Читать интересную книгу Новый Мир ( № 1 2011) - Новый Мир Новый Мир

Да, папа, я очень любил женщин. Помнишь, как ты краснел в автобусе, когда я, подняв высоко палец, громко кричал тебе, папа, посмотри, мне нравится эта женщина! Папа, она мне нравится! И ты говорил мне, ничего, ничего, успокойся, сынок, успокойся, успокойся. И мучительно, страшно краснел! Потому что ты же был учитель, директор школы, кандидат наук, а у меня часто на губах была пена, и рот бывал открыт, я бы сказал — доверчиво распахнут навстречу всем ветрам.

Эти ветра, холодные, сизые и бодрые ветра провинции, залетали мне в рот и через него по трахеям и альвеолам забирались мне в душу. Я помню, отчетливо помню эти улицы, эту грязь, стоящую по колено в любое время года. И иногда, папа, я помню снег! И тогда его было много. Он падал, сыпался мне за шиворот, он проникал мне в сапоги и варежки на резинках! Он тихо сыпался мне в рот, когда у меня получалось открыть его пошире и постоять какое-то время вот так с закрытыми от восторга и ожидания глазами! Тихо постоять в тишине нашего двора. Я любил тишину, но я не был тихим ребенком, папа.

Нет, кричал я в автобусе во все свое горло, во весь свой исполненный души и снежных комьев рот, ты не понимаешь! Мне нравится эта женщина! О, этот крик, вырывающийся из самого сердца! И затем сразу пронзительным звонким шепотом: папа, можно ее погладить?! И тянулся рукой к телу женщины, нашей невольной спутницы, смущенной и не знающей, что в данной ситуации ей предпринять. Я помню, как сбивчивым яростным шепотом ты в ответ: нет, сынок, не гладь ее, не надо! Ну папа! Нет, сынок! Ну папа же!

Народ в автобусе, естественно, начинал смеяться. А чего им было смеяться, папа? Вот рассуди сейчас по-человечески, было ли им чего смеяться, а тебе стыдиться? Было ли чего? Ведь это так естественно — влечение одного тела к другому, забота мужчины о продолжении рода, поиск возлюбленной! Ведь это все необходимым образом заложено в нас самим Богом! Так чего было смеяться? И смущаться? Не стоило ли тебе, отец, внимательно отнестись к столь решительным и определенным порывам моего естества?! Подумай, может быть, стоило тебе подойти, не чинясь, к той или иной представительнице рода человеческого и сказать ей, без ложного смущения и того дьявольского страха жизни, который в тебе всегда жил: милочка! Мой сын желает вас! Он как раз вошел в ту пору своего развития, когда способен самостоятельно определять выбор между тем, что хорошо, и тем, что плохо, между тем, чему должно быть, а чему быть и вовсе не должно!

Да, он слегка косит. Да, я сам пошил ему жилетку со свинцом внутри, чтобы нагрузить его шальные и разболтанные с самого младенчества нер­вы. Да, он способен работать в офисе только за лэптопом и не переносит громких звуков! Но боже мой! Разве это самое главное в мужчине?! Разве его мужественность, его готовность к продолжению рода, его решительный настрой на это продолжение умаляются тем, что он смотрит на мир немного снизу вверх? Что за нелепость, милочка, эти ваши вечные отговорки! Вам нужно сейчас спешить? Вы торопитесь на работу? Хорошо! Пускай! Настоящее чувство как раз и определяется теми препятствиями, которые оно способно преодолеть, теми трудностями, которые ставят время и рок на его пути! Мой сын готов сейчас уехать вместе со мной в наш дом или, скажем, куда-нибудь за город дышать свежим воздухом, рыбачить на просторах Ладоги или, еще лучше, Белого моря! О, простор морской необъятный! О, Беломорье, край привольный и дикий!

Но нынче же в полночь мы оба будем вас ждать у себя! И если это не так, то пусть я забуду все три закона Ньютона! И ноосфера пусть отвергнет меня! Да простит нам Вернадский эту поэтическую вольность!

Ну что вы, я смущена, я не готова, говорит молодая дама в кашне и с желтым смешным зонтиком, украшенным по краям какой-то нелепой бахромой, я не готова. Нам с отцом понятно, что она страшно рада, но еще не может до конца поверить своему счастью. Я никак не ожидала, что все так обернется! Дело в том, товарищ директор школы, что для меня это рядовая поездка в Пашуково! Я просто ехала туда, чтобы проведать свою одинокую мать! Понимаете, я для нее снимаю дачу с мезонином в большом дачном поселке у реки и каждую неделю вот так, в субботу с утра, предпочитаю для собственного успокоения и здоровья навещать старушку. Именно в силу этого я вряд ли смогу быть у вас нынче. Дело в том, что мать моя нездорова и мне в Пашукове нужно будет целый день хлопотать! Сами знаете, как воняют эти старые люди! Их следует часто мыть, переворачивать с места на место, смазывать пролежни, закапывать глаза и уши, ставить клизмы, требовать соблюдения лечебного режима. А потом, уже глубокой ночью, начинается мойка тарелок и мисок, ножей, вилок, галош, старых дачных велосипедов, бидонов из-под молока, давно не мытых полов, стирка и глажка трусов и подштанников.

