Джон положил руку ему на плечо:
– Мне очень жаль.
– С чего бы? Разве не ты всё это устроил? На твоих руках кровь, да, также как и на моих. Но не его кровь, – Тормунд покачал головой. – У меня есть ещё два сильных сына.
– А твоя дочь?..
– Мунда, – улыбка Тормунда вернулась. – Веришь, взяла этого Рика Длинное Копье себе в мужья. У парня член долог, да ум короток, но он хорошо к ней относится. Я сказал ему, что если он хоть раз причинит ей боль, я оторву ему хрен и им же изобью его до крови. – Он снова от души хлопнул Джона. – Тебе пора возвращаться. Если я задержу тебя дольше, они решат, что мы тебя съели.
– Тогда, до рассвета. Три дня, считая с сегодняшнего. Мальчики – первые.
– Я расслышал тебя и первые десять раз, ворона. Кто-нибудь бы мог подумать, что мы не доверяем друг другу, – он плюнул. – Мальчики – первые, ага. Мамонты пойдут в обход. Убедись, что Восточный Дозор ждёт их. Я позабочусь, чтобы не было драк и спешки у твоих треклятых ворот. Мы пойдем красиво, по порядку, как утята – друг за дружкой. А я буду матушкой-уткой. Ха! – Тормунд выпустил Джона из своей палатки.
Снаружи царил яркий и безоблачный день. Солнце вернулось на небо после двухнедельного отсутствия, и голубовато-белая Стена на юге сверкала. Существовала поговорка, которую Джон слышал от стариков в Чёрном Замке: «Настроение Стены меняется чаще, чем у Безумного Короля Эйериса», говорили старики, или, иногда «Настроение Стены меняется чаще, чем у женщины». В облачные дни Стена казалась белым утесом, а в безлунные ночи – чёрной как уголь. Во время снежных бурь Стена выглядела слепленной из снега. Но в такие дни, как этот, любой бы увидел, что она – изо льда. В такие дни Стена сияла ярко, как кристалл септона: каждая трещинка и впадина заполнена солнечным светом, и кажется, что в полупрозрачных волнах танцуют и умирают замёрзшие радуги. В такие дни Стена была прекрасна.
Старший сын Тормунда стоял рядом с лошадьми и разговаривал с Кожаным. Торегг Высокий, так его звали среди вольного народа. Хотя он был выше Кожаного не более чем на дюйм, зато перерос своего отца на целый фут. Гарет по кличке Конь, здоровенный парень из Кротового городка, жался к огню. Он и Кожаный были единственными людьми, которых Джон взял с собой на переговоры. Более внушительный эскорт был бы знаком страха, а если бы Тормунд замыслил кровопролитие, то двадцать бойцов принесли бы не больше пользы, чем двое. Единственной защитой, в которой Джон, действительно нуждался, был Призрак. Лютоволк чуял врагов, даже тех, кто прятал неприязнь за улыбкой.
Но Призрака не было видно. Джон стянул с руки чёрную перчатку, сунул два пальца в рот и свистнул.
– Призрак! Ко мне!
Наверху внезапно захлопали крылья. Ворон Мормонта слетел с ветви старого дуба и уселся на седло.
– Зерно! – прокричал он. – Зерно, зерно, зерно!
– Ты тоже следовал за мной?
Джон потянулся согнать птицу, но вместо этого погладил её перья. Ворон настороженно взглянул на него.
– Сноу, – каркнул он, понимающе кивая головой.
В этот момент между двумя деревьями возник Призрак, рядом с ним шла Вель.
«Они выглядят идеальной пара». Вель оделась во все белое: белые шерстяные штаны, заправленные в сапоги из белёной кожи, белый плащ из медвежьей шкуры, сколотый на плече вырезанным из чардрева ликом, белая туника с костяными застежками. Даже её дыхание было белым... но глаза – синими, длинная коса – цвета тёмного меда, а щёки горели румянцем от холода. Давненько Джон не видел столь восхитительного зрелища.
– Вы пытались украсть моего волка? – спросил он.
– Почему бы и нет? Если бы у каждой женщины был лютоволк, мужчины стали бы куда любезней. Даже вороны.
– Ха! – хохотнул Тормунд Великанья Смерть. – Не вздумай вступать с ней в перепалку, лорд Сноу, она слишком умна для таких, как ты и я. Лучше быстренько укради её, пока Торегг не опомнился и не взял её первым.
Что там говорил о Вель этот мужлан Акселл Флорент? «Созревшая девушка, и весьма привлекательная. Хорошие бёдра, хорошие груди – отлично подходит для деторождения». Все вполне, правда, но женщина одичалых – нечто большее. Она доказала это, разыскав Тормунда, что не смогли сделать опытные разведчики Дозора. «Возможно, она не принцесса, но смогла бы стать достойной женой любого лорда».
Однако этот мост был сожжён давным-давно, и Джон сам бросил факел.
– Я охотно позволяю Тореггу прийти к ней, – сообщил он. – Я же дал клятву.
– Она не будет возражать. Ведь так?
Вель похлопала по длинному костяному ножу у бедра:
– Лорд Ворона может прокрасться в мою постель любой ночью, когда осмелится. После кастрации ему будет гораздо легче держать клятву.
– Ха! – снова фыркнул Тормунд. – Слышал, Торегг? Держись от неё подальше. У меня уже есть дочь, второй не нужно.
Качая головой, вождь одичалых нырнул обратно в палатку.
Пока Джон чесал Призрака за ухом, Торегг привёл Вель лошадь. Она всё ещё ездила на серой косматой лошадке, которую Малли дал ей в тот день, когда она покидала Стену. Чахлое создание, слепое на один глаз. Повернув лошадь к стене, Вель спросила:
– Как поживает маленькое чудовище?
– Вырос вдвое больше, чем был, когда вы уезжали, и кричит втрое громче. Когда ему хочется сиську, в Восточном Дозоре, слышно как он вопит. – Джон оседлал свою лошадь.
Вель ехала рядом.
– Итак... я привела вам Тормунда, как и обещала. Что теперь? Мне придется вернуться в старую камеру?
– Ваша старая камера занята. Королева Селиса потребовала Королевскую Башню для себя. Вы помните Башню Хардина?
– Ту, которая выглядит так, будто вот-вот рухнет?
– Она так выглядела веками. Я приказал подготовить для вас верхний этаж, миледи. У вас будет больше места, чем в Королевской Башне, хотя, возможно, там и не так удобно. Никто никогда не называл это место Дворцом Хардина.
– Я всегда предпочту свободу удобству.
– Внутри замка вы будете свободны, но я с сожалением должен сказать, что вы остаетесь пленницей. Впрочем, обещаю, что вас не потревожат нежеланные гости. Башню Хардина охраняют мои люди, а не воины королевы. И в холле спит Вун Вун.
– Великан-охранник? Даже Далла не могла похвастаться этим.
Выглядывая из палаток и навесов под голыми деревьями, одичалые Тормунда смотрели, как они проезжают. Джон заметил, что на каждого боеспособного мужчину приходилось три женщины и столько же детей, измождённых созданий с впалыми щеками и голодными глазами. Когда Манс Налётчик вел вольный народ к Стене, его последователи гнали перед собой большие стада овец, коз и свиней, но теперь остались лишь мамонты. В мамонтах много мяса, и Джон не сомневался, что их бы тоже закололи, если бы не свирепость великанов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});