Читать интересную книгу Ослиная Шура - Александр Холин

– Да, нас когда-то в школе на уроках пения заставляли разучивать: «Шумела поздняя осень, валила жёлтая листва. Их было только двадцать восемь, а за спиной была Москва», – вспомнил барон Васмут.

– Школа школой, а о материалистической возможности такой ситуации никто не задумывался, – уточнил Пушкоедов. – Не принято было. Но нам недооценивать врага нельзя, иначе всё может кончиться очень, очень нехорошо. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Какого врага? – Васмут испуганно вскинул глаза на Пушкоедова. – У нас имеются определённые враги?

– Конечно, имеются! Весь этот мир во все времена представлял и представляет грандиозные поля сражения! А в стране Россия – нашим потенциальным врагом автоматически становится любой человек православного исповедания! – пророкотал Пушкоедов. – Неужели для вас это является неизведанным откровением? Не притворяйтесь паинькой, любезный. Что же касается художницы…

– Это женщина? – поднял брови барон.

– Да, – кивнул Пушкоедов. – И совсем недавно талантливая девочка неплохо начинала работать с нами. Даже исполнила один очень важный заказ. Да вот только понесло её в монастырь… не знаю уж, какими силами, но понесло. Кстати, икона, которую она скоро закончит там же, в монастыре, называется «Божия Мать, Воскрешающая Русь». Соображаете?

Древний гиперборейский ветер никогда не оставлял без внимания деревянный пирс в Приозёрске, который во все века жил своей неизведанной пирсовой жизнью. Крики чаек, поскрипывание снастей утлых посудин, громко именуемых в реестрах плавсредствами, запах дёгтя, тухлой рыбы подогреваемый плеском Ладоги, – всё смешалось в один клубок противоречий, прекрасно друг с другом соседствующих, именуемых одним ёмким словом – порт.

Приозёрск – рыбацкий посёлок со статусом города, куда приехала Шура, тоже жил, ворочался, что-то созидал во благо и для. Казалось, все революционные петроградские смуты не касались ни города, ни его жителей, хотя без большевиков и здесь не обошлось. В самых неожиданных местах вдруг возникали перед глазами выложенные виде мозаики на городских косогорах и на стенах зданий коммунистические догматы: «МИР, ТРУД, МАЙ!», «ВПЕРЁД – В СВЕТЛОЕ КОММУНИСТИЧЕСКОЕ БУДУЩЕЕ!», «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПОБЕДА МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА!», «СЛАВА ТРУДУ!».

Ясно, что эти догматы пожаловали в Приозёрск во времена пришедшего к власти исторического материализма, но, похоже, с тех мезозойских времён догмы никто не трогал. Шурочка и раньше натыкалась в закоулках Советского Союза на эти дебильные надписи, только с таким непомерным количеством великих призывов она сталкивалась впервые.

Одно радовало: в городке было всего три памятника Владимиру Ильичу. Здесь отцы города значительно просчитались, уступая другим населённым пунктам совдепии в количестве возведения памятников Ильичу. Вероятно, в городской казне не хватило денег на пару-тройку лишних гипсовых идолов Ульянова-Ленина-Бланка, поэтому правители Приозёрска навёрстывали упущенное прописными коммунистическими догмами.

В ожидании оказии на остров Шура долго и бесцельно гуляла по посёлку, но ничего больше примечательного не обнаружила. Этот городок был всё-таки примечателен хотя бы тем, что отсюда на Валаам ходил пароходик, на котором паломники могли достичь мест обетованных древней Гипербореи.

Прямо рядом с пирсом примостилась кооперативная палатка, доверху напичканная разноцветными импортными банками с пиво-водками и разноцветными пакетиками, набитыми самыми питательными калорийными чипсами. Но покупателей возле почему-то не наблюдалось. В самом посёлке было не слишком людно, что Шуру, в общем-то, очень даже устраивало. В Приозёрск она отправилась по совету ближних и дальних. Во всяком случае, здесь можно было без особых проблем подцепить плавучую оказию до Валаама, на что, собственно, и рассчитывала наша искательница приключений.

Хотя пароходик отваливал от причала только раз в сутки, но зато на нём днём с огнём не найдёшь никакой толчеи, средне-азиатско-кавказского гвалта, заплёванных улиц, «братковых разборок» и прочей неразберихи мусорной свалки. Такие отхожие места наполняли до краёв не только столицу, но и другие крупные русские города, притянутые к кампании мирового рынка, или, проще сказать, гнилого базара.

Вспомнилось Валаамское подворье в достопамятном Ленинбурге, выбивание, выколачивание, оформление пропусков, виз, благословений, на что ушло ни много, ни мало – две недели. Это всё относилось к тому же, благословлённому нынешним патриархом Алексием II, мировому рынку.

