Читать интересную книгу Домино - Росс Кинг

Мы высадились из наемного экипажа вблизи трех ничем не примечательных зданий, которые расположились неровной цепочкой в окружении деревьев, цветников и тенистых тропинок. От центрального здания, Дома Увеселений, доносился неясный гул голосов, которым вторил заупокойный вой виолончели.

— А! Леди Сакарисса! Дорогая!

Я как раз рассказывал Топпи о странных событиях, приключившихся накануне, и об их многообещающем завершении в доме сэра Эндимиона Старкера, но заметил, что его ум устремился к другому предмету, а именно к леди Сакариссе; при виде ее, явившейся на условленную встречу, он совершенно забыл обо мне, шагнул вперед и, сорвав с себя шляпу, изобразил нижайший поклон.

— Позвольте заметить, миледи, ваша красота нынче просто ослепляет.

— Вы сама любезность, лорд Чадли.

Кроме миссис Редвайн, чрезвычайно мрачной на вид дуэньи, леди Сакариссу сопровождала в этот раз молодая дама, которую она представила как мисс Арабеллу Лонгпре, кузину, приехавшую погостить из «деревни» (откуда именно, указано не было).

Поскольку вечер был погожий, а похоронные стоны виолончели звучали все так же назойливо, мы решили прогуляться в саду, где уже бродило не меньше дюжины пар. Топпи при первом удобном случае свернул вместе с леди Сакариссой в сторону и повел ее к молодым посадкам лимонных деревьев, и мне ничего не оставалось, как развлекать мисс Лонгпре и ее угрюмую компаньонку, которая следовала за нами по пятам. Мисс Лонгпре оказалась очаровательной собеседницей: не в пример Топпи, она с неослабным вниманием выслушала рассказ о моем общении со знаменитым сэром Эндимионом Старкером. Между делом я помянул своего «лакея», а также леди Боклер — «вы, наверное, знаете, она родственница лорда У***?..»

— Никогда не слышала о нем, сэр, — отозвался нежный голосок мисс Лонгпре. — Простите, я ведь живу в деревне и совсем не знаю света.

— Так или иначе, — продолжал я и, ободренный признанием мисс Лонгпре, позволил себе взять ее за локоть, — сейчас я за очень приличный гонорар пишу ее портрет. Думаю, его повесят в галерее лорда У***, в доме на Сент-Джеймс-Сквер. Не случалось ли вам там бывать, мисс Лонгпре?

— К сожалению, нет.

— Не дом, а загляденье. — Я начал описывать прием, на котором побывал, и пеструю толпу гостей, перечисление имен которых исторгло у моей собеседницы не один удивленный возглас.

Эти охи и ахи, нередко относившиеся к моим собственным достоинствам и знакомствам, вселили в меня такую уверенность, что в Помповой зале, куда мы впятером явились завтракать, я принялся распускать хвост, как раньше перед витриной сырной лавки. А именно: я беспрестанно вертел перед носом мисс Лонгпре свою табакерку; без всякой надобности указывал тросточкой то на одного, то на другого посетителя, достойного внимания или осуждения; слегка чихал, дабы иметь предлог извлечь надушенный носовой платок и помахать им; небрежно раскачивал часы на цепочке (их я нашел, расе[34] Пинторпу, у себя под дубовым столиком); одновременно я самодовольно ухмылялся, принимал эффектные позы и пришепетывал, соревнуясь с самыми отчаянными щеголями. Мисс Лонгпре весь этот репертуар, судя по всему, устраивал, чего нельзя было сказать о миссис Редвайн, которая встревала между нами, стоило мне покрепче сжать локоть ее подопечной, потянуться рукой к ее спине или изящной талии. Это я пытался проделать несколько раз, когда доставлял собеседнице чай, пунш или горячую воду от насоса, но миссис Редвайн, увы, не теряла бдительности и все посягательства пресекала в корне.

— Что, если нам позднее станцевать менуэт? — шепнул я мисс Лонгпре, после того как миссис Редвайн с удивительной в ее возрасте силой и энергией вновь нас разъединила.

— Боюсь, я не знаю ни одного танца, — жалобно вздохнула моя собеседница, — разве что моррис.

