– Это Дети Света, поднявшиеся Лестницей Восхождения. Князь предсказал, что именно там произойдет Великое Вознесение.
– Без булды? – спросил толстяк в джинсовом комбинезоне без рубашки, зажимая в руке номерок. – И когда оно начнется?
– Князь пророчествовал, что предшествовать Вознесению будут необычная погода, падающая звезда и волнения на Ближнем Востоке. Я подозреваю, что этот необычайный зной…
Орландо взял религиозную брошюрку три с половиной на пять дюймов с названием «ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ БЫТЬ ОСТАВЛЕННЫМ?» и стал читать о знаках Зверя: «И когда настанут Времена Скорбей, Антихрист вживит смарт-карту с подменным знаком 666 под кожу тех, кои…»
Бросив брошюру обратно на стол, он оглядел дальний конец комнаты – низкая деревянная платформа с двумя позолоченными, но более ничем не примечательными креслами, и сидели в них, очевидно, этот самый Посланец или как его называют, и Джинджер Родджерс. Орландо мысленно присвистнул. Отсюда эта Джинджер смотрелась – muy guapa [26].
Через десять минут Орландо смотрел, как стоявшая перед ним семья подходит к помосту. Женщина по очереди клала своих мелких потомков на колени Джинджер Родджерс, а муж щелкал «мыльницей». Посланец, сидящий слева от Джинджер, вроде бы что-то говорил, но семейство не обращало на него внимания, глядя только на Джинджер.
И тут до Орландо дошло, что тут происходит: Посланец, значит, Бог, а Джинджер – Мадонна. И очень ничего себе Мадонна. Золотые волосы, и отличные ноги – то, что видно из-под рясы. Неудивительно, что эти rusticos [27]на старика и не смотрят – с этакой лысиной с пучками клоунских волос по краям, в дешевом типовом костюме. Неубедительный Бог. Если бы это организовал он, подумал Орландо, то Богом выбрал бы кого-то вроде… себя самого. Высокий, стройный, загорелый, одетый стильно.
– Сэр? Сэр? – обращалась к нему женщина. – Ваш номер четыреста семьдесят восьмой, вы следующий.
Она отцепила крючок бархатной полосы и жестом предложила Орландо проходить.
Он зашагал по бетонному полу, с каждый шагом восхищаясь Джинджер Родджерс все сильнее. Не зная, каких действий от него ожидают, он остановился за два шага, перекрестился и молитвенно преклонил колени.
– Madr? Maria [28], – начал он, опустив очи долу.
– Стоп! – произнес Посланец. – У нас в Храме Света – никаких этих папистских штучек!
Орландо взметнулся на ноги, правой рукой нашаривая в кармане складной нож и глядя на Посланца убийственным взглядом. Но тут же в мгновение ока расслабил мышцы, полыхнул широкой латиноамериканской улыбкой, сочтя, что сахар поможет лучше клинка.
– Permiso [29], Бог-Отец наш, – сказал он шелковым голосом. – Я не знал.
– Я не Бог, – сварливо бросил Пэтч. – Я – Посланец Его, но Он говорит мне… – Пэтч уставился в пространство и заговорил нараспев: -…и мы, что живы и остаемся, будем взяты с теми, что в облаках…
– Да-да, – перебил Орландо, – конечно же. Послушайте, se?or Посланец, я хотел бы поговорить с двойственницей – минуту наедине.
– С кем?
– С дайственницей, – отчетливо повторил Орландо, как будто Пэтч не расслышал. – Ох! – И он повторил отчетливо: – С действенницей.
Джинджер прыснула. Пэтч возмущенно прокашлялся:
– Это невозможно! – Он смутился и стал объяснять Джинджер: – Я хотел сказать, что невозможно говорить с тобой наедине, а не что… – Он снова закашлялся, перевел взгляд на Орландо: – Мы, Посланец и Свидетель, едины в передаче послания от Господа. И никто…
– Наедине! – прошипел Орландо.
Его рука снова легла на нож, но вместо ножа на свет появилась хрустящая стодолларовая бумажка.
– Я имею к вам mucho respecto, se?or [30], – сказал он с легким поклоном, – но я хочу быть один с этой молодой женщиной, когда она мне будет говорить про то чудо, понятно? – Он помахивал банкнотой, улыбаясь дружелюбно и дразняще. – Я буду благодарен.
– Гм-м-м-м-м…
Пэтч потянулся за бумажкой.
Орландо отвел руку назад:
– Наедине?
Пэтч освободил Орландо от сотни.
– Я думаю, тем временем мог бы поговорить с миссис Бинкль о ризах, которые нужно забрать из чистки.
И он сошел с помоста.
