возможность реализовать свое вожделение.

В 1980-м году десятиклассник придонской школы № 1 Толик Кравцов был парень хоть куда — высокий, крепкий, пригожий. Многие девчонки по нему сходили с ума. Но только не Лариса Жолдак. Она училась с ним в одном классе, и как часто бывает, на одноклассника особого внимания не обращала. Зато в Толика была влюблена ее лучшая подруга Татьяна Макаренкова. Правда, долгое время она не решалась ему даже намекнуть об этом — из-за Ларисы. Ведь Толик некоторое время настойчиво ухаживал за Ларисой, правда, она только смеялась над ним. Но Татьяне казалось, что Лариса специально на людях ведет себя так равнодушно, но, сколько ни выпытывала она у Ларисы подробностей их отношений, узнать ничего не получалось. Только на самом деле не из-за скрытности Ларисы, а просто потому, что было нечего рассказывать. Ларису мальчики не слишком тогда интересовали.

Ее мать умерла, когда ей было пять лет. Воспитанная отцом в строгости, в семнадцать лет Лариса думала только об учебе. И думать было о чем, ведь училась она блистательно, открыв в себе особое призвание к точным наукам. В пятнадцать лет она стала призером республиканской олимпиады по физике. Общественная работа тоже не оставалась в стороне, и лишь то, что ее отец был директором школы, не позволяло Ларисе стать секретарем комитета комсомола, это было бы слишком нескромно, и она сама отвела свою кандидатуру.