Это признание поразило меня в самое сердце; оставалось только радоваться, что оно не достигло ушей никого из наших соседей, молодых леди и Джентльменов (все они, как мне казалось, ревниво наблюдали мои модные манеры и при всяком — более громком, чем требовалось, — упоминании сэра Эндимиона Старкера или лорда У*** принимались шептаться). Вот уж, право — моррис! Вообразив себе вдруг мисс Лонгпре, в лентах и колокольчиках выделывающую прыжки на деревенской лужайке, я не на шутку расстроился. Я и сам не знал, почему мне сделались так противны сельские забавы, притом что совсем недавно меня посещали самые теплые воспоминания о Дженни Бартон, дочери свечного торговца, которая каждый год весело плясала вокруг майского шеста на общинных землях Баклинга. Тем не менее факт оставался фактом: теперь я смотрел на свою собеседницу совсем иными глазами. Более критическое изучение убедило меня в том, что, пусть мисс Лонгпре недурна собой, ей не хватает, наверное, элегантности и утонченности, какие отличали ее современниц, окружавших нас в тот вечер. На ней не было ни одной мушки и почти полностью отсутствовал грим, а ведь ее лицу, с красивыми чертами, чуточку недоставало красок, и эти средства ей никак бы не повредили. Заметил я и другой дефект: ее брови — и без того, на мой взгляд, чересчур густые — только что не срослись на переносице. Далее, волосы мисс Лонгпре, восхитительного каштанового оттенка, были робко спрятаны под кружевным капюшоном: нет чтобы выставить их во всей красе, то есть проложить шерстью, прикрепить подкладки, сгладить при помощи помады и закрутить в тугие локоны, наподобие тех, которые так заманчиво змеились по плечам, к примеру, леди Сакариссы или леди Боклер.

Мне припомнились слова Топпи о «веке притворства», о том, как однажды я почувствую благодарность к своей даме за ее мушки и грим. Я был разочарован, а главное, уязвлен тем, что мисс Лонгпре ничуть не постаралась польстить моему тщеславию. Быть может, в ее глазах я не стоил таких трудов? Я мрачно убрал в карман часы и табакерку и прекратил манипуляции с тросточкой.

— Мистер Котли, не будете ли вы так любезны принести мне еще чашку чаю? — попросила мисс Лонгпре, завершив длительное описание того, как она своими руками сшила себе костюм для морриса (я слушал через слово).

По пути к чайной палатке я раздумывал о том, как бы избавиться от общества мисс Лонгпре и присоседиться к каким-нибудь более изысканным молодым дамам. Вскоре я перехватил взгляд одной из юных прелестниц (мушка в форме сердечка красовалась на ее подбородке, другая на шее) и принялся было демонстрировать табакерку и качать тросточкой для ее услаждения. Вскоре, однако, это представление пришлось прекратить, поскольку я натолкнулся (в буквальном смысле) на сэра Джеймса Клаттербака, отчего тот пролил пунш на фестончатую грудь своей рубашки.

— Шут гороховый! — сердито бросил джентльмен, извлекая носовой платок. — А… это вы. — Выражение его лица смягчилось, но высокомерная реплика, с упором на местоимение, свидетельствовала о том, что он меня скорее узнал, чем признал за своего. — Мистер… мистер Джордж, так ведь? Знакомый лорда Чадли, как мне помнится.

Юная прелестница, ради которой я старался, отвернулась, и я заметил, что за моим диалогом с сэром Джеймсом наблюдают из-под ели, растущей в кадке, Топпи с леди Сакариссой. Леди Сакарисса безуспешно старалась подавить смех (что я при этом почувствовал!); лицо Топпи оставалось абсолютно, неестественно отрешенным.

— Ничего страшного, ничего, — произнес сэр Джеймс, пока я выдавливал из себя извинения и неловко вытирал его рубашку своим платком. — Не беспокойтесь. Та леди с вами? Очень мила, мистер Джордж. Вы должны меня представить.

С чашкой чаю я вернулся к мисс Лонгпре, думая при этом, что неприятность произошла по ее вине и что у меня нет ни малейшего желания представлять эту деревенскую плясунью, собственноручно шьющую костюмы для морриса, такому высокомерному типу, как сэр Джеймс Клаттербак. Я не покушался больше на ее спину и талию и намеренно пропустил мимо ушей просьбу показать поближе красивую лазуритовую отделку моей табакерки.

— Точно слон в посудной лавке! — робко заметила она, чтобы прервать мое недовольное молчание. — Не заметил вас перед собственным носом.

Я угрюмо промолчал.

Тут рядом с нами вновь оказались Топпи и леди Сакарисса, которые выразили желание отправиться в Дом Увеселений и станцевать разок-другой менуэт. Их сопровождал, к моей досаде, сэр Джеймс, успевший, как я заметил, удачно свести с рубашки пятна пунша. Я дал согласие, однако у входа в зал помедлил возле примул в терракотовых горшках, а потом намеренно затерялся в толпе. Когда это многоголовое чудовище поглотило моих спутников, я скользнул обратно в Помповую залу и устремился к палатке с закусками. Заплатив за чарку вина, я довольно уныло начал обводить взглядом зал в поисках красотки, наблюдавшей прежде за моими манипуляциями с табакеркой и тросточкой, и приготовил эти предметы для повторного показа. Вскоре я ее обнаружил, но она, увы, вела шепотом беседу с двумя отталкивающими на вид типами, чей выбор напитков явно не был продиктован соображениями относительно их оздоровляющего свойства. Разговор то и дело прерывался хихиканьем, и, заметив, что компания бросает на меня косые взгляды, я задался вопросом, не ползут ли обо мне почему-то неблагоприятные слухи. Я подумал (и сам испугался этой мысли), что моя репутация могла пострадать из-за общения с этой деревенщиной, мисс Лонгпре, чья провинциальность всем, конечно же, бросилась в глаза.