Но имеет ли право человек извне вмешиваться в чужую жизнь?
Имеет ли в данном случае земной человек извне брать на себя функции Бога?
Представьте себе, говорит Координатор своему коллеге, что какая-то высокоразвитая раса прибыла на Землю сотни лет назад во время активных религиозных войн и хочет вмешаться в конфликт на стороне слабых. Опираясь на свою мощь, инопланетные боги запрещают сожжение еретиков, преследование иноверцев и т. д. И что ты думаешь, сумели бы они распространить по всей Земле свой, скажем так, инопланетный материализм? Ведь почти всё человечество тогда было верующим, пришельцам в борьбе за абстрактное Добро пришлось бы уничтожить его всё — вплоть до последнего человека, и остались бы пришельцы на опустошённой Земле наедине со своими рационалистическими идеями.
«Ты что же, считаешь, что никакая помощь тут в принципе невозможна?» — возмущается Химик. На что Координатор отвечает: «Помощь? Боже мой, что значит помощь? То, что здесь происходит, то, что мы здесь видим, — это плоды определённой общественной формации. Пришлось бы её сломать и создать новую, лучшую. А как это сделать? Ведь это существа с совершенно иной физиологией, психологией, историей. Они не такие, как мы. Ты не можешь здесь воплотить в жизнь модель нашей цивилизации. Ты должен предложить план совершенно другой цивилизации, которая могла бы функционировать даже после нашего отлёта». А Доктор к сказанному добавляет: «Да, я опасался, что в приступе благородства вы и впрямь захотите навести тут свой порядок, что в переводе на язык практики однозначно означало бы террор…»
13
Стихи — тоже эксперимент.Стихи — всегда эксперимент.Крылья ночницы из фиолетовой краски и грозы.Под крыльями пушистый ветер.Весь этот свет — это темнота, надетая на сладкий шарик света.
Это гора лилового воздуха…[33]
Крылья из фиолетовой краски…
Пушистый ветер… Сладкий шарик света…
Зачем-то писателю надо было это. Он погружался в научные статьи, пытался понять скрытые связи, пронизывающие весь мир, все общества, все эстетические и политические системы, но всё равно упорно возвращался к словам.
Бабочка… Гусеница… Пчела… Жук-могильщик…
Да, всё в мире может (и должно, наверное) быть предметом исследования и восхищения. В конце концов, это не просто слова, не просто образы, — это попытка нарисовать то, чего мы ещё не знаем, словами, которые мы уже знаем…
14
Тем же методом Станислав Лем работал над загадочным криминальным романом «Расследование».
Действие в нём происходит не в далёком космосе, а на Земле. Но не в Польше, как в «Больнице Преображения», а в Лондоне, полном всяких мрачных загадок не меньше, чем планета Эдем. Тут снова возникают загадочные случаи, они множатся, как в зеркалах, поставленных друг перед другом. Из моргов почему-то исчезают трупы. И это, похоже, не похищения, это не результат летаргических снов, нет, это что-то более странное; после мучительных размышлений полицейский инспектор Грегори приходит к совершенно неожиданному выводу: исчезнувшие трупы могли уходить из моргов сами.
Мерзкая лондонская погода не придаёт бодрости запутавшимся полицейским.
Они нервничают. Как многие герои Лема, они курят, пьют кофе чашками. Они постоянно взъерошены, злятся друг на друга, выглядят усталыми и удручёнными. И всё это показано в романе через долгие, иногда даже очень долгие описания, через огромное количество деталей.
Вот, к примеру, дом, в котором живёт инспектор Грегори.
Старая двухэтажная постройка с порталом, достойным кафедрального собора.
Крутая причудливая крыша, каменные тёмные стены, длинные коридоры, изобилующие неожиданными поворотами и закоулками. В комнатах такие высокие потолки, будто они предназначались для каких-то летающих существ. Поблескивают позолотой своды. Поблёскивает мрамор лестничной клетки. Длинная опирающаяся на каменные колонны терраса. Зеркальный салон с люстрами. Десятки, сотни деталей, многие из которых вообще не имеют никакого отношения к рассказываемым событиям, но в целом они дают неожиданный эффект — реальную картину Лондона.
Конечно, «Расследование» — не примитивный роман ужасов, но он доверху, иногда даже чрезмерно набит мрачными загадками. Трупы, морги, неизвестные бактерии, тайны рака, пляски смерти. Вот главный инспектор Шеппард поворачивает выключатель, и свет на несколько секунд заливает кабинет.
«Потом главный инспектор погасил верхний свет, и вновь наступил полумрак.
Но прежде, чем он наступил, Грегори разглядел то, что прежде было неразличимо, — женское лицо, отброшенное назад по диагонали листа, глядящее одними белками глаз, и шею, на которой виднелся глубокий след от верёвки. Он уже не видел деталей снимка, но, несмотря на это, его как бы с запозданием настиг ужас, запечатлевшийся на мёртвом лице. Он перевёл взгляд на Шеппарда, который продолжал расхаживать взад-вперёд. “Мне кажется…” — хрипло произнёс Грегори. Он очень медленно отклонялся корпусом в одну сторону, пока целиком не оказался вне радиуса действия слепящего рефлектора. Благодаря этому его глаза лучше видели в темноте. Радом с фотографией женщины были и другие. На них были запечатлены лица мёртвых. Шеппард снова зашагал по комнате, на фоне этих кошмарных лиц он передвигался как посреди странной декорации, нет, как посреди самых обычных, привычных вещей».
Другой герой, доктор Сисе, учёный, тоже не прост. Он активно помогает полицейским распутывать странное дело об «оживающих трупах», но иногда кажется, что доктор Сисе это дело специально запутывает.
«Приглашение моей особы к расследованию тем не менее, — говорит полицейским доктор Сисе, — я рассматриваю как полезное новшество. Всю эту серию случаев, о которой идёт речь, я изучил, насколько было возможно. Классические методы расследования — коллекционирование следов и поиски мотивов — себя абсолютно не оправдали. Поэтому я прибег к статистическому методу. Что он даёт? На месте преступления часто можно определить, какой факт имеет с ним связь, а какой нет. Например, очертания кровавых пятен рядом с телом убитого связаны с преступлением и могут многое сказать о развитии событий. А то, какие облака проплывали над домом в день убийства, кучевые или перистые, были перед домом алюминиевые телефонные провода или медные, можно считать несущественным. Что же касается нашей серии, то вообще невозможно определить, какие сопутствующие факты связаны с преступлением, а какие нет. Если бы подобный случай оказался вообще единственным, наш метод не удалось бы применить. К счастью, случаев оказалось больше. Разумеется, количество предметов и явлений, в критический час находившихся или происходивших близ места происшествия, практически бесконечно. Но поскольку мы имеем дело с целой серией, следует основываться главным образом на тех фактах, которые сопутствовали всем или почти всем происшествиям. Итак, воспользуемся методом статистического сопоставления…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});