Читать интересную книгу Старая добрая война - Александр Тамоников

— До встречи, Рубеж!

— До встречи, Ольха!

Середин вернул гарнитуру связисту, по рации вызвал на КНП заместителя.

— Вы что, товарищ капитан, решили встретиться с начальником поста «укров»? — удивленно спросил Дунин.

— Да! И больше никаких вопросов.

— Дела! А комбат…

— Я же сказал, никаких вопросов. Вызовет штаб батальона, передашь отсрочку переговоров, понял?

— Но это не пройдет. Какая может быть отсрочка, когда мы не ведем бой?

— Тогда скажешь, что я в лесополосе. Вместе с заместителем. Вернусь, свяжусь сам со штабом. А комбат не вызовет.

— Ничего не понимаю.

— А тебе, Стас, и не надо ничего понимать. По крайней мере, в данной, отдельно взятой ситуации. Вызывай Иванова, а я пока переоденусь. Да, и полотенце белое приготовь!

— Есть!

Глава седьмая

В 9.50 над блокпостом ополчения взвилось белое полотнище. Сделали флаг из старой простыни. Практически тут же белый флаг поднялся на флагштоке украинского блокпоста.

В 10.00 от шоссе Лакино — Кряж по дороге, ведущей в Горцевск, начал движение офицер в натовской полевой форме. Одновременно, обойдя бетонные блоки, навстречу пошел капитан Середин.

Шли офицеры быстро.

Солдаты, занявшие позиции обороны с той и другой стороны, внимательно следили за обстановкой. За Серединым из КНП наблюдал старший лейтенант Иванов, так до конца и не понявший, что заставило командира запросить встречи с новым начальником вражеского блокпоста. Но встречу разрешил комбат. Не за ликвидацию же ночью снайпера пошел Середин извиняться перед хохлами? Но не стоит ломать голову, решил Иванов, надеясь получить разъяснения по возвращении командира.

На КНП украинского блокпоста заместитель начальника, бросая взгляды в амбразуру, из которой был виден Шрамко, отправил связиста в окопы, сам же сел за радиостанцию, вызвал майора Кучеренко, офицера СБУ, курировавшего механизированную бригаду, агентом которой являлся лейтенант Щербина:

— Кучер! Я — Гном!

— Слушаю! — ответил Кучеренко.

— Новый командир пошел на встречу с начальником блокпоста сепаратистов.

— Что? — воскликнул Кучеренко. — На встречу? Что за встреча? Кто разрешил? Почему о намерениях капитана Шрамко я ничего не знал, какого черта ты там делаешь, Гном?

Выслушав его гневную тираду, лейтенант ответил:

— Во-первых, встречу запросил начальник вражеского блокпоста, ночью их снайперы подстрелили одного нашего.

— Я в курсе этого.

— Во-вторых, начальник вражеского поста связался со Шрамко, когда меня не было на КНП. Поэтому, ничего не зная сам, я не мог предупредить вас. Если же вы считаете, что я ничего не делаю, то отправьте меня в тыл.

— Ты не того, Гном?! Гонор-то не показывай, а то я быстро собью его. Смотри за встречей, я выезжаю к вам. Если Шрамко вернется раньше, пусть ждет на КНП, понял?

— Так точно!

— Подразделение поднято по боевой тревоге?

— Так точно!

— Все! Развели бардак, переговоры устроили, переговорщики…

Майор Кучеренко бросил трубку, позвонил командиру бригады полковнику Ляху:

— Степан Евдокимович, я выезжаю на шестой блокпост, заодно посмотрю весь участок обороны в районе поста.

— Что за необходимость, Тарас Матвеевич?

— Дисциплина в бригаде слабовата, пан полковник.

— В чем дело?

— В том, что ваши офицеры, назначаемые на блокпосты, самовольно принимают решения о переговорах с сепаратистами. Более того, организуют эти переговоры, не считая нужным спрашивать об этом разрешения у вышестоящего командования.

— О ком вы говорите, Тарас Матвеевич?

— О капитане Шрамко. В настоящий момент у него встреча с командиром вражеского поста.

— Я разберусь, — взревел полковник, — так разберусь, что Шрамко с комбатом пойдут под трибунал!

— Нет, Степан Евдокимович. Теперь делать ничего не надо. Теперь работать буду я. А вот офицеров бригады, привлекаемых для несения службы на постах, следует строго проинструктировать.

— Обязательно проинструктирую.

— Выезжаю на шестой блокпост.

— Мне готовить замену Шрамко?

— Не надо. Я же сказал, теперь работать и с ним, и с бойцами шестого блокпоста буду лично я.

— Ясно. Возьмите охранение.

— Как-нибудь обойдусь. У нас же перемирие?! — На слове «перемирие» офицер СБУ усмехнулся.

— Тарас Матвеевич?! Вы бы не сообщали наверх о данном случае, — попросил комбриг. — Знаете ли, не хочется лишних неприятностей.

