– О какой рассудительности и логике присяжных может идти речь? – спросил Фурлоу.
Внезапный прилив ярости захлестнул Бонделли. Он повернулся и злобно посмотрел на Фурлоу.
– Знаете что, Энди? Тот факт, что Рут отвернулась от вас, повлиял на ваше отношение к её отцу. Вы обещали помочь, но каждое ваше слово…
– Хватит об этом, – тихим, невыразительным голосом прервал его Фурлоу. Он дважды глубоко вздохнул. – Ответьте мне на один вопрос, Тони. Почему вы взялись за это дело? Ведь вы не занимаетесь уголовными. преступлениями?
Бонделли провёл рукой по глазам. Постепенно возбуждение улеглось. Он взглянул на Фурлоу.
– Извините меня, Энди.
– Все в порядке. Так вы можете ответить на мой вопрос? Вы знаете, почему взялись за это дело?
Бонделли вздохнул и пожал плечами.
– Когда стало известно, что я представляю его интересы, двое самых значительных моих клиентов позвонили и сказали, что если мне не удастся с честью выйти из этой истории, то они откажутся от моих услуг.
– И поэтому вы защищаете Джо?
– Зашита у него должна быть лучшая из возможных.
– Вы наиболее предпочтительны?
– Я хотел обратиться в Сан-Франциско, пригласить Белли, но Джо отказался. Он считает, что и так все пройдёт легко – проклятый неписаный закон.
– И, следовательно, остаётесь вы?
– Да, в этом городе. – Бонделли положил руки на стол, сжал кулаки. – Видите ли, я не смотрю на это дело так же, как вы, вовсе нет. Я думаю, что самое сложное для нас, – доказать, что он не симулирует сумасшествие.
Фурлоу снял очки и потёр глаза. Они начинали болеть. Сегодня он, пожалуй, слишком много читал. Он сказал:
– Ну, что ж, у вас здесь есть зацепка, Тони. Если человек, страдающий галлюцинациями, старается не придавать им значения, у вас может возникнуть возможность добиться, чтобы он проявил себя, совершил какие-то действия под влиянием своих галлюцинаций, которые позволили бы окружающим понять его состояние. Разоблачение симулируемого сумасшествия легко сравнить с проблемой определения скрытого психоза, но, как правило, публика этого не понимает.
– Я считаю, что в нашем деле присутствуют четыре неотъемлемых признака преступления, совершенного сумасшедшим, – произнёс Бонделли.
Фурлоу хотел что-то сказать, но, посмотрев на поднятую руку Бонделли с четырьмя оттопыренными пальцами, промолчал.
– Во-первых, – произнёс Бонделли, – приносит ли смерть жертвы какую-либо выгоду убийце? Психопаты обычно убивают незнакомых или, наоборот, близких им людей. Видите, я провёл кое-какую подготовительную работу.
– Вижу, – ответил Фурлоу.
– Адель не была застрахована, – продолжал Бонделли. Он опустил один палец. – Дальше. Было ли убийство тщательно спланировано? – Второй палец опустился. – Психи не планируют свои преступления. Либо они потом бегут куда-нибудь наудачу, либо максимально облегчают полиции задачу поймать их. Джо практически объявил о своём присутствии в конторе.
Фурлоу кивнул, мысленно взвешивая, насколько Бонделли может оказаться прав, “Неужели я неосознанно воздействовал на Рут своим отношением к её отцу? Куда она могла провалиться?”
– Третье, – сказал Бонделли, – не слишком ли много неоправданного насилия присутствовало в этом преступлении? Сумасшедшие продолжают атаковать свою жертву, когда цель уже достигнута. Без сомнения, первый же удар кинжала убил Адель. – Третий палец опустился.
Фурлоу снова надел очки и пристально посмотрел на Бонделли. Адвокат выглядел полным решимости и очень уверенным в себе. Может ли он оказаться прав?
– Четвёртое, – сказал Бонделли. – Преступники, загодя планирующие убийство, запасаются наиболее подходящим для них оружием. Псих хватает то, что попадается под руку – нож для разделки мяса, дубинку, камень, предмет мебели. – Загнув четвёртый палец, Бонделли опустил кулак на стол. – Этот проклятый кинжал, насколько я припоминаю, постоянно висел на стене в его кабинете.
– Как у вас легко все складывается! – воскликнул Фурлоу. – А чем все это время занимается обвинение?
– О, они, конечно, привлекли своих экспертов.
– И среди них Вейли.
– Ваше больничное начальство?
– Его.
– Это… ставит вас… в затруднительное положение?
– Это не волнует меня, Тони. Он только составная часть общественного синдрома. Это… это одна безумная кутерьма. – Фурлоу поглядел на свои руки. – Люди склоняются к тому, что Джо лучше умереть – даже если он сумасшедший. А эксперты обвинения, которым вы машете ручкой и посылаете воздушные поцелуи, – они скажут то, что общество ХОЧЕТ от них услышать. Все, что скажет судья, будет должным образом истолковано…
– Я уверен, что можно найти беспристрастного судью.
– Да… безусловно. Но судья непременно поставит вопрос о том, был ли обвиняемый в момент совершения преступления в состоянии использовать ту часть своего рассудка, которая позволяет определить, что он творит зло. ЧАСТЬ, Тони, как будто мозг состоит из различных отделений: одно содержит разум, другое – безумие. Невозможно! Мозг – это нечто цельное. Человек не может быть душевно болен только некоторой частью своего существа – безумие поражает весь организм. Осознание зла и добра, способность выбирать между Богом и дьяволом. Это далеко не равнозначно пониманию того, что два плюс два будет четыре. Чтобы судить о добре и зле, необходимо быть цельной, неповреждённой личностью.
Фурлоу поднял голову, изучающе взглянул на Бонделли. Адвокат смотрел в окно, губы его шевелились в раздумья.
Фурлоу повернулся к окну. Он чувствовал себя совсем разбитым, разочарованным, полным отчаяния. Рут скрылась, сбежала. Это единственное логичное, разумное объяснение. Её отец в любом случае обречён… Мускулы Фурлоу неожиданно напряглись, все внутри застыло от необъяснимого предчувствия. Он взглянул в окно.
Снаружи, в воздухе висел предмет… куполообразный объект с аккуратным круглым отверстием, находящимся как раз напротив окна кабинета Бонделли. За этим отверстием виднелись двигающиеся фигуры.
Фурлоу открыл рот, но слова застряли у него в горле. Пошатнувшись, он поднялся со стула и ощупью двинулся вокруг стола, подальше от окна.
– Энди, что с вами? – испуганно спросил Бонделли. Отвернувшись от окна, он во все глаза смотрел на него.
Фурлоу облокотился на стол, не спуская глаз с окна. Он смотрел прямо в круглое отверстие парящего предмета. Там, внутри, были глаза, сверкающие глаза. Тонкая трубка появилась в отверстии. Болезненное удушье сдавило грудь Фурлоу. Каждый вздох требовал колоссального напряжения.
“Господи! Они пытаются убить меня! – подумал он. Он чувствовал, что теряет сознание. Его грудь словно сжимали раскалёнными щипцами. Как в тумане, он увидел край стола, возвышающийся над его головой. Что-то ударилось о паркет, и в его угасающем сознании промелькнуло, что это его голова. Он попытался подняться, но не смог пошевелиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});