способна доходить человеческая… а тем более — эльфийская выносливость, и, раз уж подвернулся такой подходящий случай, я готов это незамедлительно проверить. Из чисто отвлеченного интереса, так сказать.
— Господин Хэлкар, вы обещали! — торопливо, с нажимом, даже как будто встревоженно сказал из угла Каграт. Назгул небрежно отмахнулся.
— Я держу свои обещания. Мальчишка не пострадает. Пока. — Он сделал знак шепелявому.
Тот с отвратительной готовновностью засуетился, облизывая серым, будто вареным, языком вкось торчащий изо рта клык. Осторожно, рукой, завернутой в тряпицу, взялся за лежащий на углях прут — длинный, подковообразно изогнутый на конце, раскаленный докрасна.
Гэдж закрыл глаза. Ну да, следовало ожидать, что этим все и закончится… ничего удивительного… Назгулы кого угодно могут схватить за горло в любой момент…
— Ну, — произнес Хэлкар, — кто-нибудь из вас хочет что-нибудь мне сказать? Взмолиться о пощаде, выдать соратников, предать родину, извиниться за оскорбление, наконец? — он секунду-другую помолчал, словно и в самом деле ожидал ответа. Покосился на шепелявого. — Что ж, приступим.
Палач поднял из жаровни чудовищное орудие.
Покачиваясь, раскаленное железо медленно плыло по воздуху к Гэджу, и Гэдж видел его приближение даже не открывая глаз. Все его мышцы напряглись до предела, он дёрнул головой, чтобы отстраниться, отвернуться, но не тут-то было: назгул вдруг крепко схватил его за волосы на затылке и развернул лицом к пленному эльфу.
— Смотри сюда!
Прут проплыл перед Гэджем — он ощущал исходящий от него жар — и склонился к пленнику, на секунду завис перед ним. Грудь эльфа тяжело вздымалась, на лбу выступил пот; пленник явно старался сохранять вид бесстрастный, даже безразличный, хотя, надо признать, удавалось ему это не слишком хорошо.
— Ну? — сказал Хэлкар.
Эльф молчал. Желудок Гэджа сжался в горошину; он видел, как проклятый прут опускается к обнажённой груди эльфа все ниже, ниже, ещё секунда — и он коснётся бледной, покрытой мелкими мурашками кожи…
В последний момент Гэдж все-таки зажмурился — отчаянно, до боли в веках.
Потом эльф закричал.
Не закричал — взвыл, страшно, по-звериному, выгнулся дугой, забился в своих путах, заколотился затылком о доски настила: «Нет, нет, нет, нет, нет!..» Что-то странно зашипело, точно кусок масла на сковороде, отвратительно запахло горелым мясом, ужасом, отчаянием, нестерпимой болью…
Гэджа будто обдало изнутри кипятком. Он отпрянул, готовый сорваться с места и бежать прочь, без оглядки, куда глаза глядят — лишь бы далеко и безвозвратно.
— Смотри, я сказал! — гаркнул Хэлкар. Его стальная рука по-прежнему стискивала затылок Гэджа, пригибая вперёд его голову, заставляя смотреть…
Гэдж отчаянно заметался, как попавший в ловушку зверь, судорожно рванулся, его скрутило, точно жгут мокрого тряпья… Эльф захрипел, его жуткий вопль на мгновение прервался, и Гэдж успел подумать, что несчастный наконец потерял сознание, но нет — у пленника просто кончилось дыхание. Раскаленное орудие, припечатавшееся к его телу, наконец — спустя целую вечность! — оторвалось, оставив на груди подковообразный след спекшейся кожи, ярко-багровый, с бурыми вкраплениями внутри, вздувающийся по краям прозрачными пузырями.
— Ну как, достаточно? — холодно осведомился Хэлкар. — Или, может, продолжим?
Эльф беззвучно рыдал и хватал ртом воздух, глаза его вылезли из орбит, взгляд, мутный от боли и ненависти, бездумно блуждал по сторонам, прокушенные в неописуемой муке губы окрасились кровью.
