— Куда теперь?
— Куда-то за горизонт… За прежний горизонт…[6]
Виктор Исьемини
За горизонтом
ГЛАВА 1
Прощаясь, принц Алекиан, естественно, долго и путано заверял меня в своем уважении, просил не обижаться на то, что — из-за сложной политической обстановки и всевозможных обстоятельств — он вынужден просить «капитана Воробья» удалиться из Гонзора… Что он, принц, приложит все усилия для того, чтобы с меня был снят запрет на проживание в Империи… Что обязательно что-нибудь… Когда-нибудь… При этом мы оба понимали, что Алекиан не станет гнать с престола брата своей супруги и противиться воле отца из-за меня.
Так что мне осталось только поблагодарить Алекиана и упаковать манатки. Наши сборы и отъезд прошли почти незаметно и мало отразились на торжественной и размеренной жизни гонзорского двора. Шортиль все же получил место придворного мага и был счастлив. Коклос — вернее, сэр Коклос — почувствовал себя несколько увереннее (он сманил нескольких хороших солдат из моего отряда на постоянную службу в качестве телохранителей) и носился с идеей съездить еще раз в Ренприст. Я не стал открывать секрета, кто же такой «капитан Борода» — карлика это задело за живое. Нарочно напускаемая мною таинственность и многозначительность будили любопытство непоседливого Полгнома…
Очень быстро — согласно пожеланию принца — все дела были решены, все вопросы — улажены. Принц Алекиан компенсировал свою не слишком вежливую просьбу убираться побыстрее не только вежливыми словами — он еще и расплатился с нами более чем щедро, так что мои вояки уходили из Гонзора, гремя монетами в кошельках… Они-то были вполне довольны своей службой… А я… Что я? Я нахально явился к принцу, хотя понимал, как это может его скомпрометировать; я решил свои дела с его помощью, а взамен — что? Помог ли я его эмиссару в деле с бароном Мольверном еще вопрос; то, что я обнаружил в столице герцогства следы заговорщиков вряд ли сильно облегчило жизнь принцу — зато я поставил его в неловкое положение и вынудил просить меня и в какой-то мере остаться у меня в долгу. Нахальство все это с моей стороны, впрочем, Алекиан и впрямь мне кое-чем обязан — не грех и напомнить ему об этом. Хотя… Даже если он и выхлопочет для меня позволение жить в империи, я не представляю свой въезд в Альду в качестве частного лица…
Словом, в империи мне не место, во всяком случае — в Гонзоре. Да еще это странное письмо графа Гезнура… Он просил — настойчиво и вежливо — приехать к нему в Анрак. Обещал службу моему отряду, щедрую плату… Толковал о чем-то необычном, о какой-то страшной тайне, связанной чуть ли не с судьбой Мира — а ведь этот циничный пройдоха не производил впечатления романтика, озабоченного столь высокими материями… Словом, что-то в этой истории было нечисто, во всем этом крылась какая-то загадка. Что ж, Мир изобилует загадками, а я в последнее время только тем и занимаюсь, что ищу на них ответы. Ладно, отправимся к графу, поглядим в чем там дело. Тем более, что этот сеньор обещает заплатить — а я ведь обязан содержать свой отряд… Я же теперь отвечаю за этих людей…
И вот мы с Ннаонной неторопливо едем на все тех же лошадках, уведенных из конюшен Мольверна, а за нами, вздымая пыль, топают солдаты в красивых плащах с изображением воробья. Солдаты довольны и веселы, а вампиресса, напротив, пребывает все в том же мрачном настроении, в которое ее повергло прочтение записок Проклятого Принца… Я понимаю — очень мало кто бывает доволен, узнав правду о себе. Пожалуй, стоит ее потормошить, отвлечь каким-то образом от раздумий.
— Ннаонна! Эй, Ннаоннна!
В ответ — пустой, потерянный взгляд.
— Ннаонна, отомри.
Ага, какие-то проблески мысли, какие-то искры в этих бездонных глазах.
— Расскажи мне об Альде. Ты же понимаешь, что мне безумно интересно, как там дела. Расскажи, а? — в самом деле, за всеми сборами и переговорами я не успел ничего толком разузнать о своей вотчине…
— Да я и не видела почти ничего, принц меня никуда не пускал… Все боялся, что меня узнают…
— И все же.