Только, умоляю вас, осторожно! Не разбудите их!

Кроме этого, при выполнении всех этих дел нужно помнить, что старики нуждаются в общении! Да, да! В простом человеческом общении! Лучше всего, если старик поделится с вами воспоминаниями. Расскажет об утраченной юности, о годах любви и дерзаний. О том, что ему мило и дорого сейчас, а тогда он вовсе не ценил. Если же у больного нет такого желания или же он не помнит уже ничего ни об утраченной юности, ни о годах надежд, то ему следует почитать вслух.

А что ему почитать лучше всего, спрашиваю я, чтобы как-то поддержать едва-едва завязавшуюся беседу. Дело в том, что мне крайне небезынтересна вся эта материя насчет стариков и старух! У меня на руках, можно сказать, два полноценных будущих старика, стопроцентных маразматика, и кто, кроме меня, обеспечит им сносную жизнь?! Это вопрос сакраментальный, милочка!

Сами подумайте, кто, если не я? Кто будет мазать им пролежни? Кто будет их переворачивать? А клизмы? Я уже предвижу всю значимость этой материи для меня как для любящего сына! Но, безусловно, самое важное — как общаться со стариком! Как завлечь его уместным разговором или толковой книжицей! Как разбудить его угасший разум для общения и дружеской болтовни о делах давно минувших дней!

О, это не важно! То есть важно, конечно, но не имеет никакой разницы, что именно вы будете читать! Хорошей литературы сейчас имеется довольно! Главное — читать что-нибудь такое, чтобы вам самому нравилось. “20 000 лье под водой”, “Нюрнбергский процесс”, “Мертвые души”. Особенно хороши последние, ибо насыщают духовно, а не только дают повод для размышлений.

Да, да, я вас понимаю, мертвые души, говорю я. Это так естественно, старикам — и мертвые души! И мои глаза радостно блестят. Согласитесь, трудно встретить просто так в общественном транспорте человека, женщину, которая так легко бы, буквально с ходу, могла бы расставить читательские приоритеты в таком нелегком деле, как чтение старикам!

Сами видите теперь, сударь, мои дела таковы, что, вероятно, я смогу прилечь в свою девическую узкую постельку только к утру. А уж о том, чтобы в полночь быть у вас, и речь, как видите, не идет!

Как не идет?! — ахаю я и замыкаюсь в себе.

Оставим ее, говорю я вежливо, но сурово и дергаю тебя за рукав. Оставь эту даму, отец! Я вижу уже, что не вызываю в ней тех эмоций и того желания, что переполняет сейчас меня! Так зачем? Ради чего?! Если нет взаимности в нас, то ничто другое не важно! И не горюй, не смей лить слезы! Неужели ты думаешь, отец, что твой сын, универсальный менеджер продаж, не найдет себе другой пары, если посвятит какое-то время путешествиям в пригородных автобусах или, тем паче, в ночных электричках?! Мало ли в них можно встретить достойных особ женского пола?! Не унижайся, отец, я смогу пережить этот отказ с гордо поднятой головой!

Что вы! Вы не так меня поняли! Постойте, милый юноша, я умоляю вас, не делайте ложных и далеко идущих выводов! Они, как правило, случайны и неверны! Скажите мне только ваш адрес, только адрес, и больше ничего! И завтра же, в воскресенье, ровно в полночь я дважды осторожно постучусь вишневой веткой в ваше всегда приотворенное окно!

Вот мой адрес, говорю я. Вот он всегда записан на внутренней стороне моей кепки, а также на подкладке моего клетчатого пальто. Его записала моя мать не сгорающими в вечности чернилами. Читайте его, милая незнакомка, переписывайте, учите наизусть, ибо время нашей встречи приблизилось! Ибо не смыкает глаз тот, кто готов к продолжению рода! Ибо чресла его горячи, ум пылает в пронзительной пустоте и призывает он лишь только тебя, о радость моя в кашне с зонтиком и мамой в Пашукове! Тот, кто готов к продолжению, — тот будет ждать тебя завтра с воскресенья на понедельник в доме по адресу, в городе этом, в этой стране, замкнутый в тело, из которого выхода нет!

 

персей и андромеда

 

Где найти средство, чтобы отличить событие, которое было, от события, которого не бывало? Как мы отличим выдумку, не имеющую под собой никаких оснований, от зрелого, коренящегося в самом существе вещей вымысла? Ясно, что такое средство есть. Ведь мы помним массу вещей! Как тех, что были, так и тех, что не были. Сотни, тысячи разнообразных событий теснятся в этой голове и просятся на свободу! На волю, в рассказ, в повествование, в душу!