Шаман резко опустил посох, направив на князя. Кончик мигнул голубым светом — веточка на Звереве хрустнула, превращаясь в хрупкую палочку. Андрей опустил флягу, сдернул рябину, швырнул вперед. Коснувшись наста, ветка затрещала, рассыпалась — синяя извилистая молния побежала к врагу, оставляя проплавленный до земли снег. Чуваш отпрыгнул, выдернул из ножен на поясе деревянный нож, вскинул руки к небу, закричал что-то на своем языке. Ученик Лютобора торопливо сорвал с пояса кисет с землей, распустил узел и, прикрывшись полумесяцем бердыша, выставил вперед мешочек, способный поглотить самые страшные заклятия. Немного отвернулся, уходя от взгляда врага, и быстро пошел вперед.
Шаман скрестил руки, направляя нож и посох на русского князя, зарычал. Облака над холмом дернулись в стороны, открыв не голубое, а черное звездное небо, ветер ударил в стороны, сметая снег.
— Да, да, старайся! — подзадорил его Зверев, не сокращая шага. — Тебе же хуже.
Чуваш согнул и выпрямил руки, еще раз, еще, призывая себе в помощь какие-то силы. Он был совсем уже рядом — Андрей отвернулся, закрывая холодным железом лицо, и взмахнул кисетом, вытряхивая землю с накопившимися проклятиями на колдуна:
— Пожелавшему зла да воздастся троекратно!
Хлопнул разрыв, словно от порохового заряда, качнулась горячая волна. Опустив бердыш, Андрей увидел овал из пожухлой травы, посреди которого сидел, покачиваясь, его оглушенный враг. Князь подошел ближе, взял из руки неудачника нож, покрутил перед глазами. Оружие было сделано из мореного дуба. Отполированное пальцами до блеска дерево сплошь покрывали неведомые руны, и только по краю клинка в узкий паз была вклеена каменная острая кромка.
— Я попользуюсь немного, ты не против? — Ученик Лютобора похлопал шамана по плечу, оглядел замерших полукругом чувашей, поманил пальцем старосту: — Чего застыл, Пинетей? Ступай, кабанчика принеси. Недосуг мне туда-сюда бегать.
Он пошел на смердов — и чуваши расступились, открывая его взгляду сокровище, на которое он надеялся, но все же не ожидал увидеть. Редкий частокол, окруженный шестами с нанизанными на них лошадиными черепами, а дальше, в центре холма — полтора десятка вырезанных из дерева высоких истуканов.
Святилище. Самое настоящее, живое, намоленное, а значит — обладающее силой. Проведенные здесь обряды намного сильнее, нежели те, что творятся просто на природе или дома в уединенной лаборатории. Здесь каждое слово чародея подкрепляется верой, вложенной в избранное место многими и многими тысячами людей.
Забыв про окружающих, Андрей Зверев вонзил бердыш подтоком в наст, подошел к распахнутым для людей вратам, опустился на колени, низко склонил голову, коснувшись земли губами, встал и перешагнул пологий травяной порог. Пошел между истуканами, пытаясь понять, кто из них какому богу принадлежит.
Слева от входа, низкий, на медных ножках — это, понятно, Перун. Грозный судья, не моргнув глазом убивающий любого, кто ему не понравится.
— Спи спокойно, хозяин молний, сейчас не твое время. — Андрей поклонился, коснулся губ кончиками пальцев, потом — его рук и повернул направо.
Истукан с узким подбородком, большими глазами, в низко опущенном платке. Среча, конечно, Среча!
— Спасибо тебе за мои сны, богиня ночи, — и ей поклонился князь.
Дальше стоял бог высокий, с торчащей в стороны бородой, приоткрытым ртом, глубоко посаженными глазами.
— Здравствуй, Похвист, бог ветров, дождей и погоды. Спасибо, что не закружил меня в поземках, не забросил в бурю, не залил мое поместье ливнями.
Но центральное место занимали, разумеется, строгий бородач, взгляд которого устремлялся куда-то над деревьями, и приземистая скульптура с длинными волосами и большим животом. Сварог и Триглава. Бог-прародитель, сотворивший мир, и богиня земли, дарующая жизнь. Отвешивая им низкий поклон, Андрей не был уверен, что чуваши называют их тем же именем, что и славяне — но ведь бог, как известно, един. Как един и мир, что им создан, как едины небо и земля.
За главными богами стояли еще несколько. Истукан женский, обложенный черепами — богиня смерти Мара, владычица того мира, что лежит за рекой Смородиной, за узким, как бритва, Калиновым мостом. Истукан мужской — бородатый, мрачный, с черными от крови губами. Чернобог, бог темноты, горя, владыка враждебных человеку сил.
Язычники никогда не делили богов на плохих и хороших. Хозяин темных сил был для них всего лишь одной из многих высших сущностей. Если есть день, тепло, лето, жизнь и боги, повелевающие ими, — так есть и боги, получившие власть над ночью, мраком, болезнями, смертью, болью. Они не стремятся причинять зло — они лишь властвуют над столь неприятными слугами. Помолись им, принеси дары — и, возможно, они отведут своих рабов, заставят их стать милостивее, а то и помочь в трудный час. Равно как Хорс или Белбог тоже могут отвернуть свой лик — и погрузить несчастного в пучину бедствий.
— Христиане назвали бы это поклонением Сатане, — пробормотал Андрей. — Но разве мы хотим поклоняться силам зла? Мы хотим лишь заставить их послужить добру. Здравствуй, Чернобог. О малой прошу тебя милости, помоги сломать волю человеческую. Не приворот сотворить, не отсушку, не ломать судьбу, не наводить порчу. Лишь соедини душу воедино! Покажи обломку, что глаза его видят, скажи обломку, что уши его слышат, напомни обломку, что душа его помнит…
Князь обернулся. Чуваши стояли за границами святилища, молча наблюдая за его молитвой. И очнувшийся шаман — среди них.
— Где? — коротко спросил он. Пинетей протиснулся между соплеменниками и опустил трепыхающийся мешок за порог святилища. — Что встали? Огонь разводите. Забыли, как молитвам радоваться?
С мешком он вернулся к идолу, достал жертвенный нож, насчитывающий, похоже, уже немало веков, коснулся клинком лба, губ, груди, склонился перед богом:
— Примешь ли жертву мою, Чернобог?
Идол, естественно, не ответил — но шевеление в мешке внезапно прекратилось. Андрей распутал узел, вытащил кабанчика. Тот обмяк, глаза его затянуло поволокой. Похоже, властелин темных деяний снизошел к его молитве и взял от жертвоприношения что-то свое — то, что делало живое существо живым. Правда, в любом случае свою долю должны были получить и люди, собравшиеся здесь и питавшие святилище своими силами. Князь резко опустил жертвенный нож, собрал на клинок кровь, окропил ею губы идола, схватил тушку, отнес к воротам, пихнул старосте и бегом вернулся обратно.
— Ты дал мне знак, властитель зла. Молю о помощи твоей, Чернобог, в моем чародействе… — Андрей достал бурдючок с кровью комтура, открыл, смочил в ней пальцы. — Создай врата между душами, повелитель мрака, соедини потерянное, верни оторванное, сплавь украденное. Будь здесь человек тот, чью душу принес к твоим ногам… — Окровавленным пальцем Зверев нарисовал в воздухе человеческий силуэт: — Нарекаю плоть утерянную именем творения смертного, при рождении Готардом Кетлером нареченного. Верни душе ее место, могучий Чернобог, открой врата крови, отдай душу душе и плоть плоти!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});