— Ладно, слушай…
* * *
Ннаонна с минуту хмуро глядела на Ингви, затем объявила:
— Нет, лучше ты меня спрашивай, а я буду отвечать.
— Н-ну… Не знаю… Мне все интересно.
— А если все интересно — почему же ты не расспросил ту королеву рыжую?
— Не хотел отрывать ее от Кендага. Наш лорд и так долго раскачивается, прежде чем что-то сказать или сделать. А если бы я ее отвлекал хоть на минуту — ему бы пришлось начинать сначала. И он так и не смог бы объясниться. Верно?
— Да, пожалуй, что так…
— Поэтому, На, давай просто все с самого начала.
— Ну… сначала мы пересекли границу и первые, кто нас встретил, были какие-то пьяные солдаты. Они занимали крепость, в которой когда-то — помнишь? — повесили пленных орков. Солдаты эти — шваль, среди них едва ли было хоть несколько стоящих бойцов. Просто бродяги, взявшие оружие… Одеты зато они были в плащи цветов Мантрокской династии, коричневый с зеленым. И еще все они были насмерть перепуганы. Знаешь, во всем их облике был страх — в глазах, в движениях, во всем… Ну, не знаю даже, как лучше тебе описать… Они все были какие-то… ну… обреченные…
— А чего же они боялись?
— Орков. Орки армии Внешнего Мира, кажется, всерьез восприняли нарушение договора Кадором и постоянно ведут войну с ним. Часто нападают даже на крепость… Ну, не то, чтобы нападают — но у часовых на стенах уже привычка — не высовываться. Неизвестно, мол, откуда в любой миг прилетит стрела…
— Это они тебе сказали?
— Не мне, а латникам герцога. Те над ними посмеивались — мол, вы трусы, кустов боитесь, а один из тех солдат ответил… Знаешь, Ингви, грустно так ответил, даже не сердито, а только грустно… Говорит, и среди нас такие, как ты, веселые, были. Теперь все до единого под западной стеной лежат… Кладбище в крепости у западной стены… Все, говорит, веселые — под западной стеной лежат, а из грустных кое-кто еще жив… Но, говорит, и грустные тоже под западную стену очень просто улечься могут.
— М-да… Печально.
— Во-во, печально. Они все уже на свою жизнь рукой махнули — только пьют и со страхом своей очереди заступать в караул ждут… Вина для них Кадор не жалеет — ну, дешевого вина.
— Тебя послушать — выходит, таких вояк ребята Гендара голыми руками могут взять… если захотят. Впрочем, Гендар всегда был нетороплив. А потом что было?
— А потом мы в столицу прямиком поехали. А я как у границы капюшоном накрылась — так и ехала все. Словно чучело, — девушка вздохнула и пожала плечами, ее лошадь, почувствовав движение поводьев, покосилась на всадницу, — Алекиан велел.
— Ну, у Алекиана были свои резоны так поступить.
— Трус он, Алекиан.
— Нет, не трус, но парень осторожный, даже слишком. А в городе что было интересного?
— Было кое-что… У самых Северных ворот сидит нищий и просит подаяния…
— При мне такого не бывало. В смысле — под конец моего правления не бывало.
— Это еще не все. Нищий этот — такой толстый дядька, здоровенный такой. Ты его должен помнить — он был старшиной цеха кузнецов.
— Не может быть!
— Еще как может. Вот про него я как раз кое-что узнала. Подслушала разговор. Он, мастер этот толстый, когда-то в самом начале правления Кадора в кабаке начал хвалиться, что это он, дескать, демону черный меч сковал. И спьяну еще чего-то орал — что, мол, еще таких мечей накую — королю-самозванцу на погибель! Ну его схватили солдаты, отметелили…
— Подозреваю, что он им тоже навешал.
— Еще бы — и он, и его подмастерья. Но, так или иначе, его одного скрутили и доставили к «королю-самозванцу». А тот велел отрубить ему правую руку — мол, теперь даже гвоздя не скуешь.
— И что же — теперь этот инвалид сидит у Северных ворот и поносит короля?
— Постоянно, каждый день. Деньги у него не переводятся — и он вечно вдрызг пьян. И такое мелет…