Я хорошо знаю свою маму и сейчас видел, что её что-то мучает, и что она никак не может решиться что-то произнести.
— Понимаешь, Сашенька, девочке сейчас очень нужна наша помощь…
— Ну да, наверное… А чем ей можно помочь?
Мама быстро взглянула на меня и вновь опустила глаза в свою чашку. Она пожала плечами:
— Тётя Марина считает, что ей помочь можешь только ты. Мол, ты на Наташу действуешь очень положительно. На обеих девочек действуешь положительно.
Мама снова замялась, но, похоже, всё-таки решилась высказать то, что её мучило,
— Не мог бы ты некоторое время пожить на два дома?
— То есть, как это? — удивился я.
— Ну,… пожить у них некоторое время. Тётя Марина пообещала, что приобретёт широкую кушетку для девочек, а ты будешь спать на кровати Наденьки. Не придётся тебе спать на раскладушке, понимаешь? Тебе там будет удобно… Я знаю, что тебе тоже очень сильно досталось, и ты, наверно, хотел бы после больницы побыть дома, но тётя Марина так просила… Мы ей очень многим обязаны. Как ты считаешь?
Я встревожился. Если Марина дошла до того, что просила мою маму о таком, то с Наташей, видно, и впрямь не очень хорошо.
— Конечно, смог бы. Да и не впервой мне жить у них, сама знаешь. А что, с Наташей действительно так плохо?
— Да, плохо! Как бы это не развилось в серьёзный психоз…
Она помолчала и добавила,
— Смог бы ты пожить у них недели две-три?
Я кивнул:
— Конечно, смог бы! Не сомневайся.
Мама вздохнула с облегчением:
— Ну вот и хорошо! Я знала, что ты добрый мальчик. Папа был бы тобой доволен… Может, тогда ты в состоянии уже сегодня переночевать у них? Тётя Марина была бы тебе очень благодарна. Она мне сегодня звонила.
— Хорошо… Пойду собирать учебники…
***
Я собирал свой командировочный чемоданчик и прислушивался к тому, что говорила мама по телефону.
— Здравствуй, Мариша! Сашка сейчас придёт к вам. Вы там не передумали?…
— Да, согласился… Нет… Он, вообще-то, неплохой мальчишка, добрый… Избалованный только очень…
Это я-то избалованный?! Никак не может забыть, как я два года назад в Москве, в Детском Мире выпрашивал у неё модель планера… И потом кто-то ещё говорит мне, что я злопамятный!
— Только ты, Мариночка, построже с ним, ладно? А то он вообще от рук отобьётся… Если что — звони, хорошо? Я приду и быстро приведу его в чувство… Да, как и договаривались… Угу, спокойной ночи!… Я? Сейчас в ванну заберусь… Погреюсь, книжку почитаю… Пока!
Мама повесила трубку и обернулась ко мне:
— Они ждут тебя. Саш, ты, пожалуйста, поделикатнее там с Наташей. Она девочка очень ранимая… Постарайся быть ласковым с ней, хорошо? Марина очень надеется на тебя.
Часть 3. Посвящённый
3 января 1968 года
Я сидел в удобном кожаном кресле в кабинете Марины и увлечённо читал новую книжку. Вчера Марина напомнила мне о нашем с ней разговоре перед Новым годом и спросила, не передумал ли я поучаствовать в эксперименте. Я подтвердил свою готовность, и сегодня рано утром, когда девочки ещё спали, мы с ней вместе отправились в больницу…
Дело было вот в чём. На второй или третий день моего лежания в этой самой больнице, в нашу палату зашла… Светка! Ну, та самая, с которой я познакомился летом в пионерском лагере! Золотая Рыбка! Наша медсестра Соня привела её ко мне познакомиться. Оказывается, они с ней двоюродные сёстры, представляете?
Светка тоже лежала в педиатрии на обследовании по поводу подозрения на язву желудка. Когда Соня вышла из палаты, Светка на правах старой знакомой уселась ко мне на кровать и принялась расспрашивать. Соня рассказала ей о том, что произошло со мной и Наташкой, но она не знала, что я и есть тот самый мальчишка, который прошедшим летом в пионерском лагере представился её сестре гипнотизёром и пообещал, что весь сеанс лечения у зубного врача она проведёт в спящем состоянии.