— Понимаю, не беспокойтесь, никому ничего я сообщать не буду.

— Благодарю, я у вас в долгу.

— Заметьте, это сказали вы, пан полковник.

— Что сказано, то сказано. Я за свои слова отвечаю.

— А как же насчет «котла»?

Полгода назад бригада Ляха попала в окружение. Полковник в то время находился в Киеве. И там обещал лично президенту, что выведет соединение из «котла», более того, проведя перегруппировку, нанесет сепаратистам сокрушительное поражение. В итоге бригада была полностью разгромлена. Большая часть техники и сотни пленных оказались в руках ополченцев. Но президент запомнил Ляха, пожурил его и назначил командовать другим соединением.

— Как говорится, Тарас Матвеевич, кто старое помянет… Тогда я просто не успел прибыть в штаб…

— Благодарите Бога, что не успели, — перебил полковника Кучеренко, — а то вместе со штабом оказались бы в плену у сепаратистов. Ладно, закроем эту тему. До связи, Степан Евдокимович.

— До связи!

Офицеры приближались к центру дороги, где через все полотно была проведена жирная белая полоса.

Первым дошел Середин, встал, широко расставив ноги. Когда подошел Шрамко, Роман спросил:

— Поздороваемся?

Дмитрий протянул руку.

Середин пожал ее и, усмехнувшись, заметил:

— Значит, Шрам, нашел себе спокойную должность в военкомате? А сюда в командировку послали?

— Я, Рома, у себя на родине, а вот тебя каким ветром сюда занесло?

— Ты и я на родине. Вот только, оказывается, родина у нас как бы одна, а страны разные.

— Как дед?

— Нет больше деда, Дима. Ваша гребаная артиллерия ночью ударила по Сертаку, один снаряд попал прямо в комнату, где находился дед. Я его потом по кускам собирал и куски клал в гроб, чтобы похоронить по-человечески.

— Это война, Рома.

— Согласен. Если бы обстреливали наши позиции, а снаряд САУ случайно попал бы в дом, это еще понятно, но ведь позиций ополчения в том районе никогда не было, ваша артиллерия вела огонь по сугубо мирным целям, и корректировщик огня, да и командир огневого взвода или батареи не знать об этом не могли. А вообще, скажу тебе, Дима, суки вы!

— Я не стреляю по мирным объектам.

— Но ты служишь тем, кто отдает приказы убивать женщин, стариков и детей!

— Ну, вы тоже не ангелы. Сколько наших в «котлах» положили, скольких накрыли огнем, когда они пытались вырваться из окружения? А ведь это те же недавние мирные жители, пацаны желторотые. Ты позвал меня затем, чтобы прочитать нотацию?

— Нет, Диман, посмотреть тебе в глаза и понять, как ты, с которым мы воевали вместе, сейчас готов стрелять в меня.

— Намекаешь на то, что я должен тебе за бой на плато у Марты?

— Ни на что я не намекаю. У меня к тебе, как к командиру подразделения, против которого стоим мы, действительно есть предложение.

— Говори, послушаю!

— Предлагаю прекратить использовать снайперов. Потери в результате их работы неоправданны и бессмысленны.

Шрамко достал из кармана пачку сигарет:

— Будешь?

— У меня свои, но ты больше резких движений не делай. Мои могут не так понять, хотя я запретил им открывать огонь, что бы здесь ни происходило.

— Вчера ваш снайпер завалил моего, — прикурив сигарету, заговорил Шрамко. — Сегодня ты предлагаешь прекратить снайперские дуэли. Почему же вчера не проявил инициативу и не запретил выход стрелков на позиции?

— Потому что тогда твои снайперы расстреляли бы мой выносной пост. Нашим стрелкам запрещено стрелять по другим целям, кроме снайперов, вашим же дана свобода выбора цели. Но это все слова, как насчет моего предложения?

— Хорошо. Согласен, — кивнул Дмитрий. — С сегодняшнего дня снайперов на охоту не выводим. Доволен?

— Вот одолжения не надо, Дима.

— Это не одолжение. Я принимаю твое вполне разумное предложение.

— Как сам?

— Мы и так задержались. Здесь не особо удобное место для душевного разговора.

— Можем встретиться и без свидетелей.

— Где?

— Ты, как вернешься, разверни карту и посмотри на русло реки. Параллельно этой дороге на юге за рекой увидишь обозначение деревни Гала. Люди оттуда ушли, большая часть зданий разрушена. Вдоль северного берега обозначен пунктир грунтовой дороги. Это старая дорога от Горцевска до Лакино. Примерно в двухстах тридцати метрах от восточной линии буферной зоны есть брод. Выйти к нему можно по береговой линии, под обрывами. Там, где брод, обрывы сходят вниз к оврагу. Это очень удобное место, чтобы поговорить.