Орландо сел на кресло Пэтча, наклонился к Джинджер:
– Расскажи мне о чуде, bonita [31]. Как этот Дун исчезал.
Джинджер набрала воздуху и повторила уже машинально воспроизводимый рассказ.
– Я пришла домой к Князю поговорить о гимнах, которые должен был петь наш хор, примерно в семь часов вечера в прошлый вторник. Мы были внизу, в холле, где на потолке нарисовано небо. Я на секунду повернулась спиной, а когда оглянулась – Пуф! – Князя не было. Его одежда и туфли остались горкой на полу. Они теперь здесь, в этом пластиковом ящике, – показала она.
– Вот как?
Орландо вопросительно глянул на плексигласовый куб с земным имуществом исчезнувшего Дуна. Значит, реликвии у них хотя бы есть.
Но ему хотелось услышать больше.
– И ты слышала, как открывалась дверь после этого «Пуф!»?
– Нет, он ее закрыл, когда мы вошли. И она осталась закрытой.
– А свет был выключен?
Явно непривычная к таким каверзным вопросам, Джинджер ответила с нажимом:
– Нет! Свет все время горел.
– А как далеко была ты от Дуна, когда слышала этот «Пуф!»?
– Хм… – Джинджер неловко поерзала в кресле. – Я не то чтобы слышала, просто это случилось. Я стояла… несколько шагов от него.
– Понимаю. А зачем ты повернулась спиной? Он тебя попросил повернуться, может быть, посчитать до десяти?
– Нет, я… я была вроде как на лестнице, и тут это и случилось.
– На лестнице? Значит, не так близко. То есть не в холле с Дуном?
– Да, то есть… нет. – Джинджер начала краснеть. – Я… мне нужно было… ну, в туалет, и это было как бы… наверху… Но я только на несколько шагов отошла, и повернулась – а его нет. Пуф! И исчез. Вознесся.
Она произнесла последнее слово решительно, кладя конец разговору.
Орландо смотрел, как Джинджер прикусывает губу, глядит куда-то в зал, избегает его взгляда, а пальцы ее так вцепились в подлокотники, что просто побелели. Он понял, что разыгрывая злого полицейского, большего уже не добьется. Поэтому он убрал из голоса каменную твердость и заговорил очень доброжелательно:
– Извините мои вопросы. Просто ваше чудо мне показалось таким… как это вы говорите? – поразительным. – Он несколько секунд помолчал, а потом заговорил снова: – Джинджер Родджерс, – он положил руку ей на колено, – tus ojos, tuslabios, tu trasero biengordo… que maravilla de la naturaleza er?s tu. Venjovencita [32]. Моя прекрасная pinga так хочет быть с тобой. Mira, смотри, как она поднимается приветствовать твою belleza [33].
Встретив совершенно ошеломленный взгляд Джинджер, он добавил:
– Ты самая красивая мадонна, которую я видел.
Джинджер взяла его руку за запястье и сняла со своего колена, потом наклонила голову набок и посмотрела вопросительно:
– Мадонна? Как рок-звезда?
– Claro. [34]
Джинджер оглядела его с головы до пят, отметив смуглую латинскую красоту, напомаженные волосы, скопление золотых цепей на шее, свободную шелковую рубашку и полотняные брюки, ноги без носков в белых сандалиях. Орландо совсем был не похож на других посетителей, да и на «светляков» тоже.
– Вы певец? – спросила она.
Орландо ответил не задумываясь:
– Киноактер.
– Bay! А где вы снимались?
– Кубинские фильмы, jovencita. Их тут не показывают из-за этого hijo dе puta dictador comunista [35].
Джинджер неуверенно наморщила лоб, но повернулась в кресле к нему лицом. Ноги она подобрала на сиденье, колени под рясой – такого Пэтч никогда не разрешал.
– Но вы наверняка знакомы с кинозвездами, правда? Скажем, с Антонио Бандерасом?
– С Тони? Конечно. Мы с ним каждый четверг играем в хаи-алаи.
– Bay! – Но она снова наморщила лоб: – А что это такое – хайлай?
– Это… это как гольф, только быстрее. – Орландо кончиком ухоженного пальца коснулся ее подбородка. – Может, мы могли бы где-нибудь вместе кофе выпить? Не здесь, конечно. И поговорить о кино.
Джинджер поджала губы, бросила настороженный взгляд на Пэтча – он стоял спиной в другом конце зала.
– Я не знаю. Преподобный Пэтч не любит, когда я ухожу или разговариваю с посетителями. Он вообще хотел, чтобы я сюда переехала и всегда была под рукой, когда приходят люди спрашивать о Вознесении.
– Qu? l?stima! [36]A я был бы так рад вам рассказать о моих приятелях-кинозвездах.