Читать интересную книгу Король англосаксов - Эдвард Бульвер-Литтон

Сойдя по наружной лестнице, – в эту эпоху даже в королевских дворцах все главные лестницы возводились снаружи, – Гарольд вышел в обширный двор, где сновало значительное число телохранителей. Войдя вновь во дворец, он пошел к особым покоям короля, окружающим зал, называемый иначе расписанной палатой и служивший Эдуарду опочивальней при торжественных случаях.

Толпа уже наводнила обширную прихожую короля. Во всех углах сидели жрецы и пилигримы. Считая бесполезным терять время на этих ненавистных людей, граф прошел через толпу и был без замедления допущен к королю. Проводив его злобными завистливыми взглядами, жрецы стали шептаться.

– Норманнские любимцы короля чтили, по крайней мере, наших богов!..

– Да, – ответил на это замечание друид, – и если бы не разные важные обстоятельства, то я предпочел бы норманнов саксонцам.

– Какие обстоятельства? – спросил молодой, честолюбивый друид.

– Во-первых, – ответил с ударением друид, – норманны не умеют говорить на понятном для нас языке и, кажется, не любят духовного сословия. Другая же причина, – продолжал он лукаво, – заключается в том, что они люди скрытные и не любят вина! Прошу держать в руках человека, который не склонен к болтовне.

– Да, это мудрено, – подтвердил коренастый друид с лоснящимся лицом.

– Как может человек открыть свои погрешности, если не облегчить ему подобное сознание, – продолжал первый жрец. – Я успокоил многих за фляжкой вина, и не одно пожертвование досталось в пользу храма за приятельской пирушкой сметливого друида с заблудшими овцами. Это что? – обратился он к человеку, вошедшему в это время в прихожую, за которым мальчик нес легкий сундучок, накрытый полотном.

– Отец, – ответил тот, – это просто сокровище, и казначей Гюголайн способен целый год коситься на меня: не любит он, злодей, выпускать из рук золото короля!

При этом простодушном замечании мирянина друиды и присутствующие злобно взглянули на него, исподлобья, так как у всех и каждого было немало замыслов против кассы Гюголайна.

– Сын Мамона! – воскликнул с озлоблением друид, – не думаешь ли ты, что наш добрый король дорожит побрякушками, уборами и прочим. Отправляйся-ка ты со своим вздорным товаром к Балдуину Фландрскому или к щеголю Тостигу, сыну Годвина.

– Как бы не так! – сказал насмешливо торговец. – Что даст мне за сокровище неверующий Балдуин или тщеславный Тостиг!.. Да не смотрите же так сурово, отцы, а лучше постарайтесь приобрести эту редкость – это древнейшее изображение Ведена! Один почтенный друид купил его для меня в Висби за три тысячи фунтов серебра; а я прошу сверх их только пятьсот за хлопоты. Все окружили с завистью сундучок и торговца. Почти в ту же минуту раздался гневный голос, и рослый тан влетел в эту толпу жрецов, как сокол в стаю воронов.

– Не думаешь ли ты, – кричал тан на наречии, обличавшем датчанина, что король будет тратить такой громадный куш, когда крепость, построенная Канутом при устье Гомбера, почти совсем в развалинах и нет в ней даже ратника, чтобы наблюдать за действиями норвежских кораблей?

– Мой почтенный министр, – возразил торговец с приметной иронией, эти почтенные отцы объяснят тебе, что изображение Ведена лучше защитит от норвежцев, чем каменные крепости.

– Защитит устье Гомбера лучше сильного войска?! – проговорил тан в раздумье.

– Разумеется, – сказал друид, вступаясь за торговца. – Да ты разве не помнишь, что на достопамятном соборе тысяча четырнадцатого года поведено было положить оружие против твоих соотечественников и положиться на защиту Ведена? Стыдись, ты не достоин звания вождя королевских полков. Покайся же, сын мой, а иначе король узнает обо всем…

– Волки в овечьей шкуре! – бормотал датчанин, отступая назад.

Торговец улыбнулся.

Но нам пора последовать за Гарольдом, ушедшим в кабинет короля.

Войдя в этот покой, граф тотчас же увидел человека еще цветущей молодости, богато одетого, в вышитой гонне и с богато вызолоченным ятаганом; широкое и длинное платье, длинные усы и проколотые на коде знаки и ело показывали, что он был из числа ревнителей саксонской старины. Глаза графа сверкнули: он узнал в посетителе отца Альдиты, графа Альгара, сына Леофрика. Два вождя очень холодно раскланялись друг с другом.