Да и чего ожидать было от благолепного властителя русской православной церкви, когда Московская патриархия в смутном половодье девяностых единожды устроила табачный бизнес, закупая и завозя в Россию импортные сигареты огромными партиями? Занимался деградацией будущего населения России митрополит Смоленский Кирилл с попустительства патриарха Всея Руси. Поэтому остальному населению, занимающемуся переделом и перекупкой брошенного коммунистами каравая, было не до того. Иногда только прессой уделялось вялое внимание на свирепствующую среди подрастающего населения наркоманию и проституцию. Кто-то кому-то грозил указующим перстом и просил неизвестно кого призвать катящуюся под откос державу к порядку.

В этой неразберихе уходящего столетия при кончине Советской власти на покупку сигарет и пива малолетками никто не обращал внимания, как и на разгорающуюся голубым цветом порнографию, движение за создание и признание прав сексуальных меньшинств, а также на узаконенное кодирование населения.

Может быть, патриарх самолично заключил договор с мировым масонским правительством о развращении и спаивании будущего населения России или целовал туфлю папе Римскому, кто знает?

Недаром же английская леди Маргарет Тэтчер напрямую высказывалась, дескать, Россия для Европы нужна лишь, как кладовая сырьевых ресурсов, а населения для охраны и погрузки добытого сырья хватит в размере пятидесяти миллионов. Остальные русичи – щепки, которые летят, когда бравые европейские ребята лес рубят. Соображаете?

Даже в церковь проникли вездесущие бумажные души и торгующие душами нелюди. Таких Шура называла мягко, но довольно точно – чужие. И когда в петербургских церковных конторках московская паломница Александра Ослиная преодолела препятствия всех крючкотворов, то чётко почувствовала – так надо. Валаам был для неё чем-то другим, то есть, той основой, на которой держится ещё православие и куда надо попасть хотя бы для того, чтобы научиться давать отпор чужим. Первым и единственным апостолом пришёл на Русь Андрей Первозванный, который принёс в обетованную страну христианство. Не оттого, что русичи были лучше богоизбранных иудеев, а потому что Русь всегда и во всём являлась первой, как и явившийся апостол Андрей.

Но первым быть всегда тяжело. После насильственного Крещения Руси Киевским князем Владимиром христианство укоренилось и укрепилось на основе поклонений Сварогу, Даждьбогу, Перуну, Купалу и Ладе. Только необычное русское христианство мешало развиваться тому же католичеству, протестантизму и даже магометанству. Оттого-то патриарх Никон и устроил гражданскую резню в России. Именно с семнадцатого века появились христиане-новоделы, которые даже крестились тремя пальцами, как заповедовал Никон, заключивший с Римским папой унию, где согласился помочь сломать Русь.

Старообрядцы не стали воевать с обезумевшим патриархом-новоделом, который не смог найти ни одной иконы, где Саваоф, Христос или апостолы благословляли бы народ триперстием. Никон сжигал непокорившихся целыми деревнями, рубил пальцы, чтоб не крестились двумя, уморил в тюремной яме голодной смертью болярынь Морозову, Урусову, Данилову, сжёг и самого Аввакума, но не сломал Русь. О, наша Родина просто затаилась на время.

Ведь недаром сказано в Писании: «И придут тысячи лжепророков, и назовутся именем Моим». Эти слова, принявшего на себя муки за всех людей на земле, часто приходили Шуре в голову, особенно когда она уже сейчас, в наше время, сталкивалась с упрямым нечеловеческим непониманием или с откровенным желанием какого-нибудь очередного нелюдя сделать ближнему пакость ради процветания пакости.

Наконец-то всё позади. Сейчас она просто гуляла по причалу, отдыхая, не думая ни о чём. Нет, мысли всё же были. Разные. Повоевав немного с церковными чиновниками, ей вспомнилось вычитанное где-то: «Сен-Симонисты, чтобы теснее связать человека с человеком и приучить людей к любви, рекомендовали, например, пришивать пуговицы у сюртуков сзади, чтобы брат брату помогал при застёгивании. И все мы с удовольствием пришиваем своим братьям пуговицы сзади, чтобы они никак не могли их сами застегнуть».[21]

Ох, как это наглядно для всех случаев жизни, даже церковной! Ну, да Бог с ними со всеми. Не судите, да не судимы будете. Ведь всё кончилось хорошо. Вот и ладно. Сегодня после полудня должна отправиться на остров та самая вожделенная и долгожданная оказия, ради которой Шура оказалась здесь, и мысли потекли по другому руслу. Впереди встреча с островом, с монастырём. Что-то там ждёт её? И действительно, не лучше ли было бы найти какого-нибудь батюшку-иконописца в Москве-матушке, чем тащиться за тридевять земель на священный остров?