нарушу свою клятву.
Математичка тяжело вздыхает, поворачивается и со словами: «С вещами за мной» – выходит из класса.
Меня снова приводят к директору. Второй раз за неделю. Учебный год начался весьма динамично. Но я знаю, что напросился сам, поэтому не особенно переживаю. Меня заботит больше то, как я все это буду пересказывать Нелли. Не сомневаюсь, что она одобрит финт с рубашкой.
– Ну, что опять, Филатов? – Елена Львовна устало смотрит из-под очков. На этот раз вспоминать мою фамилию ей не пришлось. – Понравилось на кладбище ездить?
– Нет, просто Анна Степановна так ругалась, что не оставила мне выбора.
– Оденься, пожалуйста. И завтра приходи в нормальном виде. Твоя акция протеста бессмысленна.
– Почему это?
– Потому что траур – явление культурно-общественное и исторически устоявшееся. И с этим ты уже ничего не поделаешь.
– Но у меня нет траура, – храбро заявляю я. – Я Макарова не оплакиваю.
– Пусть так. Ну а Алису?
– Алису жалко, – признаю я. – Очень.
– Вот тогда хотя бы к ней прояви уважение.
Елена Львовна возвращается к своим бумагам, а математичка отпускает меня в туалет одеться. Там, воспользовавшись моментом, я радостно фотографирую себя в пиджаке на голое тело и отправляю снимок Нелли. Остается только надеяться, что фотка дойдет по назначению.
Глава 14. Нелли
Удивительно, но общение с Глебом пошло на пользу: только благодаря ему я вчера не умерла от стыда и бессилия, а сегодня способна дышать – размеренно и спокойно.
Мне нравится его способность анализировать ситуацию и выхватывать самое важное, нравится, что он без стеснения признается в собственных неудачах, сглаживает углы и подсказывает очевидные решения проблем, которые я отчего-то в упор не видела до тех пор, пока он не сфокусировал на них мое внимание. А еще мне очень нравится его голос – я по несколько раз прослушиваю сообщения, хохочу как сумасшедшая, и убитая самооценка приподнимается чуть выше плинтуса.
Возможно, из нашей болтовни вырастет крепкая дружба на расстоянии, совсем как в ванильных подростковых романчиках, но надеяться на это все же глупо – не в моих правилах предаваться бесплодным мечтаниям и выдумывать то, чего в реальности не может быть.
Ночью, глядя в темный потолок и терзаясь от стонов внезапно приболевшего Бори, я вдруг осознала несколько совершенно неожиданных вещей.
Рассказ про двух сестер заставил подумать о нас с Алиной – хотя Алина старшая и не ноет. Может, она вовсе не слабая, но производит такое впечатление, и окружающие сами падают к ее ногам. Однако так уж вышло, что будущее моей сестры туманно: никаких планов у нее нет, бороться она не собирается, а отец ее ребенка оказался полным придурком. Мама говорит, что на меня вся надежда, и часто плачет, пока никто не видит.
Однако утверждение Глеба, что «другой» – не значит «слабый», придало сил.
Итак, я больше не буду подражать всяким эгоистичным стервам, копируя их стиль.
Найду в себе сильные стороны и прокачаю их.
Перестану бурно реагировать на неудачи, тем самым отдавая все козыри в руки противника, и уж конечно, никогда не стану злобной и жестокой.
Все же парень-друг – очень полезное приобретение.
– Неля, хватит считать ворон! Завтрак остывает!
Мама выдергивает меня из раздумий, подсовывает под нос тарелку с яичницей и, на ходу чмокнув сонного Бореньку в лоб, убегает в салон.
– Ты как? Настроена на разговор? – Алина занимает освободившийся стул, подпирает ладонью подбородок и смотрит мне в глаза, явно желая послушать мой рассказ.
Вечером ей не удалось выманить меня из комнаты даже горячей пиццей, но сейчас противостоять ее умоляющему взгляду просто сил нет.
– Как обратить эпичный провал в достижение?
Я уныло ковыряю вилкой желток, глотаю зеленый чай и обстоятельно рассказываю сестре подробности вчерашнего происшествия, умалчивая лишь про подножку Миланы и смех Артёма, – чтобы не выглядеть совсем уж отстойно.
– Боже мой, да сейчас культ задниц! – внимательно выслушав, огорошивает меня Алина и принимается с жаром убеждать: – Мои любимые блогерши с миллионными аудиториями используют любой шанс, чтобы как бы невзначай засветить пятую точку и подогреть к себе интерес! А твой зад неплох – тут я объективна. Просто забей и делай вид, что все хорошо!
– Вы сговорились?..
– С кем?
– Да так. Ни с кем, проехали. Спасибо. Жить стало определенно легче…
Я морщусь, встаю и споласкиваю пустую чашку. Подмигиваю Бореньке и возвращаюсь к себе.
На душе тухло, но я бодрюсь: уговор с Глебом держит крепче наручников.
По всему выходит, что после падения я повела себя правильно: не накинулась на Милану с кулаками, не зарядила ей в нос и не наорала. А все потому, что оцепенела от реакции Артёма, и это сослужило мне хорошую службу. Я просто дождалась звонка, побросала в рюкзак учебники и молча ушла, не показав своей слабости.
Что ж, если я должна оставаться собой, то и церемонии больше ни к чему: натягиваю колготки-сеточки, собираю розовые патлы в конский хвост, небрежно подвожу глаза черным и удовлетворенно вздыхаю. В зеркале отражается хрестоматийный мрачный фрик в косухе, мешковатой школьной форме и тяжеленных ботинках.
Устремив взгляд на стенд в конце коридора, я миную просторный холл и медленно, уверенно шагаю к классу. Коленки подкашиваются, от ужаса темнеет в глазах, но недостойные переживания тщательно скрыты от посторонних за маской расслабленного пофигизма.
Ученики из параллельного, из десятых, даже из восьмого сально улыбаются, шушукаются за спиной и, нисколько не шифруясь, указывают на меня пальцами: похоже, Милана как следует позаботилась об огласке, и я теперь в центре внимания. Черт бы побрал такое внимание!..
При моем появлении Бобров дурашливо хлопает ладонью по парте, свистит и изображает реакцию Багза Банни на мультяшную красотку в стиле пин-ап. Мучительно стыдно за него, но я подыгрываю: степенно киваю и, подмигнув, посылаю воздушный поцелуй. Возня и приглушенные голоса тонут в улюлюканье и воплях двух идиотов-недостендаперов. Милана шуршит упаковкой чего-то съестного, но, не вынеся творящегося безобразия, все же покидает царское место и подходит вплотную:
– О, ведьма! Поздравляю: твой зад произвел фурор!
Она раздувает ноздри, откусывает шоколадный батончик и выдает кривую, будто порожденную несварением желудка ухмылочку.
– Зад есть у каждого. Но фурор производит только то, что действительно круто. Спасибо, что посодействовала моей популярности!
Я щелкаю жвачкой, отшвыриваю Орлову с дороги плечом и вдруг вижу медовые глаза – серьезные, наполненные готовностью защитить. Клименко приподнимается со стула, но тут же плюхается обратно и сконфуженно взъерошивает волосы на макушке.
– Да, Кузя, зад у тебя тоже умопомрачительный! – Передо мной вырастает воспылавший любовью