Появилась тошнота — значит, хана работе. Теперь остаётся только сидеть, ждать конца рабочего дня и страдать.
Впрочем, потом покоя всё равно не видать… Но можно будет принять горизонтальное положение — и то хлеб.
Надо бы сходить на обед, но сил не было ни чтобы встать со стула, ни даже чтобы руку поднять. И мыслей ни одной. Только боль в голове…
В один прекрасный момент Варя не выдержала: отодвинула клавиатуру, положила руки перед собой и буквально упала на них лицом. На монитор она смотреть больше не могла.
Сзади послышались шаркающие шаги, но у Вари не оставалось сил на испуг.
— Что за мазохизм, — вздохнул Берестов, подходя ближе, и вдруг положил ладони ей на плечи. Девушка дёрнулась, но Илья держал крепко. Не больно, но крепко… как в прошлый раз.
— Пусти!
— Варя, перестань. Мы на работе, — он говорил мягко, как с ребёнком. — Тут полно людей вокруг. Я не сделаю ничего ужасного. Даже наоборот. Пожалуйста, расслабься.
Если бы Берестов только говорил, возможно, Варя нашла бы в себе силы оттолкнуть его. Но он почти сразу начал что-то делать с её шеей и плечами. Что-то совершенно… невероятное. Растирал, гладил, мял и слегка пощипывал… И боль как будто впитывалась в его ладони. Не сразу, постепенно, но уходила.
От облегчения у Вари даже слёзы из глаз брызнули.
А Илья продолжал двигать руками, ничего не говоря, и за это девушка была ему благодарна. Она бы не вынесла сейчас дурацких пошлых шуточек… да и просто шуточек.
Ладони Берестова двинулись вверх, начали массировать затылок, и Варя глухо застонала — настолько оказалось приятно. Так бывает, когда растираешь сведённую мышцу: с одной стороны, больно, а с другой — хорошо…
Теперь руки Ильи совершали круговые движения, оглаживая всю её голову: макушку, за ушами, помассировали виски, вновь спустились к шее…
— М-м-м, — промычала Варя, почти растекаясь по столу. Как же хочется, чтобы это никогда не кончалось…
— Сходи к Мишину, отпросись, — негромко сказал Берестов, опять начиная мять ей плечи. — Он не зверь же у нас, отпустит. Ты всё равно не можешь работать. А я такси закажу, чтобы тебе в метро не трястись.
Варя молчала. Она просто не могла соображать — так хорошо ей было.
— Ты слышишь меня, Варь?
Она вздохнула.
— Нет…
Берестов, кажется, усмехнулся.
— Полегче?
— Угу…
— Это замечательно. Я рад. Хотя полагается, конечно, кофту снимать… но в нашем случае это невозможно.
Варя даже дыхание задержала. Кофту?.. Нет!
Она ещё помнила, как он тогда… поднял блузку и грубо сжал грудь… совсем не так, как сейчас плечи…
— Нет!
Кажется, она дёрнулась, потому что Берестов зашептал:
— Варя, пожалуйста… Я ведь не мерзавец… Я не обижу… Расслабь плечи, ну невозможно так массировать…
От глупого иррационального страха перехватывало дыхание.
Ничего же нет, Варя! Совсем другая ситуация… совсем!
Но что-то в ней, наверное, помнило тот день. И скручивало мышцы, как половую тряпку.
Илья отступил.
— Ладно. Хватит, наверное… — голос его был точно из морозильника. — Извини. Больше не буду… трогать.
Он прошаркал на своё место, отодвинул стул и сел. Варя подняла голову.
Лицо было влажным от слёз; руки, в которые она утыкалась во время массажа, — тоже. Голова, конечно, ещё болела, но меньше, и тошнота почти отступила.
— Спасибо, — сказала Варя искренне, чувствуя себя жутко неблагодарной и капризной девчонкой.
— Не за что.
Берестов замолчал, и она вдруг поняла: дальше сам он не заговорит.
— Ты… очень хорошо делаешь массаж. — Чёрт, и почему ей так неловко? — Мне намного легче стало. Правда.
— Я рад.
Варя вздохнула.
— А… ты сказал, что научился в больнице… Это когда было?
— Когда мне было семнадцать, — ровным голосом ответил Илья. — Я тогда долго в больнице лежал, чему только не научился за два с лишним месяца. Даже фокусы умею показывать. Думал, ерунда, не пригодится, но ошибся. Племяшки очень их любят.
— Племяшки? У тебя их несколько?
— Две. У меня две родные сестры и две племянницы, у каждой по дочке. Одна сейчас второй раз беременна, но там пока неизвестно, мальчик или девочка.
Племяшки… Фокусы… Две сестры…
Стол с фиксирующими ремнями… Кляп-шарик…
Как это вообще можно совместить?..
Не ему — ей… Как?
— А почему ты лежал в больнице?
Илья какое-то время молчал, будто раздумывая над ответом.
— Неприятная история, Варь. Давай лучше не будем. Тем более ты плохо себя чувствуешь.