— Здесь… никого нет… — выдохнул он. — На этом берегу… Эльфов — нет…
— Где же они?
— Вернулись… на западный берег…
— Полчаса назад ты утверждал, что твоих сородичей здесь больше, чем листьев в лесу.
Пленник беспомощно захрипел. По лбу его скатилась прозрачная капля.
— Провались… в Удун… тварь…
— Кто таков старик-лесовик? Как миновать заклятия, ограждающие его жилище?
Сквозь зубы эльфа порвался короткий стон.
— Я… не знаю… Он… сам по себе…
— Ты пытаешься лгать. И будешь за это наказан.
— Если ты… мне не веришь… к чему тогда вообще… это всё?
— Возможно, и ни к чему, — совершенно серьёзно заметил назгул. — А возможно, к тому, чтобы позабавить нашего красавца Клыка — смотри, как ему всё это в охотку. — Он покосился на исподтишка следящего за эльфом, жадно роняющего слюни шепелявого палача, небрежно бросил ему через плечо: — Еще раз!
Шепелявый с мерзкой радостью подхватился, облизнул клык, вновь потянул из жаровни пышущее жаром железо… Прут криво багровел в полумраке землянки нарисованным в воздухе светящимся знаком.
— Не надо, — беззвучно прошептал Гэдж.
Его никто не слышал. Прут вновь неторопливо миновал Гэджа, склонился к жертве, готовый клюнуть — ниже, ниже… Эльф дрогнул в путах; лицо его, перекошенное страданием, блестело от пота, губы тряслись, из уголка рта потекла розоватая пена…
— Стойте! — крикнул Гэдж. — Хватит! — Он больше не мог этого видеть, слышать, выносить, с каждым биением сердца пропускать через себя. — Прекратите это, сейчас же!.. — голос его постыдно сорвался.
Клешня назгула впивалась в его затылок, точно когтистая лапа.
— С какой стати? — отрывисто спросил Хэлкар. — Или ты что-то имеешь нам сообщить?
Гэджа мутило и трясло, все слова как-то слиплись и лежали под языком тяжёлой, кислой и вязкой массой, он с трудом выдавил их из себя — обрывочных, непослушных, застревающих между зубами:
— Я… я, по-моему, вспомнил… Вспомнил… дорогу. Я проведу вас… куда вам надо… Только… прекратите…
Он судорожно перевёл дыхание. Происходящее ударило его поддых тяжёлым тараном и раздробило в хлам, и вновь собрать себя по кусочкам в единое целое было для него сейчас делом не из легких.
Тем не менее хватка назгула слегка ослабла. Шепелявый палач, разочарованно сопя, отступил, а проклятый прут убрался обратно в жаровню.
— Что ж, я знал, что рано или поздно в тебе заговорит голос разума. — Хэлкар, кажется, довольно ухмылялся — там, под маской. — Ну, не будем терять время.
Эльф, медленно повернув голову, смотрел на Гэджа тускнеющим взором — но во взгляде его не было ни облегчения, ни благодарности. Скорее — стылая ярость, усталая обреченность и глухая бессильная тоска.
— Как ты слаб…
Гэдж старался не поднимать глаз. Пленник был прав — ни стоика, ни героя, ни даже так себе воина Анориэля из Гэджа не получилось. «Как ты слаб…» И жалок со своим неуместным состраданием, да. Ну что ж. Раз уж эльфы всё равно считают меня предателем и перебежчиком, сказал он себе, так тому и быть… и пусть у них, по крайней мере, будут для этого основания.
56. Ночь темна
«Тебе все равно придётся кого-то предать…»
Гэджу по-прежнему хотелось исчезнуть — здесь и сейчас. Испариться бесследно, как капле воды с поверхности листа. Но вокруг подкарауливала ночь, темнота, орки, ловушки, а он не был каплей воды и не