По всей видимости, в Земном Гекзамоне никто не знал о существовании пленного ярта, кроме Мара Келлена и Ольми. Map Келлен предпочел с достоинством отойти в тень. Остался только Ольми.
Гея
Заседание буле по ливийскому теракту в Брухейоне проходило весьма оживленно. Разбросанные по всей дельте Нилоса отряды еврейского ополчения устраивали демонстрации, попахивающие крамолой; в буле это вызвало бурную реакцию.
Как всегда окруженная комариным облачком советников и вельмож, Клеопатра вышла из зала заседаний в сполохи фотовспышек штатной репортерской команды буле. Императрица потеряла достаточно времени, чтобы мигом возненавидеть вспышки и фотокамеры, но она была и достаточно ответственным политиком, чтобы приветливо улыбаться.
Статус Ее Императорского Величества едва ли можно было назвать прочным. Императрицу давно разочаровал титул, унаследованный тридцать лет назад от династии Птолемеев. Он то и дело бросал ее в краску, но не давал столько власти, чтобы твердой рукой управлять государством, пренебрегая нелепыми советами буле и при необходимости ведя боевые действия. Между тем на нее отовсюду сыпались шишки, когда военная политика буле приводила к позорным неудачам. В воздухе густо витали слухи о заговорах, и порой ее даже слегка огорчало, что это всего-навсего слухи.
День еще не успел разгореться, когда из Мусейона пришел шпион с докладом о том, как там третируют Риту Беренику Васкайзу. Ее Императорское Величество давно научилась из любой ситуации извлекать максимальную выгоду. Уже десять с лишним лет Клеопатра подозревала, что интересы двора и Мусейона расходятся, но не до такой же степени, чтобы Мусейон пошел на открытое неподчинение. Для библиофилакса родосская Академейя Гипатейя была как заноза в заду, и Клеопатре однажды пришло в голову, что можно спровоцировать любопытную реакцию, позволив внучке Патрикии учиться в Мусейоне. К тому же, если эта молодая женщина прибудет с новостями поотраднее, чем приносила Патрикия… Как ни крути, вреда не будет.
Но то, о чем доносил шпион, не лезло ни в какие ворота.
Она внимала ему, сидя на походном стуле у себя в кабинете, сжимая челюсти с такой силой, что побелел шрам. Только сейчас Клеопатра поняла, как страстно библиофилакс мечтает о ее падении.
Каллимакос на длительный срок освободил от преподавательской работы выбранного Ритой в дидаскалосы молодого инженера-физика. Освободил против воли профессора Деметриоса, ибо этому выдающемуся математику и многообещающему изобретателю самому не терпелось поработать с внучкой софе Патрикии. Хуже того, Каллимакос вел себя с откровенной и просчитанной грубостью, игнорируя привилегированный статус Риты и разлучив ее с кельтом-телохранителем, который, возможно, был ей крайне необходим.
— В столь тяжелой обстановке, — заключил шпион с оттенком профессионального восхищения в голосе, — Рита Васкайза показала себя с наилучшей стороны. Она ваша будущая фаворитка?
— А тебя это касается? — холодно осведомилась Клеопатра.
— Нет, моя госпожа. Но если я угадал, то вам посчастливилось найти очень интересную особу.
Клеопатра предпочла не заметить фамильярности.
— Пора поднимать занавес. — Она ткнула пальцем в сторону выхода. Шпион удалился, в дверях появился секретарь.
— Завтра утром приведи ко мне Риту Беренику Васкайзу. И будь с ней повежливее.
Секретарь сложил руки лодочкой, коснулся ими подбородка и в поклоне попятился за дверь. Клеопатра закрыла глаза и медленным выдохом-стоном усмирила клокочущий в груди гнев. Все чаще ей хотелось чего-нибудь апокалиптического, что вырвало бы ее из трясины интриг, в которую она постепенно погрузилась с головой. Только очень сильных и очень слабых властителей не замечают подданные; не будучи ни тем, ни другим, Клеопатра была вынуждена лавировать, как утлое суденышко на озере Мареотис.
— Принеси мне что-нибудь необыкновенное, Рита Васкайза, — прошептала она. — Что-нибудь чудесное, достойное твоей бабушки.
По женскому общежитию носилось многоголосое эхо, Рите удавалось различить греческую, арамейскую, айфиопскую и еврейскую речь. Сегодня начинался семестр, а у Риты до сих пор не было дидаскалоса, и ее даже не зачислили на курс. Следовательно, она не могла посещать занятий, кроме общедоступных, в которых она не нуждалась: по ориентации, государственному языку и истории Мусейона.
Во втором часу после рассвета общежитие опустело почти целиком, а она все сидела в тесной комнате и печально гадала, снизойдет ли на Александрейю когда-нибудь здравомыслие.
Услышав за дверью тяжелые шаги, она на мгновение встревожилась. Снаружи постучали по дверному косяку, и мужской голос спросил:
— Рита Береника Васкайза?
— Да. — Рита встала перед дверью: кто бы ни вошел, она встретится с ним лицом к лицу.
— Со мной ваш телохранитель, — сообщил незнакомец на отменном государственном греческом. — Ее Императорскому Величеству угодно, чтобы вы посетили ее сегодня в шестом часу.
Рита отворила дверь и увидела Люготорикса за спиной высокого, крепко сбитого айгиптянина в ливрее королевского слуги. Кельт подмигнул Рите. Она заморгала.
— Прямо сейчас надо ехать?
— Прямо сейчас, — подтвердил айгиптянин.
Люготорикс помог уложить в футляры Вещи Патрикии. Подумав о том, зачем вообще надо было связываться с Мусейоном, Рита слегка покраснела. Это был стратегический план отца, целиком одобренный матерью. «К Ее Императорскому Величеству не стоит обращаться напрямик, — уверяла она, — особенно после истории с этими дурацкими Вратами».
На мощенной булыжником дорожке возле главной арки общежития Риту поджидал мотофургон намного вместительней того, что вез ее от пристани. Еще трое айгиптян — тоже в королевских ливреях — осторожно поместили футляры в задний багажник. Кельт уселся рядом с водителем, а слуги встали на подножки. Под вой сирены Риту повезли на запад, к дворцу Клеопатры.
Когда главные ворота остались позади, Рита оглянулась и вздрогнула, интуитивно осознав, что с этого момента дороги ее и Мусейона расходятся.
Пух Чертополоха
Давным-давно, пока Гарри Ланье не исполнилось тридцать, его жизнь была ограждена внушительными стенами, и сюрпризы, требующие ежесекундного переосмысления реальности, не штурмовали психику. Затем появился Камень, и в дальнейшем Гарри столько раз натыкался на невообразимое, что совершенно разучился изумляться.
Во всяком случае, так ему казалось до недавнего времени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});