А беда уже приближалась.
Остановились у ворот караван-сарая бедного вида странники. Маленькая, очень худая старуха в чёрном платке и чёрном платье и невысокого роста юноша в залатанном, ветхом халате, а с ними серый костлявый пёс, один глаз у которого был закрыт.
Как ни странно, молодой спутник старухи шёл налегке, а сама старуха несла на голове большой пыльный узел с нужными в дороге вещами. Одной рукой она придерживала этот узел, а во второй у неё поблёскивал ярко начищенный небольшой медный казан.
И вот они остановились, и Хабиб приветливо пригласил их войти и расположиться на отдых.
– У нас нет денег, – горестно сказала старуха.
– Это караван-сарай для паломников, – утешил её Хабиб, – и всех гостей мы принимаем бесплатно.
Тогда благодарно поклонились юноша и старуха и вошли. Хабиб прибежал к дяде и рассказал ему про бедных странников, и Али распорядился приготовить для них самую лучшую комнату, в высокой надстройке над караван-сараем, и Хабиб провёл гостей в дом.
Юноша в рваном халате взял у старухи узел с нужными в дороге вещами и отнёс его в комнату. Старуха в это время раздула угли в очаге, стоявшем в углу двора, набрала в медный казан воды и поставила его на огонь. И увидел Хабиб, что в этот казан старуха положила только те полгорсточки проса, которые оставались после клевавшего это просо скворца. Тогда доброе сердце Хабиба стало плакать от боли, потому что увидел он, как эти люди бедны.
И вот, когда старуха, юноша и одноглазый пёс сидели возле огня и ждали, когда приготовится их скудное варево, Хабиб твёрдо решил оказать им благодеяние. Он взял в кладовой большой кусок сыра и незаметно принёс в комнату новых гостей. О да, Хабиб мог бы просто подойти к очагу и предложить еду бедным путникам, но он не был уверен, что в их сердцах не живёт большая гордость. А вдруг она там живёт? Подумав так, Хабиб принёс сыр незаметно и положил на низкий столик, рядом с пыльным узлом бедных путников. «Если у новых гостей нет большой гордости, – подумал Хабиб, – то они просто добавят сыр к своему обеду, а после поблагодарят. Но если они будут задеты и укажут мне на моё подношение, тогда я отвечу, что в этом караван-сарае так принято». Пятнадцать лет было Хабибу, и он уже понимал, что к сердцам людей нужно относиться бережно.
Положив сыр, Хабиб поспешил выйти из комнаты, но, повернувшись к двери, он случайно задел лежавший на столе пыльный узел – и, вздрогнув, на миг зажмурил глаза. Словно мёд из опрокинутой на бок колоды выполз на доски стола жёлтый и вязкий ручей золотых монет.
И тут на лестнице послышались шаги гостей, идущих в свою комнату. Хабиб с испугом подумал, что если они увидят его, то решат, что он намеревался украсть их деньги. Шаги звучали всё ближе, и что же в этот миг оставалось сделать Хабибу, если не спрятаться? Он посмотрел вверх на потолочные балки, быстро подтянул скамью под одну из них и, встав на неё, влез и улёгся на толстой балке, невидимый снизу. Но, едва порадовавшись тому, что успел спрятаться, Хабиб с ужасом понял, что сейчас гости войдут и увидят сыр! Тогда станет явным, что тот, кто принёс его, тот видел и деньги!
Словно вспугнутый волком зайчонок, прыгнул Хабиб вниз на скамью, а с неё на пол и метнулся к столу. Он схватил сыр, а шаги звучали уже возле самой двери! «Ужасный мой страх, – шептал Хабиб, – не мешай мне, пожалуйста!» И, приказав рукам двигаться медленно, поднял и положил на балку сыр и после этого подтянулся и сам влез на балку, и так стремительно вытянулся на ней, что гулко стукнул затылком, и в этот миг отворилась дверь.
Первой вошла старуха и внесла казан. За ней вошёл пёс, нетерпеливо поводя носом. Вошёл и юноша и старательно запер дверь. Потом юноша быстро подошёл к столику и, пока старуха держала казан, быстро достал из узла подставку под него и чашки и с мелодичным звоном расставил их на столе.
О как захотелось в этот миг Хабибу посмотреть, что же это за звон, но позвал Хабиб на помощь свой страх, и победил им любопытство, и не посмотрел.
Затем послышалось, как старуха поставила казан на подставку и разлила по чашкам обед. И невероятное чудо! Точно помнил Хабиб, что кроме воды и полугорсточки проса ничего не было в казане, но растёкся по комнате жирный и томный запах баранины, тушённой с чесноком, баклажаном и перцем, и примешивался к нему ещё волнующий аромат кукурузной похлёбки.
О, как укололо в этот миг Хабиба его любопытство, о, как поманило посмотреть вниз! Но позвал на помощь Хабиб свою осторожность и не посмотрел.
И услыхал Хабиб, что люди внизу стали есть, и никто перед этим не сказал «Во имя Аллаха, Всемилостивого, Милосердного»! И так изумился Хабиб, что повернулся на бок и посмотрел вниз.
И взгляд его принёс к нему видение, исполненное загадок. Не был бы Хабиб так удивлён, если бы колодец во дворе их караван-сарая вместо воды понёс бы в себе мёд. Сидели вокруг столика оборванные бедняки, – и пёс тоже, как человек, – и ели баранину с кукурузной похлёбкой. А разлита была похлёбка в серебряные чаши, украшенные сапфирами (так вот откуда был мелодичный звон!). А баранина разложена была на серебряном блюде с двумя ручками из слоновой кости. А ели сидящие за столом серебряными ложками, у каждой из которых на черенке сверкал драгоценный алый рубин. А потревоженные им монеты так и лежали, вытекшие из узла, и никто этому не удивлялся.
Поспешно укрылся Хабиб на своей балке и задрожал, потому что нашёл сидящих внизу людей необъяснимо опасными.
Так полежал ещё немного Хабиб и услышал, что гости закончили есть и со звоном отодвинули от себя свои чашки. Но никто не произнёс при этом «хвала Аллаху»! Раздался вместо этого звук, очень приятный для слуха, как если бы кто-то несильно ударил в медный гонг. Снова изумление позвало Хабиба посмотреть вниз, и он посмотрел. Все чашки с сапфирами, совершенно чистые, были составлены в стопку, хотя никто из гостей не мыл посуду, а в казане не осталось и капли бараньего жира, и сверкал он красной медью, как новенький.
«В сильную беду я попал, – испуганно подумал Хабиб. – Эти гости занимаются колдовством!»
Замер он на своей балке, и затаил дыхание, и закрыл глаза. И так прошёл час, а потом другой, и не мог Хабиб выбежать к звавшему его и искавшему его во дворе дяде Али, потому что гости не выходили из комнаты.
И прошёл ещё час, и прошёл другой, а гости неподвижно и страшно, словно в сонном забытьи, сидели вокруг стола. И так сильно захотел Хабиб есть, что помыслил утолить голод сыром. Но тут же подумал, что для этого нужно будет привстать, а что будет, когда его услышат или увидят? И, призвав на помощь свой страх, Хабиб усмирил голод.