Но дверь тут же распахнулась.
— О чем вы говорили в грузовике? Раф отодвинул ее от дверного проема.
— Я оставлю дверь приоткрытой, чтобы ты могла кричать на меня.
— Я не кричу.
— Все равно.
Он прикрыл дверь, оставив щель шириной сантиметров пятнадцать и включил воду погорячее, пока из ванны не повалил пар.
— О чем вы с Габи разговаривали? — прокричала Эмма, перекрикивая шум воды.
— А о чем, по-твоему, мы могли разговаривать? О бейсболе. — Раф бросил взгляд в сторону двери и расстегнул рубашку. — Он рассказывал мне об игре «Отважных», которую видел вчера по телевизору. Потом мы обсуждали разные приемы игры.
— И это все?
Он сбросил рубашку и потянул майку через голову.
— Ехать до парка двадцать минут. Ты думала, мы обсуждали мирный договор?
— Я только… Вы с Габи впервые оставались наедине так долго. Он снял часы.
— Да, я заметил.
— Мы собирались сказать ему сегодня вечером, резко напомнила Эмма. — Я подумала… ты мог поспешить… увидев, что уже поздно.
Раф снял ботинки и носки.
— Я не сделал этого.
— Почему?
— А ты бы хотела? — В жизни не встречал такой упрямой женщины. — Я не сказал ему, потому что… потому что я дурак… Я уже решил, что ты начала мне верить, и не хотел обмануть твое доверие. Мы ведь вроде вместе собирались сказать ему?
Он открыл кран, чтобы почистить зубы, и шум воды заглушил ее ответ.
— Что?
— Я сказала, что так и было.
Раф понял, что Эмма наклонилась ближе к щели.
Он выдавил пасту на зубную щетку.
— Тогда в чем проблема? И снова он не расслышал ее ответа. Потратив на чистку зубов положенные две минуты, он вставил щетку в керамическую подставку и тут заметил какое-то движение в запотевшем зеркале.
Он резко обернулся и замер. Сердце сразу заколотилось, кровь бросилась в голову.
Эмма стояла в клубах пара, с ужасом глядя на его грудь. Слезы ручьями текли у нее по лицу.
Глава 10
То, что она увидела, не могло бы присниться и в страшном сне. Собрав в складки розовую кожу, следы от ожогов шли по диагонали вниз от левого плеча и исчезали в джинсах. Всю поверхность груди покрывали бесчисленные рваные шрамы, среди которых ровными полосками лежали чистые послеоперационные швы.
— Боже мой, Раф. — Ее хриплый шепот безжизненно повис в сыром, горячем воздухе. — Счастье, что ты потерял только память. Как ты вообще остался жив?
Раф выпрямился. Лицо у него было напряженным.
— Уходи отсюда. Она вскинула голову.
— Что?
— Увидела, что хотела, теперь уходи.
Ну нет, так легко он от нее не отделается.
— И это все? Это ты так старательно прятал от меня все время?
— Я говорил тебе — зрелище не из приятных.
— Разумеется. А кто спорит?
Он отвернулся и с силой вцепился в край раковины. Костяшки пальцев побелели. Спина у него была еще хуже, чем грудь.
— Уйди, ради Бога!
Злость вдруг окутала Эмму, как клубы пара. Так чего он боялся? Что она упадет в обморок от такого зрелища? Шесть с половиной лет не вспоминал о ней, не позволил быть рядом, чтобы облегчить его страдания. И столько времени зря потеряно…
Она знала, что не права, и от этого злилась еще больше.
— Черта с два я уйду.
— Эмма, ты не… — Раф обернулся — Все это время ты заставлял меня чувствовать себя виноватой. Я ему, видите ли, не верю! Но ты оказался еще хуже, чем я представляла. Мне, по крайней мере, нужно было думать о Габи, а тебя интересовали только собственные переживания!
— Это нечестно, — прохрипел он. Она всплеснула руками.
— Нет, он еще говорит о честности! А честно было представлять меня слабонервной дурой? Что я умру от страха, увидев несколько пустяковых шрамов?
— Несколько? Пустяковых?
Она постучала по его здоровому плечу.
— Только не надо думать, что ты тут единственный такой страдалец. Ты заставил меня первой сломаться, и тебе было плевать на мои переживания.
Раф схватил ее за руки, не давая прикоснуться к плечу.
— Посмотри на меня внимательно, Эмма. Только честно — я тебе не противен? Она не отвела взгляда.
— Нисколько.
Но ему этого было мало.
— Почему?
Эмма сделала глубокий вдох. Значит, и здесь ей придется быть первой.
Ей вдруг захотелось этого. Даже если он не ответит на ее чувство. Пусть знает и сам все решит.
— Потому что я люблю тебя. Раф стоял неподвижно.
— Ты любишь меня?
Не дав ему опомниться, она обняла его.
— Конечно, идиот ты этакий. — Эмма провела ладонью по сморщенной коже плеча. — Я люблю каждый твой шрам…
— Эмма, не…
— … каждый обгоревший сантиметр… — Она наклонилась к лоснящейся ямке на шее.
— Пожалуйста…
Эмма поцеловала неровный шрам, пересекший ему грудь.
-..каждую морщинку, каждый мускул.
Раф притянул ее и погрузил лицо в ее волосы.
— Этого не может быть. Так не бывает.
Эмма слегка отстранилась и взглянула на него.
— Только попробуй еще раз сказать такую глупость. Кому лучше знать, тебе или мне, люблю я тебя или нет?
Раф вдруг почувствовал себя сильным, здоровым и легким. Как тот ангел на ее картинке.
— Как можно любить такого, как я?
— Иногда я сама этому удивляюсь. Раф нахмурился.
— Я никогда не был ангелом.
— Для меня — всегда. Просто тогда, шесть лет назад, твои крылья были целыми. Ты был красивым, дерзким и сильным. — Она провела ладонью по его рукам. — Сейчас они у тебя сломаны, но от этого ты не стал хуже.
Она взяла его лицо в свои ладони.
— Я люблю твою душу, Раф, которую нельзя сжечь ни в каком огне. Эти шрамы сделали тебя таким, какой ты есть, и поэтому я люблю их тоже.
Он искал у нее на лице хоть какие-то следы сомнений, но видел только любовь.
Слезы навернулись ему на глаза. Он еще теснее прижал ее к себе.
— Ты моя жена, и я тебя никуда не отпущу, прошептал он.
Она прижалась губами к его щеке.
— И правильно сделаешь. Потому что я не прощу тебе этого никогда.
Он немного отстранился, чтобы с улыбкой взглянуть в ее красивое лицо.
— Эмма. Жизнь моя. Моя радость. Моя любовь. Она слегка улыбнулась.
— Как? Ты не собираешься сказать, что твоему сердцу необходима ЭКГ? Он хмыкнул.
— Неужели я так ужасно каламбурил?
— В том числе. Ты…
Она остановилась: вода начала уже переливаться через край ванны.
Чертыхнувшись, Раф дернул за пробку, а Эмма завернула кран. Раф наклонился, чтобы вытереть пол, и, обернувшись, увидел, что Эмма с улыбкой смотрит на него. Тело горело от желания. Но он собирался принять ванну.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});