Калида человек простой и мне тогда поверил, а вот я-то себе нет. Знаю, уж коли всерьез браться за Нижний, то без проблем не обойтись. Тут и старшина своя есть и князь, как же без Рюриковичей, а они властью делиться вряд ли захотят.
Поэтому сейчас, бросив оценивающий взгляд наверх, на закрытые ворота города, еще раз оцениваю свои силы. Три взвода Ванькиных разведчиков и еще два стрелковых, четыре громобоя с запасом пороха и картечи, два десятка гранат и бочонок горючей смеси. К этому всему еще почти два десятка больных, три шатра забитых тюками с шерстью и кожей, и пять катамаранов в плачевном состоянии без весел и парусов.
«Не густо! С таким набором впору помощи просить, а не на город замахиваться!» — Мрачно подытожив, говорю уже готовому идти Соболю.
— С собой возьми пятерку своих и два громобоя. Больше вооруженных чужаков, боюсь, в город не пустят. — Ванька кивнул, что понял, а я добавляю еще. — Остальные пусть занимаются лагерем. Здесь хоть и Русская земля, но береженного бог бережет!
* * *
Городская слобода начинается от середины холма. Низенькие, крытые соломой избенки смотрят на мир глухими черными стенами. Раскисшая от осенних дождей дорога чавкает под ногами налипшей глиной. Редкие встречные мужики опасливо жмутся к плетням, уступая дорогу незнакомым воям.
Поднимаю взгляд и окидываю взглядом островерхие колья городской стены.
«Так себе защита!» — Усмехаюсь про себя, но замечаю, что еще не так давно город был явно побольше.
Недалеко видны обгорелые остатки какого-то каменного здания, и еще можно различить линию фундамента другой, разрушенной и уже заросшей лопухами стены.
«Что ж! — Удовлетворенно хмыкаю про себя. — Жизнь продолжается! Страшная гроза прошла, и люди вновь поднялись, отстроились, и живут!»
Добираемся, наконец, до воротной башни. Из всей стены это самое добротное сооружение. Каменный фундамент, толстые бревна стен, островерхая крыша, крытая дранкой.
Ворота закрыты, но к нашему подходу отворяется калитка и навстречу выходят трое, все в кольчугах, кованых шлемах и при мечах. Оружие в ножнах говорит о том, что нас в городке ждут. Я уже посылал гонца с известием и получил приглашение. Эти трое скорее почетная встреча, чем досмотровый дозор.
Долю секунды старший из них тратит на то, чтобы пройтись по нам колючим взглядом, а потом, чуть склонив голову, представляется.
— Боярин и воевода города, Микота Гординич!
Отвечаю ему таким же наклоном головы.
— Консул Твери и Союза городов русских, Иван Фрязин!
Все так же закрывая своей широкой фигурой дорогу, тот хмурит брови.
— Чего хочешь от нас, Фрязин⁈
Это мне уже не нравится! У нас так не делают! По-русски как должно быть, ты сначала встреть, накорми, спать уложи, а потом уж и вопросы задавай. А так что же, неуважение!
Отвечаю ему жестко, глядя глаза в глаза.
— Что ж это ты, Микота Гординич, добрых гостей у порога пытаешь⁈ Али не по нраву мы тебе⁈ А может ты лично против меня имеешь что⁈ Так ты скажи, не таись!
Я специально перехожу на личности. Прием известный и очень действенный, ежели хочешь оказать давление на собеседника и резко сменить тональность разговора. Не ожидавший такого воевода даже чуть оторопел. Он, явно, хотел произвести впечатление своей строгостью, но вступать в конфликт, а тем более ссориться непосредственно со мной в его планы совсем не входило. Я уже хорошо отметился на Руси и личность достаточно известная. Меня могут не любить, даже ненавидеть, но слава моя такова, что связываться со мной желающих немного. Я допускаю, что в городе могут относится к моему появлению с опаской, но вот так сразу наживать в моем лице врага… Нет, на такое у местных духа не хватит.
Подтверждая это, нижегородский боярин отвел взгляд и посторонился.
— Проходи, консул! Князь и боярская дума ждут тебя!
'Вот это другое дело! — Иронично хмыкаю про себя и молча прохожу в калитку, не удостаивая боярина ответом.
