— А ты взял для школьной коллекции хоть один камень?
— Нет, — сказал Топс. — А ты определил породы деревьев, растений? А Гномик определил виды птиц? — не сдавался он. — Ишь, умный нашелся!
И ребята решили: каждый должен выполнять свой долг без напоминаний.
III
Они дошли до следующего притока. Снова разделись, перешли его и сели на береговых камнях.
— Вот этот камень, — сказал Топс, тыкая палкой в серый камень, — известняк, этот — конгломерат: в нем разноцветные камешки точно в бетон заделаны. Тут их много. Не брать же их с собой. Пусть Гномик запишет все о камнях.
— Конечно, надо записать: мы же должны разведать край и доложить пионерам, — согласился Егор.
Гномик вынул «Книгу донесений» и записал:
— «Час…»
Он посмотрел на Егора; тот поднял руку к глазам, посмотрел на ручные часы и сказал:
— Семнадцать часов пятнадцать минут.
— «В семнадцать часов пятнадцать минут шестого августа КЭПС прошла справа три притока, слева два», — записывал и читал вслух Гномик.
— Нет, — сказал Егор, — запиши так: «В южных склонах Узун-Ахматских гор три ущелья, в одном из них — поток; с западных склонов Ферганского хребта — два притока». Названия узнаем потом.
— Горные породы по берегу реки, — сказал Топс: — известняк, конгломерат, встречается кварц.
— Где? — спросил недоверчиво Гномик.
Топс протянул руку, взял молочно-белый камень, показал и бросил в кусты. Оттуда мгновенно выскочил заяц и поскакал в заросли.
— Ах, ах, заяц, заяц! — закричал Топс, срываясь с места и показывая рукой на убегающего зайца.
Появление зайца было так неожиданно, что мальчики не успели даже схватиться за ружья.
— Эх вы, охотнички! — укоризненно сказал Топс.
— «Ах, заяц», «ах, заяц», «ах, ах»! — передразнил его Егор. — Ахаешь, а из-за твоей фигуры стрелять нельзя было, ахало несчастное! И ты тоже охотничек! — обратился Егор к Ромке. — Заяц выскочил, чуть тебя не опрокинул, а ты вскочил и за камень схватился, а ружье на коленях лежало. Ты до сих пор этот камень в руках держишь!
Ромка с досадой швырнул камень в соседний куст. Оттуда с шумом вылетели две крупные длиннохвостые птицы и полетели через реку.
— Ах, ах, стреляй! — опять закричал Топс.
Теперь Топс и Гномик напали на Ромку и на Егора.
— Да откуда же я знал, что они там! — сердился Ромка.
— Далеко было стрелять, — смущенно оправдывался Егор. — Может быть, там еще есть?
Егор и Ромка подошли с ружьями к кустам. Топс кинул камень, но в кустах уже было все спокойно.
Вдруг Гномик бросил тетрадь на землю и ринулся к кустам. Все недоумевающе переглянулись. Гномик вернулся, сжимая в руке шею змеи.
— Змея! — испуганно закричал Топс и попятился.
— Брось, сейчас же брось! — кричал Ромка.
Егор тоже испытывал неприятное чувство брезгливости. Он боялся змей.
— Да это не ядовитая. Это уж, желтопузик, — успокаивал их Гномик. Возьми, — предложил он Егору, но тот поспешно шагнул в сторону.
— Брось! — сказал Егор. — Что мы, твоего желтопузика с собой таскать будем, что ли!
— Я его спрячу в карман, — сказал Гномик, — и если Топс еще раз полезет ко мне за фисташками, желтопузик его цапнет.
— Ну тебя с твоими фисташками! Выбрось змею! — сказал Топс.
Гномик взял ужа за хвост и распрямил.
— Сантиметров семьдесят, — сказал он. — А ну-ка, Джеб, пиши: «Возле берега реки, в кустах…»
Ромка быстро записал все, что ему продиктовал Гномик, лишь бы скорее избавиться от неприятного соседства.
После этого Гномик положил ужа на землю. Ромка хотел тотчас же раздробить ему голову камнем, но Гномик яростно запротестовал.
— Пусть живет. Ужи полезные, — сказал он.
— О деревьях тоже запиши, — подсказал Егор. Ромка взял карандаш и стал писать в дневник, громко прочитывая записанное:
— «На правом берегу реки Чак встречаются фисташковые леса, дикие груши, ясень, древовидный можжевельник, или, по-местному, арча, дикие вишни, дикие сливы…»
— Только не ври, — сказал Егор. — Надо, чтобы все было правда. Ну, где мы видели груши, сливы, вишни?
— Да вот эти деревья, рядом с тобой, — ответил Ромка, — только на них уже все обобрано и объедено.
— «А из животных и птиц встречаются барсук, заяц, фазан», — стараясь «перешибить» Ромку, продиктовал Егор.
— Где ты видел фазана?
— А те птицы, что вылетели.
— «…и заросли облепихи в долине реки», — продолжал Ромка, всегда старавшийся, чтобы последнее слово было за ним. — Пиши, — сказал он Гномику, передавая тетрадь: — «В зарослях облепихи водятся трясогузки, кулики, дрозды, синицы, корольки, горихвосты, а в воде должны быть оляпки».
— Что значит «должны быть»? Раз не видел, не пиши, — предупредил его Егор. — Где, скажут, вы видели этих оляпок?
— Оляпки есть, я почти видел, но издалека, когда мы вышли из фисташкового леса. Оляпки под водой по дну ходят и ловят водяных насекомых.
— Нет, уж лучше не врать.
— Да я не вру!
Так, поправляя друг друга, они составили описание маршрута.
— А знаете, ребята, — сказал Егор, — хорошо, что мы не убили зайца. Сейчас их не время стрелять. А кто нарушает охотничий закон, кто ведет себя в лесу не как хозяин, а как вор и грабитель, тот браконьер. Может, это была зайчиха и у нее маленькие, а если бы мы ее убили, они тоже погибли бы. — Искоса посмотрев на Ромку, Егор добавил: — Барсука тоже нельзя стрелять.
— Нечего так на меня смотреть, ты тоже стрелял! — запальчиво отозвался Ромка.
— А я и не отрицаю. Барсука мы приняли за дикую свинью, а этих можно стрелять, они сельскохозяйственные вредители. Ну, пошли! — Егор хлопнул себя по затылку, думая, что там лазит слепень. — Ох! — вскрикнул он, рассматривая корчащуюся на камнях пчелу.
— Да их здесь много, — сказал Гномик и, подойдя к Егору, молча вынул жало.
Мальчики снова пошли. Очень скоро они увидели на противоположном берегу под горами домик и много ульев. В воздухе то и дело с жужжаньем проносились пчелы. Ребята перешли с открытого места за кусты облепихи и осторожно двигались в зарослях, стараясь не выдать пасечнику своего присутствия. Дальше они снова увидели две пасеки.
Уменьшенный вдвое груз опять стал казаться им тяжелым. Приходилось смотреть себе под ноги, чтобы выбирать такие места, где удобнее было бы поставить ногу среди камней. Усталость притупила чувства мальчиков. И все же Егор каждый раз, завидев приток справа или слева, сверялся с кроками Гаруна и убеждался, что все нанесено совершенно верно.