Читать интересную книгу Синева небес - Соно Аяко

— Куда ты едешь? Нет, в самом-то деле?…

— Ты же просила отвезти тебя на прежнее место, вот туда я и еду. Это уловка, казалось, несколько успокоила Ёко. Но Фудзио задумал совсем другое. Он вез ее к кладбищу. К могиле убитой Ёсико.

Только на сей раз он решил подъехать с другой стороны. Само же место было просто идеальным для его плана — на всем свете лучше не сыскать!

Фудзио словно вел нескончаемый диалог со своей бывшей женой: «Если б ты была верной женой, люди бы осудили меня. Но разве ты честная?!» Он снова и снова задавал ей этот самый вопрос. Гнев захлестывал его.

«Если бы тебя воспитали честной и терпеливой, все бы сложилось иначе», — мог сказать он, а она бы, конечно, ответила, что Фудзио уже взрослый, а говорит такую чепуху. Он бы тогда спросил: «А кто ответственен за воспитание человека?» А Мидори ответила бы, что ответственность за себя должен нести сам человек, если он, конечно же, не ребенок…

Когда с главной дороги он свернул на темный проселок, страх впервые отразился на лице Ёко.

— Куда же ты едешь?! — вскрикнула она.

— Там у меня одно дельце, — засмеялся Фудзио. Из-за этого смеха Ёко вообразила, что он собирается справить малую нужду — вот и ищет местечко потемнее.

— Да не надо так далеко заезжать, здесь тоже никого нет — где угодно можно укрыться.

— Я очень стеснительный, а тут луна слишком яркая.

Он остановил машину точно в нужном месте — рядом с рощей, где покоится Ёсико в еще мерзлой, несмотря на приход весны, земле. Высунув голову из окошка, Фудзио ощутил, как свет чуть ущербной луны с каким-то тихим шелестом разливается по округе.

— Давай побыстрее!

— Не торопи!

Выйдя из машины, Фудзио направился к роще и сделал вид, что справляет нужду. Ему нужно было удостовериться, что пока зловонного запаха нет, и отыскать в кармане заготовленный шпагат. В роще все было спокойно и тихо.

Когда Фудзио вернулся, он все еще не мог решиться на последний шаг.

— Послушай, я подумала, что у нас с тобой уже ничего хорошего не получится, — Ёко откинула сиденье.

— Погоди.

— Ты и сам, наверное, понял это…

— Да вроде…

Ёко сняла с себя свитер и расстегнула молнию на джинсах. Ее грудь беспокойно колыхалась двумя холмиками.

— Не нужно, — вяло отозвался Фудзио. — Зря стараешься.

— Вовсе не зря! Дело обычное!

— Обычное? Ну, у тебя и норов! — опять засмеялся Фудзио. Поэтому Ёко, видно, опять приняла его слова за шутку.

Неожиданно Фудзио навалился на Ёко и некоторое время пристально смотрел ей в лицо — а затем с чудовищной силой ударил под дых. На его лице все еще блуждала улыбка.

Фудзио не понял, вскрикнула Ёко или нет. Он только услышал, как воздух в ее легких словно взорвался. Может быть, это действительно выдохнули легкие, а может, застучало сердце.

Фудзио проворно достал шпагат.

Лучше бы он был потолще… Фудзио неожиданно поймал себя на мысли, что он абсолютно хладнокровно оценивает ситуацию. Толстый шпагат не так бы больно резал пальцы…

Затем он приготовился к короткой, но неприятной борьбе, увлекающей его в пекло ада, но Ёко уже почти не шевелилась. Фудзио крепко обхватил ее тело и долго сжимал его, а затем открыл окно машины.

— Ну вот, теперь тебе уже не удастся предавать мужа… — сказал Фудзио, глядя прямо в лицо Ёко, которое в лунном свете казалось подобием гипсовой маски.

глава 8. Несчастный случай

Юкико Хата на христианский праздник Пасхи, как ни странно, приготовила о-хаги — рисовые колобки в сладкой пасте. Первое воскресенье после середины буддийского праздника хиган в этом году приходилось точно на Пасху. Сочетание Пасхи и о-хаги являло странное смешение Запада и Востока, но, не будучи приверженной буддизму, Юкико все же оставалась японкой, и поэтому буддийские праздники рождали в ней теплое чувство.

Она варит красную фасоль и жарит кунжутные семена. По случаю Пасхи она красит яйца, но способна на такие усилия только тогда, когда этого требуют церковные обряды.

Ее младшая сестра Томоко считает, что о-хаги можно купить в городе в магазине японских сладостей. Однако колобки о-хаги, приготовленные дома, неправильной формы и выглядят куда аппетитнее. Поскольку они приготовлены по-домашнему, их можно подарить и старушке Ивамуре.

