Сумка дёрнулась в руках, коснувшись земли.
Корабб задержал дыхание… и отпустил её.
Треск и хруст, яростное шипение, а затем лошадь — на полном скаку — счастливо унесла его прочь.
Корабб попытался подняться, до боли напрягая мускулы ног и пресса. Наконец ухватился за луку седла и подтянулся.
Одна контратака. Так сказал Леоман. А потом разворачивайтесь — и скачите в самое сердце бури.
Он так и сделал. Одна контратака. И хватит.
Пора бежать.
Корабб Бхилан Тэну’алас наклонился вперёд и ухмыльнулся так, что показались грязноватые зубы.
Ох, нижние духи, хорошо же быть живым!
Взрыв должен был убить Скрипача. Пламя. Внезапно вставшие до неба стены песка. Воздух ударил молотом так, что дыхание выбило из лёгких, а из носа и ушей хлынула кровь.
А тело, прикрывшее его сверху, словно изорвалось в клочья.
Скрипач узнал этот голос. Невозможно. И… возмутительно.
Обоих окутал горячий дым.
И тогда этот проклятый голос прошептал:
— Тебя что, даже на минуту одного оставить нельзя? Передавай привет Каламу, хорошо? Я тебя ещё увижу — рано или поздно. А ты — увидишь всех нас. — Смех. — Только не сегодня. Скрипку твою, правда, до Худа жалко. — Тяжесть тела исчезла.
Скрипач перекатился на спину. Буря укатилась прочь, оставив по себе белёсую дымку. Он начал ощупывать землю вокруг себя руками.
Ужасный, рваный стон вырвался из его горла, и Скрипач поднялся на колени.
— Вал! — закричал он. — Чтоб тебя! Ва-а-ал!
Кто-то побежал к нему, присел рядом.
— Худовы воротца, Скрип… Ты живой!
Сержант некоторое время пялился на помятое лицо, затем узнал:
— Спрут? Он был здесь. Он… да ты в крови весь!..
— Ага. Я-то не так близко был, как ты. Повезло. Про Ранала, правда, такого не могу сказать. Кто-то его коня подрезал. Так что он болтался туда-сюда.
— Кровь…
— Ага, — снова сказал Спрут, а затем жестоко ухмыльнулся. — Я тут слегка освежился Раналом.
Раздались крики, подбежали другие фигуры. Все пешие.
— …коней перебили. Ублюдки просто…
— Сержант! Ты в порядке? Флакон, а ну быстро сюда…
— Убили…
— Заткнись, Улыбка, достала уже. Взрыв слышала? Нижние боги…
Спрут похлопал Скрипача по плечу, затем поднял его на ноги.
— А где лейтенант? — спросил Корик.
— А вот прямо здесь, — отозвался Спрут, но ничего пояснять не стал.
От тут слегка освежился Раналом.
— А что случилось-то? — спросил Корик.
Скрипач осмотрел свой взвод. Все здесь. Вот это чудо.
Спрут сплюнул:
— Что случилось, парень? Нам отвесили оплеуху. Вот что случилось. Крепкую оплеуху.
Скрипач смотрел вслед уходящей буре.
Эх, проклятье. Вал.
— А вот и взвод Бордука!
— Так, все — отыщите своих лошадей, — приказал капрал Битум. — Сержанта малость приложило. Соберите всё, что сможете, — придётся нам остальную роту здесь подождать, я так думаю.
Молодец, парень.
— Вы гляньте только, какой кратер, — протянула Улыбка. — О, боги. Сержант, нельзя ведь ближе подойти к Худовым вратам и остаться в живых, так?
Скрипач посмотрел на неё в упор:
— Ты себе даже не представляешь, насколько права, девочка.
А песнь взмывала и опадала, и Скрипач чувствовал, как его сердце бьётся с ней в одном ритме. Взлёты и падения, превратности судьбы. Приливы и отливы. Рараку поглотила больше слёз, чем можно даже вообразить. И теперь пришло время заплакать самой Священной пустыне. Приливы и отливы — песнь его крови. И это песнь жива.
Жива.
Они бежали не в ту сторону. Фатальная ошибка, но неудивительная. Ночь выдалась чудовищная. Последняя из кадровых магов Корболо Дома, Файелль скакала на взмыленном коне в сопровождении тринадцати других «Живодёров» по руслу давным-давно высохшей реки. По обе стороны вздымались крутые берега и старые валуны.
Она — и тринадцать измотанных, окровавленных солдат. Всё, что осталось.
Стычка с Леоманом началась хорошо — великолепно организованная засада. Она бы и закончилась великолепно.
Если бы не эти проклятые призраки.
И засада перевернулась, упала на спину, беспомощная, как черепаха. Этим немногим ещё повезло, что удалось уйти живыми. Этим последним «Живодёрам».
Файелль отлично понимала, что́ произошло с остальной армией Корболо. Она ощутила смерть Хэнарас. И Камиста Релоя.
И Рараку ещё с ними не закончила. О нет. Совсем не закончила.
Отряд достиг склона, ведущего наверх из оврага.
Она мало о чём сожалела…
Вниз с визгом устремились арбалетные стрелы. Кони и солдаты закричали. На землю падали тела. Её лошадь запнулась, затем повалилась на бок. Чародейка не успела вытащить стопы из стремян, поэтому умирающий скакун всем весом обрушился ей на ногу, так что кость выскочила из бедренного сустава, и боль раскатилась по телу громовыми волнами. Левая рука оказалась неудачно прижатой к боку, когда её собственный немалый вес рухнул на землю, — и кости хрустнули.
А потом Файелль ударилась головой о камень.
Она попыталась собраться. Боль отступила, превратилась в нечто далёкое, глухое. Чародейка слышала слабые крики, мольбы о пощаде, стоны раненых солдат — их добивали.
А затем её накрыла чья-то тень.
— Я тебя искала.
Файелль нахмурилась. Лицо это принадлежало прошлому. Пустыня его состарила, но всё равно оно оставалось лицом ребёнка. Ох, нижние духи. Ребёнка. Синн. Моя прежняя… ученица…
Чародейка увидела, как девочка подняла нож, направила его остриём вниз и приставила к её шее.
Файелль расхохоталась:
— Давай, маленькая мерзавка. Я тебя подожду у Врат Худа… и ждать мне придётся недолго…
Нож рассёк кожу и хрящи.
Файелль умерла.
Поднявшись, Синн обернулась к своим спутникам. Все они собирали выживших коней.
Осталось всего шестнадцать. Тяжёлые времена пришли для Ашокского полка. Жажда и голод. Налётчики. Эта проклятая пустыня.
Некоторое время Синн смотрела на них, затем что-то привлекло её взгляд.
На севере.
Она медленно выпрямилась:
— Шнур.
Сержант обернулся:
— Что… ох, храни нас Беру!
На западе горизонт преобразился. Он окрасился белым и набухал.
— Ускорились все! — заревел Шнур. — Живо!
На плечо ей легла рука. Осколок наклонился поближе:
— Поедешь со мной.
— Эброн!
— Слышу, — откликнулся на рёв Шнура маг. — С усталыми лошадьми сделаю, что смогу, но ничего не гаранти…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});