или Сирвиллой, не возьмусь сказать, но факт есть факт. По Вильеву Мосту прокатилось лавина яркого пожара. Она дохнула на нас пламенем и растворилась в опускающихся сумерках.
– За мной, – вне себя от волнения, позвал Салидас.
Мы прошли по узорчатому мосту, пересекли разрушенные, но все равно прекрасные ворота, и вступили в сени Тумиль’Инламэ. Темнота, давящая со всех сторон, улетучилась, как только Салидас вновь воздел Хиловису над своей головой. Потухшие в стародавнюю пору светильники вспыхнули зелеными, фиолетовыми, оранжевыми и другими цветными огоньками. Сказать, что город-дерево, пусть даже мертвый, был просто красив – равносильно преступлению. Тумиль’Инламэ, ныне пыльный и безмолвный, по-прежнему бережно хранил в себе дивные произведения эльфов. Изумительные фрески, фантастические колоннады и коридоры, которые не прорезали эльфы – город-дерево уже рос таким, с местом внутри себя, где альвы могли бы жить (в полголоса объяснил нам Салидас), скульптуры, пересохшие фонтаны и своды – все это приводило нас в восторг. Я сказал себе: здесь все идеально, чтобы отвлечься от вездесущей скорби, безраздельно царящей в Тумиль’Инламэ. Ведь в каждом проеме, в закутке и зале, всюду мы встречали тех, кого Захваш «осенил» кощунственной магией Хрипохора. Эльфы города-дерева превратились в деревянные скульптуры. Сотни, а то и более, они занимали собою все свободное пространство. Мы петляли через их «молчаливо кричащие» ряды, чувствуя каждым дюймом кожи, сколько боли «испило» Зеленое Королевство от клинка Хрипохора. Масштаб трагедии – геноцид целой расы… Разве может быть что– то хуже этого?
– Бедные, мои, бедные… О, Урах, как же страшно им было… – шептала Лютерия, нежно прикасаясь к застывшим эльфам…
Салидас Аторэ вывел нас к центру Тумиль’Инламэ. Внизу под нами брала начало циклопическая лестница, уводящая к корневищам города-дерева. Но не она привлекла наше внимание… Трон, богаче любого, что можно только вообразить (у Рифф в Анкарахаде примерно такой), стоял на амвоне, а перед ним, поддерживаемое подпорками–жилами, висело огромное почерневшее сердце, в которое был воткнут гнусный, исклеванный иероглифами топор Захваша. У нас аж прихватило дыхание, таким омерзительным и скверным показался нам этот поступок Бога– Идола.
– Это Ураграмма – «сердце» Бога Света и Дерева Жизни – главное сокровище Зеленого Королевства. Пока Оно билось – Тумиль’Инламэ жил. Когда наше Дерево Жизни дало свои первые всходы на Элизиях, явился Урах. Ознаменовывая свое вечное расположение к альвам, Всеотец вспорол себе грудь, вынул из нее Ураграмму и вложил в город– дерево. Это Его дар для альвов…, – сказал Салидас, хватаясь за рукоять топорища. Он потянул его на себя, но, как ни старался, вырвать не смог. Отерев рукой пот с висков, эльф, скрипнув зубами, повел нас к лестнице.
– Еще не время, не время… – процедил он сам себе.
Мы спускались все ниже и ниже. В этом сходе, овеянном загадкой и седокудрой тайной, усеянном паучьими сетями и смоляными канавками, я, запаливший Лик Эбенового Ужаса, проникался неповторимостью мига. Первым шел Салидас с луком наизготовку, за ним я с посохом и мечом, за мной Настурция с полупрозрачной Клюквой, а за нами – Лютерия Айс. У нее оружия уже давным-давно не было. То ли мы специально где– то оставили ее шестопер, чтобы он не мешал ослабевшему магистру, то ли она сама его потеряла… Не помню уже…
Когда мы переступили, наверное, трехтысячную ступеньку, то оказались в каверне, люминесцирующей мириадами грибов и порхающих над ними мотыльков, каждый из которых не только сам лучился светом, но и держал в лапках малюсенькую лампадку. Мотыльки не обращали на нас никакого внимания. Когда мы подходили к ним слишком близко, они переставали сиять и теряли свою вещественность. Дух захватывает! Никогда и нигде такого не видел!
