нашего подразделения – это две молодые девушки. Форму им выдали не по размеру – формы их размера не существует в принципе, – и стали форменные куртки им элегантными и длинными платьями с закатанными рукавами. Пока мы ждем приезда следующих родственников погибших, наше молодое усиление делает селфи и фотографирует местных котов. Когда за останками бортпроводника – гражданина одного из государств Южной Америки – прилетел его отец, то молодежь, вообще забыв, где мы находимся и по какому поводу этот человек прибыл сюда, вела себя, как обычно ведут себя дети, попав первый раз в зоопарк.
Морг, где мы работаем, достаточно большой, и помимо выдачи останков погибших в авиакатастрофе выдают тела других умерших и погибших. Если мы видим острые стрессовые реакции у людей, прибывших на эти другие выдачи, то подходим и начинаем оказывать экстренную психологическую помощь им.
Когда люди видят нас возле морга, они уже знают, почему здесь находятся люди в форме МЧС. Во время одной выдачи, не связанной с крушением самолета, у кого-то начинается истерика. Мы подходим, чтобы оказать помощь, и один из собравшихся – мужчина с рыжими усами – говорит нам:
– Не, ребята, мы не по самолету, – из какой-то своей личной солидарности он не хочет нас беспокоить и обременять дополнительной нагрузкой.
– Но вы же тоже люди, – отвечаем мужчине и начинаем оказывать помощь. И такие случаи не редкость.
Вообще почти каждая процедура сопровождается острыми стрессовыми реакциями. Только два раза останки погибших забирали люди из ритуального агентства, поэтому в нашей работе не было необходимости – мы только отметили в своей таблице данные, кого уже выдали.
Теряют сознание чаще женщины. Каждый раз вокруг человека, потерявшего сознание, тесным кольцом собирается толпа, ограничивая тем самым доступ кислорода. Тогда кто-то из нас, кто первым оказывается рядом, сразу командует:
– Так! Расходимся! Доступ кислорода! – тогда только люди тебя слышат и отходят от пострадавшего.
В помещении, где работники морга ставят гроб на специальную подставку для того, чтобы у родственников была возможность в последний раз попрощаться с умершим или погибшим, какой-то характерный запах. Он не похож на запах морга, который всегда одинаковый, независимо от того, это ростовский морг или волгоградский. В этом помещении запах другой, и к нему никак невозможно привыкнуть, хотя мы работаем здесь уже больше десяти дней подряд, с утра до вечера. И все время этот запах. Он почему-то ассоциируется у меня с запахом отварной курицы, которую варили несколько суток подряд, а потом обильно посыпали черным перцем. Ассоциация странная, но после этих работ я несколько месяцев не буду употреблять в пищу куриное мясо.
Часто люди хотят заглянуть в закрытый гроб, чтобы в последний раз увидеть своего погибшего родственника, но нам каждый раз приходится отговаривать их. Наши аргументы выглядят следующим образом:
– Пусть в вашей памяти ваш близкий останется таким, каким был при жизни. Если увидеть сейчас то, что осталось от человека и лежит в этом гробу, то именно такой образ и сохранится у вас…
У нас небольшой перерыв между процедурами выдачи. По дорожке, которая по диагонали идет от здания морга, санитарка в зеленом медицинском халате толкает перед собой каталку с телом, накрытым простыней. Из-под простыни торчат только ноги в бриллиантовом зеленом растворе – «зеленке». Каталку с телом санитарка почему-то оставила возле входа и ушла обратно, по той же дорожке.
У нас продолжается сопровождение выдачи останков погибших. Мы все бегаем в суете от одной процедуры к другой, иногда – за врачом «скорой» или сверить в очередной раз списки с заведующим бюро. Только покойный человек, которого привезла санитарка, уже никуда не спешит – каталка так и стоит. В какой-то момент мы обращаемся к работникам морга:
– Ребята, там вам, похоже, тело привезли и оставили, наверное, забыли предупредить. Каталка уже три часа стоит на улице, у входа…
Каталку с накрытым телом увезли внутрь морга.
Выдача останков погибших проходила около двух недель. Почти все процедуры сопровождала наша группа. Мы опять работали в одном звене с Екатериной Бабкиной.
Глава 11
Перемена погоды
Мысль об увольнении периодически посещает многих сотрудников моего подразделения в МЧС. Ресурсы человека не безграничны, а такой режим работы и связанный с ним темп жизни не могут не оказывать влияния на организм. Далеко не всегда это влияние положительное – в основном все как раз наоборот. Стресс имеет свойство накапливаться.
Попробуй отработать выезд с погибшими детьми! Хватит одного взгляда на эти, игрушечные с виду, гробы и остывшее хрупкое тело ребенка. Попробуй увидеть во сне колонну БТРов и просыпаться от этого среди ночи, попробуй пережить момент, когда у тебя на руках в буквальном смысле умирает человек, оставляя следы крови на твоей одежде. Это все страшно. Но на самом деле есть вещи страшнее – многое кроется в отношении к сотруднику со стороны руководства или системы в целом.
Я чаще стал приходить к мысли об увольнении. Вечером, после работы, утром, в обеденный перерыв подобные мысли посещают все чаще и чаще.
Я адаптировался к экстремальным условиям, в которых приходится работать на выездах. Хотя ничуть не удивлюсь, если психологическое обследование выявит у меня посттравматическое стрессовое расстройство.
В моем подразделении нет аттестованных сотрудников – то есть мы все гражданские работники, без погон, специальных или воинских званий, но у нас почему-то при этом действуют армейские законы.
Иногда ты редко бываешь дома, работаешь в жутких условиях, выполняешь функции грузчика, носильщика, строителя, бухгалтера и вроде бы справляешься со всем, но ты всегда в зоне критики, независимо от результатов своей деятельности. Твое руководство при этом не плохое, и даже когда ты слышишь в свой адрес от него критику, видишь недовольство и получаешь замечания, то просто знай, что по-другому оно не может. Прими это.
Я начальник отдела психологической диагностики, у меня в подчинении четыре человека – почти все они в недавнем прошлом студентки, и часто мне кажется, что у нас не силовая структура, а старшая группа детского сада. Регулярные детские выходки – повод для очередного вызова меня как их непосредственного начальника к руководству. Я предлагаю увольнять «воспитанников детского сада», но мое предложение снова отклоняют.
На работу я прихожу рано – так я доезжаю без пробок и в еще не забитом транспорте. До начала рабочего дня у меня обычно в запасе около часа времени – я или иду в тренажерный зал, который находится в нашем здании, или сижу в соляной пещере – она в реабилитационном комплексе.
Пока еще у меня остались сомнения – колебания «уходить-не уходить». Новое место я пока не нашел, но в своих поисках изначально не рассматриваю вариант «гражданки» – хочу перейти в другую