Я рассказываю о ней столь подробно, потому что она между делом пожаловалась на боли в желудке и я, чтобы отвязаться от неё побыстрее, предложил ей снять их. Подумал про себя, что если у меня получается заговаривать зубную и головную боль, то, может, и с болями в желудке что-нибудь получится?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Получилось… Светка этой же ночью снова припёрлась в нашу с Колькой палату, растолкала меня и попросила снова убрать боль. Для этого она забралась ко мне под одеяло. М-да… Напрасно она это сделала. Ну да ладно, речь не об этом, а о том, что уже на следующий день утром она привела ко мне в палату знакомую ей девочку из первой палаты и попросил меня помочь и ей. Настя — девочку звали Настей Преображенской — лежала у нас с подозрением на воспаление придатков. По задумке Светки эти самые неведомые мне придатки я и должен был ей вылечить! Ну дура она, что вы от неё хотите!
***
В десять часов в кабинет заведующего отделением гинекологии, где я устроился с томиком Жюль Верна, зашла незнакомая мне медсестра и сказала, что Марина Михайловна ждёт меня в смотровом кабинете. Она представилась Дарьей Васильевной. Тётя Даша принесла мне тапочки и самый маленький халат, который только смогла найти. Марина попросила меня надеть школьную форму, потому что, по её мнению, это была самая приличная моя одежда. Пионерский галстук мне было велено не повязывать.
Рукава халата всё равно пришлось подворачивать. Смущало ещё и то, что пуговицы на халате были пришиты очень неудобно — с левой стороны. Никак не мог их застегнуть, пока тётя Даша не пришла мне на помощь. Представляю, каким чучелом я выглядел!
Дарья провела меня по длинному коридору, и мы подошли к кабинету, возле которого ожидали приёма пятеро женщин различных возрастов. Как по команде, все уставились на меня. Дарья усмехнулась и попросила женщин не беспокоиться. Это, мол, распоряжение заведующего отделением.
После этого она вынула из кармана халата скрученное в тугой валик чистое вафельное полотенце, развернула меня к себе спиной и крепко завязала мне глаза. Я зашипел от боли и дёрнулся.
— Больно же!
— Где?
— Волосы в узел попали!
Дарья развязала меня, пригладила волосы на затылке и завязала полотенце вновь. На сей раз осторожнее. Тихонько скрипнула открываемая дверь и Дарья, положив мне руки на плечи, осторожно ввела меня в кабинет. В нос ударил резкий запах эфира, который сначала перебил все остальные запахи. Сзади раздался голос медсестры:
— Привела, Марина Михайловна! Куда его?
До меня донёсся знакомый смешок:
— А это точно он, Дашенька? Что-то я его не узнаю…
Я откашлялся и сказал:
— Это я, тётя Марина… Саша.
— Вымой ему руки и усади на кушетку. Я сейчас закончу.
Даша подвела меня к умывальнику, зашумела вода, и я протянул руки вперёд. Даша ловко намылила мои руки, подставила их под струю воды, вытащила, намылила ещё раз, снова смыла и выключила воду. В руки мне легло полотенце, и я тщательно обтёр их.
Потом меня вели каким-то извилистым путём. Впрочем, не очень далеко. Даша развернула меня на месте, взяла за руки и велела осторожно садиться. Я уселся на мягкую кушетку, покрытую, как водится, клеёнкой и притих.
Некоторое время ничего не происходило. Голос Марины тихо мурлыкала какую-то мелодию, причём он раздавался откуда-то снизу. Затем она негромко произнесла:
— Жалко, что нельзя сфотографировать…
Вслед за этим резко звякнуло железо по железу и Марина распорядилась:
— Веди его сюда! Давай попробуем…
Идти пришлось не далеко — три коротких шажка. Марина распорядилась:
— Подними руки!
Даша взяла мою левую руку и высоко подняла её. Я поднял правую на такую же высоту.
— Ну приступай! Теперь твой выход…
Я запротестовал:
— Не, тётя Марина, я так не могу! Я должен хоть немного представлять себе, что происходит. Например, где голова, а где ноги? И потом, я чувствую, что у человека рядом что-то болит, но мне нужно знать — что именно? И где оно находится? И хоть примерно представлять, как этот орган выглядит?…