Дорожка под ногами – малахитовая брусчатка с серебряным вставками. Кое– где она обуглилась и деформировалась – здесь прошел Захваш.
Чем дальше мы заходили, тем отчетливее впереди маячило что– то громоздкое. Наконец я смог рассмотреть, что это такое. Из земляного бассейна, отороченного изумрудным бортиком, тянулись к потолку, и заходили в него, упругие, крепко перекрученные в канат и почти единые, отростки. Да, они покрылись шанкром, язвами и белесой плесенью, но не сгнили и не погибли, как Ураграмма. А могли бы, потому что основанием этих корней–отростков, их зачином служили две неимоверно тлетворные на вид палочки – Пиримиса и Литиривиса. Элизии, попранные Богом– Идолом, звенели и чадили красноватым туманом. Слева и справа от Пандуса Лилии, в стенах стояли нетленные короли – Лузановиэль с Рассекающим и Кириан с Альтнадиром. Запечатанные в прозрачный янтарь, правители Зеленого Королевства будто бы не умерли, но спали. А что же до… Они, оно тоже было здесь. Я сражался с Укулукулуном, противостоял Таурусу и боролся еще невесть с кем, однако… жалости к своим противникам никогда не испытывал, а тут…
Пиримиэль и Легия, оба, по пояс голые, спаянные затылками и спинами – так пластилин прилипает к пальцам – неотрывно бдели, сторожа Пандус Лилии и подход к нему. Их лица – почти божественно красивые и правильные, ежесекундно бередила судорога умопомешательства. Завидев нас, существо, ранее бывший королем и принцем, демонически возопило:
– Салидас! Сын! Внук! Уходи! Умоляю! Уходи!
– Нет, – останавливаясь и натягивая тетиву, сказал Салидас Аторэ.
Я примостился за правым плечом эльфа, Настурция за левым, Лютерия – позади нас. Мы встали таким образом не осознанно, а инстинктивно – бессознательно руководствуясь опытом пережитых сражений. У нас в Грозной Четверке подобная боевая расстановка использовалась постоянно и называлась «орешком». Альфонсо – рубака в непробиваемой броне всегда в первых, я и Эмилия чуть поодаль от него, а Бертран на прикрытии. Так Грозная Четверка могла маневрировать и принять в центр того из нас, кто подвергался вражескому давлению больше прочих.
Сейчас Лик Эбенового Ужаса и Клюква рдели импульсами заряженных заклинаний, а ладони Лютерии сияли Светом.
– Уходи! Прошу! Я убью тебя! Я не могу сопротивляться наваждению Захваша! Прошу! Пожалуйста! Я… Убью! Убью! Убью! – заголосило бедное создание, извлекая из ножен индигово– бирюзовую катану. – Честь Зеленого Королевства и меч… – Филириниль – тонкий, с витиеватым оливковым лезвием, как лоза, и с ручкой в виде головы ястреба.
– Я пришел, чтобы освободить вас, отец и дед, – прицеливаясь, ответил Салидас. – И вернуть Тумиль’Инламэ Его жизнь!
Стрела полетела в существо и… Честь Зеленого Королевства перерубил ее у самого носа Пиримиэля.
– Мальчик, мой мальчик, сын! Я не хочу твой смерти! – рыдая, закричал Легия, на четырех ногах быстро приближаясь к Салидасу Аторэ. Я выпустил из посоха шар Огня. Из Клюквы в существо полетело нечто шипяще– лакричное. Моментально прогнувшись, упав на две вытянутые незанятые руки, принц-король, увернулся от магических зарядов, и, как краб, ринулся на Салидаса. Бац! Бац! Бац! Это