class="p1">— Воспитывать ребенка. — Хелен посмотрела на меня, ее тусклые глаза широко раскрылись, как будто она собиралась поделиться сокровенной мудростью. — Тяжело это. Совсем не то, что в кино показывают.
Мы с Энджи пошли из гостиной. Хелен сразу включила телевизор, а нам навстречу, как будто только того и ждала, шмыгнула Дотти с двумя банками пива.
Беатрис, Лайонел и мы с Энджи перешли на кухню.
— У нее не все благополучно в эмоциональной сфере, — сказал Лайонел.
— Ага, — подтвердила Беатрис, — сучка она. — И налила себе кружку кофе.
— Не говори о ней так, — сказал Лайонел. — Ради бога.
Беатрис налила кофе Энджи и вопросительно взглянула на меня.
Я приподнял банку кока-колы, показывая, что у меня еще есть.
— Лайонел, — сказала Энджи, — ваша сестра, похоже, не слишком расстраивается из-за исчезновения Аманды.
— Она очень горюет, — сказал Лайонел. — Это вчера? Да, вчера весь вечер проплакала. И перед нашим приходом, по-моему, тоже. Пытается совладать с горем. Понимаете?
— Лайонел, — сказал я, — при всем уважении… я вижу у нее только жалость к себе, но не вижу горя.
— Горюет. — Лайонел поморгал и посмотрел на жену. — Горюет, по-настоящему.
— Я понимаю, что уже это говорила, — сказала Энджи, — но я действительно не вижу ничего такого, что бы мы могли сделать и чего полиция еще не сделала.
— Верно, — вздохнул Лайонел. — Правда.
— Может быть, в дальнейшем, — сказал я.
— Конечно, — согласился он.
— Если расследование зайдет в тупик или когда ее найдут, — сказала Энджи. — Может, тогда.
— Ага. — Лайонел отошел от стены и протянул мне руку. — Спасибо, что зашли. За все спасибо.
— Всегда пожалуйста. — Я пошел было к нему совершить рукопожатие.
Но, услышав голос Беатрис, чистый и резкий, остановился.
— Ей четыре, — сказала она.
Я посмотрел на нее.
— Четыре года, — повторила Беатрис, устремив взгляд к потолку. — И она где-то неизвестно где. Может, потерялась. А может, и хуже.
— Дорогая, — сказал Лайонел.
Беатрис слегка покачала головой, посмотрела на свою кружку, запрокинула голову, закрыв глаза, допила остатки кофе, со стуком поставила кружку на стол и, сложив руки на груди, наклонилась вперед.
— Миссис Маккриди, — начал я, но она прервала меня, махнув рукой.
— Каждую секунду, когда поиски ослабевают, она это чувствует, — сказала Беатрис, подняла голову и открыла глаза.
— Дорогая, — сказал Лайонел.
— Перестань. Заладил «дорогая, дорогая». — Она посмотрела на Энджи: — Аманде страшно. Она пропала. А эта сучка, сестра Лайонела, сидит у меня в гостиной со своей жирной подружкой, сосет пиво да любуется собой по телевизору. И кто отстаивает интересы Аманды? А? — Она посмотрела на мужа. Она посмотрела на нас с Энджи, глаза ее были красны. Она посмотрела в пол. — Или нам насрать, жива Аманда или нет? Кто ж ей покажет, что нет?
В течение целой минуты на кухне только и слышно было, что урчание двигателя в холодильнике.
Потом Энджи очень тихо сказала:
— Мы, наверное.
Я посмотрел на нее и удивленно поднял брови. Она пожала плечами.
У Беатрис вырвалось нечто среднее между всхлипыванием и смешком. Приложив кулак к губам, она смотрела на Энджи глазами полными слез, которые отказывались капать.
4
Та часть Дорчестер-авеню, которая проходит неподалеку от моего дома, раньше по количеству ирландских баров уступала разве что Дублину. Мой отец, собирая деньги на нужды местной благотворительности, участвовал в марафонских обходах баров. Две кружки пива и рюмка крепкого в одном — и мужская компания переходила в следующий. Начинали они в «Филдз Корнер» в соседнем квартале и потом двигались по проспекту на север. Выигрывал тот, кто в более или менее вертикальном положении пересекал границу Южного Бостона, проходившую в паре километров от места старта.
Мой отец по этой части был вынослив как черт, этим же качеством, впрочем, обладали и другие участники, подписавшиеся на марафон, но за все годы его проведения до границы так ни разу никто и не добрался.
Большинства баров, в которых они тогда пили, теперь уж нет, их вытеснили вьетнамские рестораны и магазины. Эта часть проспекта, ныне известная под названием «тропа Хо Ши Мина» и проходящая через четыре квартала, вовсе не так плоха, как считают многие из моих белых соседей. Проехав по ней рано утром, вы увидите, как на тротуаре пожилой человек, стоя перед группой горожан такого же возраста, вместе с ними выполняет упражнения тай цзи цюань, увидите людей в национальных костюмах, похожих на темные шелковые пижамы, и больших соломенных шляпах. Говорят, будто бы тут действуют вьетнамские банды, или тонги, но сам я никогда с ними не сталкивался. Встречаются мне в основном вьетнамские ребятишки в темных очках с торчащими, густо напомаженными волосами, стоят себе, стараются выглядеть круто, смотрят на вас пристально и, на мой взгляд, ничем не отличаются от меня в таком возрасте.
Из прежних баров, переживших в нашем квартале последнюю волну эмиграции, очень хороши три, выходящие непосредственно на проспект. Их владельцы и посетители в дела вьетнамцев не вмешиваются, и вьетнамцы платят им тем же. Представители разных культур, кажется, не проявляют друг к другу особого интереса, и всех это вполне устраивает.
Еще один хороший бар, тоже относящийся к «тропе Хо Ши Мина», располагался не на самом проспекте, а на отходящей от него грунтовой дороге, которая совсем захирела в середине сороковых годов, когда город исчерпал источники финансирования, выделенные на ее благоустройство. Проход между домами, которым она пользовалась, никогда не видел солнечного света. С южной стороны над ним возвышалось здание размером с ангар, там помещалась компания, занимавшаяся автомобильными грузоперевозками, с северной — его блокировали плотно стоящие друг к другу «трехпалубные» жилые дома. В конце прохода находился пыльный «Филмо Тэп».
Во времена марафонов по барам Дорчестер-авеню даже люди из компании моего отца, все выпивохи и охотники подраться и поскандалить, «Филмо» обходили. Этот бар вычеркивали из маршрута, будто его и не было, и до недавнего времени я не знал никого, кто бы постоянно посещал это заведение.
Есть разница между баром, в который ходят суровые работяги, и баром, в который ходят опустившиеся белые. Типичным заведением последнего типа и был «Филмо». Драки в пролетарских барах случаются довольно часто, но ведутся они обычно кулаками, в худшем случае, изредка, может, дадут кому-нибудь пивной бутылкой по голове. В «Филмо» дракой сопровождалась каждая вторая кружка пива, и