Рамина с любопытством отслеживала её реакцию на явленное великолепие. Сама она была к нему привычна, что сразу стало очевидно Ландыш.
– Ты с Ва-Лери тут познакомилась? – спросила Ландыш.
– Ты шутишь, что ли! – отмахнулась Рамина, как будто само упоминание имени Валерки в таком вот месте было непристойностью. – Как бы он сюда попал? Простолюдин. Он и дороги сюда не знает. Он и денег таких в руках не держал. Мы познакомились в уличном обычном доме яств, когда ели холодные сладости во время жары и оказались за одним столиком под пыльным тентом. Он смотрел на меня таким голодным взглядом, что я решила, что он нищий и не имеет денег на сладости. Я ему купила. Вот он смеялся. Его одежда выглядела такой бедной, чему было удивляться? Ботинки ужасные, здоровые и усеянные нелепым декором непонятного назначения. Бедный безвкусный селянин! Но до чего же и милый весь целиком, от своих рыжих вихров до длинных ног и огромных ступней. Я потом потребовала, чтобы он не носил своих чудовищных ботинок. Уж очень внимание привлекал. Я ему новые купила. На заказ. Дорого получилось. Но я щедрая. Скажу тебе по секрету, у него и кое-что другое очень большое, и очень меня устраивающее.
Ландыш содрогнулась от пошлости Рамины, но другой подруги у неё тут не было. С тонко-щемящей тоской она вдруг вспомнила чудесную Иву – бывшую хромоножку. Её тихий голос, её доброту и синие-пресиние глаза. Весь тот чудесный и целомудренный мир – выдумку, как оказалось. Мужественного впечатляющего мага с неблагозвучным именем – Капу…
Голографический туризм, как говорила Вика, вспоминая Ирис. А если и этот такой же голографический туризм? Тогда делать можно всё! Тогда и сама жизнь – голографический и быстро линяющий, с неизбежностью рано или поздно исчезающий голографический туризм. И Радослав был персонажем виртуальным? Нет. Он был настоящим. И повторно вошло в сердце чувство, что он тут был, что он может возникнуть опять. И она проживёт второе издание утерянной и счастливой жизни.
Молодые и не очень мужчины настолько откровенно разглядывали Ландыш, когда они проходили к нужному им месту, известному Рамине, что сама Рамина занервничала, что не она тому причина. За пышный подол самой Рамины только пару раз и ухватились чьи-то руки. Рамина игриво – возмущённо им встряхивала и шла дальше. За Ландыш было не уцепиться, узкую и предельно обтянутую платьем. Какой же огромный оказался тут зал! Да не один. Целый лес, подлинный лабиринт. Рамина подошла к молодому мужчине в чёрном костюме и с белым шарфом вокруг шеи. Он точно был служителем здесь, поскольку заметно распоряжался теми парнями, что обслуживали клиентов. Рамина сунула ему в руку какой-то квадратный жетончик, и служащий почтительно склонил голову перед девушками. Он сразу же повёл их в один из уютных и обособленных уголков. Там стоял сервирован столик со всякой снедью и сосуды с разноцветными напитками. Рамина по-хозяйски уселась в одно из креслиц и потянула к себе Ландыш, застрявшую в неподвижности.
– Ты чего всё время озираешься, как будто ты в настоящих джунглях. Не бойся. Тут хищников и людоедов нет.
– А в джунглях есть людоеды? – спросила Ландыш.
– Наверное. Я же не знаю, кто там прячется. Там много чего есть. Сэт рассказывал, что планета огромная. Что до сих пор полно диких и неисследованных мест. Когда-нибудь, как ты говорила, в череде веков, народ исследует и приведёт в порядок всю планету. Все станут чистыми и учёными, как Сирт – мой племянник. Он – сын Олы и Сэта. Он часто тут бывает.
– А кто они сами по себе?
– Сэт? Он старый, беспощадный даже по виду, можно сказать очень злой человек, но очень талантливый и влиятельный управитель одного из народных Департаментов. Он муж моей сестры Олы, выходит, что мой родич, но я его боюсь, и умерла бы от страха, если бы такой человек со мною заговорил для чего-то, а я его не знала бы. Как будто палач к тебе приближается, а ты не можешь убежать, ты вся в верёвках и вся в его страшной власти. Вот он какой! А Сирт его сын, мне племянник. Он исследователь опасных пространств и разведчик тех мест, где есть полезные для цивилизации вещи. Их добычей занимаются уже другие люди, целые их подразделения. Он путешествует вместе с солдатами. Там же опасно, дико. Он до сих пор учится. Ему необходимы знания, много знаний. Вот он и читает много книг. А мне зачем?
– Сирт какой?
– Не знаю. Мне такой был бы не нужен, не будь он моим родственником. Если честно, то зануда страшный. Длинный как жердь и с такими же огромными ступнями, как у милого Ва-Лери. Кажется, он не особенно любит девушек, так как считает, что они сосут энергию из мужчин, а она нужна для науки и прочих полезных дел.
– Чего же он тогда сюда ходит? Разве не ради знакомства с красивой женщиной? Вон их тут сколько.
– Не думаю. Тут очень вкусно готовят. Только и всего. Тут также собираются его приятели – болтуны, мнящие себя серьёзными вершителями великих дел и всякие прочие изобретатели.
– Умные мужчины, одним словом.
– Не знаю. Не общалась с чрезмерно умными никогда. По виду они все умные, пока не улягутся с тобою в одну постель. Тогда маска умничанья сброшена, и под тобою или над тобою банальное животное. Хорошо, если страстное. А если вялое, хуже нет ничего.
– Ва-Лери страстный?
– Да. Была бы я с ним так долго, будь он плох?
Ландыш стало скучновато, хотя еда и напитки были очень необычны и вкусны. Она еле-еле их пробовала, боясь нарушить устоявшийся обмен веществ принятием непривычных продуктов. Конечно, на такой случай существовала всегда при себе очистительная капсула. Тут раздвинулись густые ветви комнатных деревьев, на тарелочки просыпались лепестки осыпающихся цветов. Растения и цвели и плодоносили одновременно. Рядом возник высокий молодой мужчина, в котором Ландыш как-то безошибочно узнала Сирта. Тот улыбался во весь рот, глядя на девушек, как на хорошо ему знакомых. Но Ландыш-то точно его ни разу не видела.
– Рамина! – произнёс он сипловатым голосом. Глаза его были несколько совиные, да вдобавок и зелёные. Ландыш он не понравился. Большой нос, большой рот, высокий лоб. Весь он, подчёркнуто крупный и лишённый даже намёка на изящество, всегда необходимого настоящей красоте даже мужественного мужчины. Грубоватая внешность для привереды Ландыш была неотрывна от грубоватости и внутренней. Или от её врождённой простоты. Можно иметь развитый ум и не очень талантливо