Теперь уж о нападении на заставу наверняка стало известно малакасийским властям. И, вполне возможно, сообщил об этом как раз тот самый солдат, которого Гарек не стал убивать. Правда, они тогда так сильно истоптали песок, что, как очень надеялся Марк, малакасийцы, скорее всего, решат: нападение совершено местными партизанами, которые потом скрылись где-то в южном направлении. То, что того молодого солдата они оставили в живых, создаст, конечно, определенные трудности: ведь он знает, что повстанцы ищут Малагона или, по крайней мере, его судно. Гарек не выдержал и в самую последнюю минуту все же пощадил парнишку. Из-за этого их нынешнее положение вполне могло стать куда более опасным.
И хотя Марк сердился на самого себя за мысли о том, что Гареку, возможно, все же следовало укокошить и этого солдата, он никак не мог от них отделаться. Он все время с опаской ожидал появления патруля — ведь теперь малакасийцы наверняка станут искать партизан повсюду.
Путешественники постарались как можно лучше запутать свои следы, когда пробирались сюда, — сперва шли прямо к складам, потом вернулись тем же путем и, рассредоточившись, пошли в том же направлении через лес. Близилось очередное двоелуние, и могучий морской прибой успел смыть почти все те следы, которые они оставили на берегу. Марк надеялся, что кое-кто из припозднившихся в этом сезоне рыбаков еще вполне может прийти утром в ближайшую коптильню и начать там работу.
«Прячьтесь на самом виду». Эти слова Гиты до сих пор звучали у него в ушах. Вот здесь и как раз и есть «на самом виду» — более заметного места они пока что себе позволить не могли.
Если им еще хоть немного повезет, то малакасийцы просто пройдут сквозь эту рыбацкую деревушку и, не обнаружив ничего особенного, двинутся дальше, к северному причалу, где пришвартован «Принц Марек». Марк допил свою первую кружку текана и налил себе еще.
«Возможно, зря мы на это надеемся», — подумал он.
Гареку, конечно, необходимо оправиться от пережитого потрясения, но, если на них все же напорется малакасийский патруль, ему, возможно, снова придется воспользоваться своим смертоносным умением, чтобы дать остальным возможность удрать.
И вдруг, словно мысли его оказались способны материализоваться, послышался ритмичный стук копыт по плотному песку, и Марк увидел, что к хижине галопом скачут пятеро всадников. Он поспешно затушил свой костерок, вылив туда остатки текана и проклиная себя за неосторожность.
— И о чем ты только думал, болван, когда этот костер разводил? — бормотал он, набрасывая на угли собственное одеяло, поскольку над затушенным в спешке костром тут же поднялось целое облако дыма.
Бросать одеяло на горячие угли, в общем, явно не стоило, но дым действительно исчез. Марк услыхал, как начальник патруля что-то приказывает резким голосом, и увидел, что всадники, натянув поводья, остановились неподалеку, у самой воды. К сожалению, скорчившись за углом хижины, он никак не мог расслышать, о чем они говорят. А еще ему страшно хотелось проверить, не идет ли кто-нибудь к хижине со стороны леса.
Услышав легкий шорох, Марк резко обернулся. Оказалось, что это Гарек, который не только успел проснуться и вскочить на ноги, но уже и вложил в лук стрелу, готовясь в любой момент выстрелить. Марк только головой покачал. Он даже дыхание затаил, молясь про себя: «Прошу тебя, Господи, не дай этому совершиться вновь! Пусть они проедут мимо, пожалуйста, Господи! Пусть Гареку не придется снова брать грех на душу!»
Тяжелое напряженное ожидание повисло над их убежищем, точно переполненная влагой туча, принесенная ветром с моря и устроившаяся прямо у них над крышей. Несмотря на утреннюю прохладу, Марк чувствовал, как лоб у него покрылся испариной, а свежий шрам на животе жжет как огнем. От волнения ему даже дышать было трудно. Но Гарек рядом с ним точно окаменел: его застывшее лицо казалось совершенно бесстрастным, и было ясно, что он, конечно, сделает все, что в его силах, защищая своих друзей и себя.
Марк вдруг понял: совсем не смерть тех солдат так тяжело давит Гареку на душу, все дело в Гилморе. Гарек винит в смерти Гилмора себя и не может с этим примириться, не может простить себе, что тогда проворонил убийцу и позволил ему скрыться.
И сейчас он стоит, точно каменный столб, у покосившейся двери лачуги, и полностью готов к тому, что, когда этот конный патруль их обнаружит, он будет стрелять. Ну что ж, им дорого обойдется подобное открытие!
Но малакасийцы так ничего и не заметили. Еще несколько минут напряженного ожидания — и Гарек с Марком услышали, что топот копыт начинает удаляться. Вскоре патруль уже ехал по видневшемуся в отдалении пирсу.
Гарек опустил лук и, словно внезапно обессилев, сполз на пол. Марк наконец позволил себе выдохнуть и вернулся на свой наблюдательный пост. А Гарек, посидев немного у двери, отошел на прежнее место и, завернувшись в одеяло, снова свернулся в клубок.
Что ж, по крайней мере, на какое-то время опасность миновала.
* * *
Ханна встала рано, еще до рассвета. Она сварила текан и разогревала над огнем каравай позавчерашнего хлеба, стоя у очага на коленях, когда на кухню совершенно неслышно вошел Ален. Когда он заговорил, Ханна даже подпрыгнула от неожиданности, нечаянно рассыпав по полу несколько углей.
— Господи, как ты меня напугал! — воскликнула она по-английски и тут же, обезоруживающе улыбнувшись, перешла на пражский. — И тебе тоже доброго утра. Извини, но ты меня напугал.
С помощью кочерги она собрала угли в совок и снова бросила их в очаг.
— Это ты меня извини, я не хотел тебя пугать. — Ален придвинул к очагу большое старое кресло и уселся в него. — Поздней осенью ночи у нас всегда холодные. Спасибо, что разожгла огонь.
— Я рано встала. — Ханна подвинула поближе к огню большой котелок с мясным рагу и налила в кружки текан. Протягивая Алену полную кружку, она сказала: — Вот, выпей-ка. Я, правда, не уверена, достаточно ли он крепкий. Я пока что не очень поняла, сколько времени его нужно держать над огнем.
Ален с отрешенным видом смотрел на нее, словно не слыша ее слов.
— Знаешь, ты очень напоминаешь мне одного человека, которого я когда-то знавал, — сказал он вдруг.
— Вот как?
— Да, совершенно определенно напоминаешь.
— Правда? И кто же она была, эта женщина? — Горячий текан обжигал язык, и она осторожно подула в кружку, чтобы его немного охладить. — То есть, по-моему, это должна быть именно она, иначе нашей дружбе сегодня грозит тяжелое испытание.
Она засмеялась.
— Ее звали Пикан Теттарак, — сказал Ален. Обхватив кружку руками, он грел об нее ладони. — Она была членом Сената Лариона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});