Противоположность между ними была разительна. Датское племя было вообще рослее саксонского, и хотя Гарольд во всех отношениях был чистый саксонец, но наследовал, как и все его братья, рост и железное сложение своих предков по матери, древних морских королей. Альгар же был невысок и казался тщедушным в сравнении с Гарольдом. Голубые глаза его были очень блестящи; губы всегда в движении; его длинные волосы имели очень яркий золотистый отлив, и его густые непокорные кудри противились прическе, бывшей в то время в моде; живость его движений, несколько резкий голос и торопливая речь были в резком контрасте с внешностью Гарольда, с его спокойным взглядом, кроткой величественной осанкой, с пышными волосами, спадавшими до плеч роскошной волной. Природа наделила того и другого умом и силой воли, но и в них проявлялась та же резкая разница.

– Добро пожаловать, Гарольд, – проговорил король без привычной сонливости, взглянув на графа, будто на избавителя. – Почтенный наш Альгар обратился к нам с просьбой, которая потребует, конечно, размышления, хотя она проникнута стремлением к земным благам, чуждым его отцу, который раздает все свое достояние на пользу святых храмов, за что ему и будет заплачено сторицей.

– Все это так, король мой, – заметил Альгар, – но нельзя не подумать о вещественных благах ради своих наследников и возможности следовать примеру моего достойного отца!.. Одним словом, Гарольд, – продолжал Альгар, обращаясь уже к графу, – вот в чем суть всего дела. Когда наш милостивый государь и король согласился принять управление Англией, ему в этом содействовали твой отец и мой; быв издавна врагами, они забыли распри для блага страны. С той поры твой отец прибавлял постепенно одно графство к другому, словно звено к звену; теперь почти вся Англия находится в руках его сыновей; мой же отец остался без земель и без денег. Когда ты был в отсутствии, король поручил мне управлять вашим графством, и, по всеобщим отзывам, я правил добросовестно. Твой отец возвратился, и хотя я бы мог (глаза его блеснули, и он непроизвольно взялся за ятаган) удержать графство силой оружия, но я отдал его без возражения, по воле короля. Я пришел теперь к моему государю и просил его указать мне земли, которые он может уделить в своей Англии мне, бывшему графу Эссекскому и сыну Леофрика, который проложил ему свободный путь к престолу… Король в ответ на это прочел мне наставление о суетности всех материальных благ, но ты не презираешь, как он, этих благ… Что же скажешь ты, граф, на желание Альгара?

– Что подобная просьба совершенно законна, – ответил граф спокойно, но заявлена только не достаточно почтительно.

– Тебе ли, подкреплявшему требования оружием, говорить о почтительности! – воскликнул граф Альгар – Тебе ли учить тех, чьи отцы были графами, когда твои еще пахали мирно землю?.. Чем был бы твой дед, Вольнот, без измены Стреона?

Кровь бросилась в лицо надменному Гарольду при этом оскорблении в присутствии короля, который, несмотря на собственную слабость, любил, чтобы его таны проявляли бы силы друг против друга. Гарольд, несмотря на всю дерзость Альгара, ответил хладнокровно:

– Сын Леофрика, мы живем в стране, где происхождение хотя и уважается, но не дает без помощи более веских прав, преимуществ ни в советах, ни на поле сражения. К чести нашей страны, люди в ней ценятся по достоинству, а не по тому, чем были когда-то наши предки. Так водится давно в нашей саксонской Англии, где предки мои по отцу могли быть и сеорлями, но то же повторяется у воинственных датчан, где предки мои по матери Гите сидели на престоле.

– Да, тебе не мешает искать опоры в происхождении матери, – проговорил Альгар, кусая губы, – нам, саксонцам, нет дела до ваших северных королей, этих морских разбойников; ты владей богатыми доходными землями, но дай и мне получить то, что я заслужил.

– Один только король, а не его слуга, властен давать награды, произнес Гарольд, отодвинувшись в сторону.

Взглянув на Эдуарда, Альгар тотчас заметил, что король погружался в один из тех припадков сонливой задумчивости, в которых он искал, казалось, вдохновения в непредвиденных случаях. Он подошел к Гарольду и шепнул ему на ухо:

– Нам не для чего ссориться, я каюсь в своей вспыльчивости… извини же меня! Отец твой человек чрезвычайно умный и ищет нашей дружбы. Послушай, дочь моя считается красавицей; сочетайся с ней браком и убеди короля дать мне под предлогом свадебного подарка графство, упразднившееся с изгнанием твоего брата Свена и разделившееся между множеством мелких танов, с которыми нетрудно будет справиться… Ну, что же? Ты колеблешься?