моей руке – забирает из лёгких весь воздух.
– Ты злишься… – говорит она, накрыв своей маленькой, белой и горячей ладошкой мою грубую и тёмную ладонь. – Денис, твой гнев жалит. Очень больно. Я чувствую себя виноватой, хотя моей вины нет… Я благодарна тебе за всё, но… Но я не знаю, что ещё тебе сказать…
Её голос, её слова заставляют моё сердце биться быстрее. От её прикосновений меня словно простреливает разряд тока, и электричество бежит по позвоночнику, оседает на кончиках пальцев.
Она горячая от болезни. Глаза за стёклами очков влажные и полны печали. Губы такие алые, что так и манят прикоснуться к ним.
Хочу к себе медленно её прижать и сказать только одно: «Просто доверься мне. Я тебя никогда не подведу».
Моя Ангелина.
Да, я взорвался, когда увидел смс от грёбаного подонка и налажал. Ангел не должна была видеть меня в ярости. Это зрелище не для слабонервных.
Предохранители сгорели, и я превратился в зверя. В того самого монстра, которого я едва могу контролировать. И этот монстр желал крови ублюдка. Ведь он посягает на Ангелину. А она моя!
И её слова, что я должен уйти, летели в меня и застревали в моей плоти, как разрывные пули.
Я должен был не превращаться в дебила, набросившегося на холодильник, а просто поговорить с ней. Или ничего не говорить, ничего не объяснять, мои руки, мои объятия сказали бы ей достаточно.
Включаю мультиварку, чтобы стушить овощи и полностью переключаю всё своё внимание на девушку.
В груди становится больно, но я говорю ей то, что должен сказать, хоть и не желаю этого. Но раз облажался, то должен платить.
– Есть вещи, способные разъярить меня до полной потери контроля. Я считаю тебя своей, малышка.
Она смешно надувает губы… Так бы и зацеловал…
Горько улыбаюсь и заканчиваю мысль:
– Внутри меня есть что-то такое, что существует отдельно от меня и не поддаётся никакому контролю. Я собственник, каких ещё поискать. Но ради тебя, Ангел, я готов поступиться собственными принципами. Я дам тебе ровно две недели после того как поправишься, насладиться этим… – хочу сказать «ублюдком», но говорю другое: – …парнем. Только с условием, что никакого секса с ним, никаких поцелуев. Максимум – подержаться за руки. И то от одной мысли мне уже хочется организовать ему похороны.
– Что? – выдыхает он потрясённо.
Я глухо смеюсь. Сам от себя в ахере.
– Ты не ослышалась, маленькая. Я отступлю на эти две недели. Никаких встреч. Никаких звонков и смс от меня. Ничего. Словно меня и не было в твоей жизни. Но когда срок выйдет, ты дашь следующие две недели для меня. Ты позволишь мне ухаживать за тобой, делать подарки, приглашать на свидания. Обнимать, целовать тебя.
– А Алексу значит, целовать меня нельзя, а тебе можно? Условия изначально неравны, – фыркает она.
Какая она милая в своей стойкости и одновременно растерянности.
Не могу сдержаться и заключаю девушку в свои объятия. Прижимаю её к своему телу крепко, зарываюсь лицом в её волосы и втягиваю в себя её запах.
Чёрт возьми, как же я хочу её.
– Нельзя, Ангел. Кроме меня никто не имеет права прикасаться к твоим губам и пить твоё дыхание. Только я.
Она вдруг кладёт руки мне на грудь и скользит ладошками вверх, сжимает мои плечи, заглядывает в глаза и шепчет:
– Ты хочешь, чтобы я сравнила вас? Решила, кто лучше? Кто больше достоин, так? А если я выберу не тебя, Денис?
– Ты выберешь меня, – мой ответ звучит самоуверенно и Ангел весело улыбается.
Её улыбка действует на меня как наркотик, и я уже не могу отступить.
Наклоняюсь и очень нежно накрываю её губы своими.
Она отстраняется и произносит хрипло:
– Я же простужена… Ты можешь тоже заболеть…
– Девочка моя, я уже болен. Тобой.
Она облизывает губы, снимает очки и кладёт на стол. Вдруг сама тянется ко мне. Её робкие прикосновения – неумелые, но самые желанные и пьянящие. И мой язык – голодный жадный вторгается в её рот. Мои руки как безумные сжимают её, скользят по её телу, как будто в последний раз. Иступлёно и отчаянно.
Наши языки сплетаются в самом прекрасном танце, и я ощущаю себя так, словно у меня за спиной вырастают крылья, словно я всю жизнь был проклят, а она разбила проклятье своим светом.
Кончиками пальцев глажу её лицо, целую её лоб, брови, глаза, а она часто дышит и улыбается.
Внутри меня что-то ломается, словно рушатся какие-то неведомые мне самому цепи.
И я впиваюсь в её губы, в её шею, а когда и этого становится мало – понимаю, что могу сделать её своей. Прямо здесь и сейчас. Но это будет нечестно.
Обрываю поцелуй и вижу непонимание в её глазах.
– Ангел… Иди в кровать… Иди, малышка, пока я ещё держу себя в руках… – выдавливаю из себя.
И она выскользает из моих рук. Кивает и делает, как я сказал. Идёт в кровать.
Но я надеялся, что она скажет: «Не пойду… Я хочу тебя…»
Не сказала.
Но ещё скажет.
* * *
АНГЕЛИНА
Денис уходит поздно вечером, когда убедился что я сыта, выпила все лекарства и уже засыпаю.
С Алексом поговорить не удалось. Денис выключил мой телефон и не позволил к нему даже прикасаться.
Но когда дверь за ним закрывается, я выдыхаю со смесью облегчения и грусти.
Я не включаю телефон.
Хотя должна была.
Я засыпаю, застывшая в янтаре своих разобранных чувств и простуды и почти болезненного желания быть окончательно покорённой Денисом.
Но у меня упрямый характер.
Внешне я всегда уравновешена и спокойна, но в душе очень эмоциональна, слишком чувствительна для собственного блага. Чтобы Денису покорить меня, ему придётся пройти все круги Ада, а именно вынести всё моё упрямство. И я не желаю становиться чей-то игрушкой, марионеткой, послушной куклой. У меня планы. И как-то Денис в эти планы совершенно не вписывается. Он сможет в них вписаться, если станет менее навязчивым, ревнивым.
Рядом с Денисом я чувствую себя слабой, наивной и очень юной.
Всю свою жизнь я стремлюсь вырваться наверх, стать независимой, помочь своим родителям и дать им всё то, что они не смогли позволить себе – нормальную безбедную жизнь. И самое главное, хорошее лечение для мамы. Всё время я игнорирую внимание противоположного пола, отмахиваюсь от предложений встречаться, даже лёгкий флирт себе не позволяю. У меня есть цель. А отношения могут стать препятствием или вовсе разрушить все мои планы.