Иду вперед, не дожидаясь оставшегося позади воеводу. Провожатые тут не нужны, центральная улица ведет к единственному двухэтажному терему, тут не ошибешься.
По эту сторону стены дома побогаче, но сапоги все также вязнут в грязи, крыши большей частью соломенные, и лишь изредка встречаются крытые дранкой скаты. Все это говорит о том, что город еще только-только встает на ноги после разгрома, и вся его богатая слава еще далеко-далеко впереди.
* * *
В натопленной горнице собрался весь цвет Нижнего Новгорода. По лавкам сидят бояре в бобровых шапках, в торце на резном стуле восседает князь — некто Михаил Константинович Лютый, считающий себя каким-то там внучатым племянником уже покойного ныне Ярослава Всеволодовича. Так это или нет, я не знаю, да и городской господе' видимо тоже все равно. Главное, у него под рукой есть полсотни неплохо вооруженных конных воев, кои городу нужны, и потому все тут делают вид, что верят в родословную князя.
Войдя в палату, кланяюсь честному народу и как положено представляюсь.
— Консул Твери и Союза городов русских, Иван Фрязин. — Затем, выдержав паузу, обвожу всех внимательным взглядом и перехожу к сути. — Прошу у вас, уважаемые бояре, и у тебя, Михаил Константинович, содействия, ибо вынужден зазимовать в ваших краях, а у меня товар и люди на руках, а из них больных во множестве.
Я про Нижний еще до отплытия в Орду справки навел. Тут после монгольского нашествия и ослабления власти Великих князей Владимирских установилось нечто похожее на вечевую республику Великого Новгорода. Иначе говоря, боярская господа прибрала власть, посадила на княжеский стол какого-то малопонятного князька и правит себе потихонечку, лавируя между Ордой и Великими князьями.
В ответ на мое представление, благородное собрание зашумело, но не шибко, видно, что к консенсусу они уже пришли. Через пару секунд со скамьи поднялся боярин с выделяющейся толстой серебряной цепью на груди.
— Мы рады видеть тебя, консул, на нашей земле! — Начал он степенно, осознавая собственную значимость. — Также рады мы оказать тебе наше гостеприимство, но как ты сам видишь, мы люди небогатые. Пустых изб аль амбаров у нас нет, да и в город чужаков оружных мы не пущаем. Хошь зимовать у нас, мы не против, но зимуй на берегу. — Он помолчал немного и добавил. — И вот еще что, коли уж твой товар границу земли Нижегородской пересек, то ты должен уплатить городу ввозную пошлину, одну гривну серебром. Да за каждый месяц, что он на нашей земле пролежит, еще по гривне.
«Губа не дура! — Протянул я про себя. — А вы говорите татары, тут свои любому степняку еще сто очков вперед дадут!»
По тому как местная господа не сделала исключения даже для меня, понимаю, что мне ясно дают понять — никаких разговоров со мной они вести не желают, а хотят лишь одного, чтобы я убрался отсюда как можно скорее. Оттого и сумму такую назначили, думают расходами меня отсюда выжить.
Еще раз посмотрев на цепь и на висящий на ней знак, понимаю, что сей ушлый господин скорее всего посадник и реально тут всем рулит. Князь у них так на подхвате, потому и молчит, еще ни слова ни сказал.
Торговаться и спорить сейчас у меня нет ни желания, ни времени, но и потакать откровенному грабежу не хочется. Не то чтобы мне денег жалко, хотя и разбрасываться попусту я не привык, просто не нравится мне, когда кто-то вот так в наглую в мой карман лезет.
Ссорится с местными мне тоже не резон, поэтому для начала пробую воззвать к совести.
— Нехорошо! — Обвожу взглядом нацеленные на меня лица. — Ну ладно, не хотите в дом свой пущать, это я еще понимаю, но драть с меня по гривне за голый речной берег, это уже чересчур! Нехорошо на чужой беде наживаться! Разве этому учит нас Господь наш всемогущий!
Не успеваю закончить, как с места вскакивает щекастый и круглый как мяч боярин.
— А ты нас не совести! — Заверещал он тонким бабским фальцетом — Негоже нам от купчины нравоученья слушать! Задаром тебе тут ничего не обломится, так и знай!