На мессе в пасхальное воскресенье Юкико встретила больше, чем обычно, знакомых. Она оказалась самой молодой. В церкви было чудесно, но Юкико страшно устала: при встрече приходилось кланяться, обмениваться формальными приветствиями. Она потихоньку сбежала ото всех, но, вернувшись домой в начале одиннадцатого утра, увидела Томоко, хотя предполагала, что та еще спит. Сестра спускалась со второго этажа, одетая к выходу.

— Ты куда? — удивилась Юкико. Она как раз собиралась приготовить для Томоко завтрак. Правда, это был бы уже обед…

— Да так, дело одно появилось…

— Ясно.

— Думаю, к ужину вернусь.

— Ну, счастливо.

Не похоже, что Томоко едет к мужчине. Однако все может быть, поэтому лучше ни о чем не расспрашивать. Юкико почему-то беспокоила внезапно возникшая мысль, что сестра собралась навестить больного человека. Сасими из морского окуня, которым она собиралась угостить сестру, как ни жаль, придется отложить до вечера, а себе Юкико приготовила омлет. Она съела его в одиночестве, слушая щебетание камышовки.

Когда Томоко вернулась, было почти семь вечера.

— Что-то ты поздно. Я боялась, что и к ужину не вернешься. Войдя в дом, Томоко, не переодевшись, сразу легла на диван в своей комнате, будто совсем выбилась из сил.

— По правде, хотела вернуться пораньше, но не вышло.

— Прими ванну. От усталости хорошо помогает.

— Пожалуй… Только мне с тобой посоветоваться надо. Услышать такое от Томоко — небывалое дело.

Выйдя из ванной, Томоко села за обеденный стол прямо в халате поверх пижамы.

— Кто-нибудь заболел? — спросила Юкико, наливая пиво. Ей было ясно, что сестра хочет поговорить, но не знает, с чего начать.

— Да. Случилось большое несчастье.

— С кем?

— Девушку зовут Мицуко Кавахара. Тебе, Юки-тян, не приходилось с ней разговаривать?

— Та самая, которую ты звала Мит-тян-Мит-тян? — Юкико долго вспоминала имя девушки. Она была подчиненной ее сестры и подавала большие надежды.

— Да. Мицуко вышла замуж и теперь стала Мицуко Каная, живет в Йокосуке.

— Чем занимается ее муж?

— Служит в банке. Человек степенный, даже, пожалуй, слишком. Мицуко поначалу на него и смотреть не хотела.

— Значит, ничего хорошего из женитьбы не вышло?

— Да нет. После того, как у них родился ребенок, отношения, похоже, наладились. Ну, а тут такое несчастье… Знаешь, что произошло?

— Что?

— На нее напал насильник.

— Насильник? Где?

— В ее собственной квартире.

Юкико никак не могла уяснить суть дела.

— Мицуко допустила ужасную оплошность. Решила, что это торговый агент, и впустила его в дом. Да он и впрямь производил впечатление вполне приличного человека. Только он набросился на нее.

Юкико налила Томоко суп с крабами. Она отвернулась не только для того, чтобы налить суп, но еще и потому, что от услышанного ей захотелось спрятать лицо.

— Ужасная история…

— У нее теперь даже голос изменился, не узнаешь. Ребенок грудной, даже ползать не может, а молоко у нее пропало. Когда я дозвонилась до нее, даже не поняла, что это она. Пищит, как комар.

— А в полицию заявили?

— Да нет. До сих пор не заявили. Ее муж тоже, кажется, против.

— И муж тоже все знает? — спросила Юкико, только теперь осознав, что инцидент уже почти исчерпан.

— Он знает, но, похоже, у него самого мозги набекрень. Я ей говорю: «Надо заявлять! Это твой общественный долг, и раз муж знает, то никаких проблем».

— Я тоже так думаю.

— Однако ее муж трясется за собственную репутацию. А Мицуко просто не в себе.

— Она видела лицо насильника?

— Видела, но не может описать, как он выглядит. Говорит, как попытается его вспомнить, ее начинает трясти и тошнить, поэтому принуждать ее никак нельзя.

— Надо было позвать на помощь. Он ведь мог убить ее?!

— Она говорит, что побоялась кричать; как представила, что жильцы дома увидят такую картину, так просто язык отнялся.

— Я не замужем, поэтому мне трудно судить, но, думаю, ей еще повезло. Случай, конечно, ужасный, но хорошо, что ее хотя бы не изуродовали и не убили, — подытожила Юкико. Ей даже почудилось, что к ней вернулось душевное равновесие.

— Это верно, — отозвалась Томоко, — и я так сказала. А если бы ребенка ранили или похитили, что бы тогда? А если бы Мицуко изуродовали — что уж тогда было созывать людей?… Я ей сказала: раз ничего ужасного не случилось, надо выкинуть все это из головы. Просто несчастный случай. И все забыть.