Читать интересную книгу Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов

Исходя из наличия возможностей в СССР для ускоренного движения вперед и сравнивая ситуацию в стране с положением в остальном мире, Сталин сделал вывод: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Этот прогноз оказался точным. Если бы к февралю 1941 года СССР не приблизился к уровню передовых стран в создании оборонной промышленности, вряд ли он бы смог устоять через несколько месяцев под натиском нападения гитлеровской Германии.

На основе глубокого и поэтапного анализа развивавшихся процессов вырастали поэтапные планы грядущего развития страны. Если сталинский анализ пройденного пути уподобить глубоким шахтам, то можно представить, что они использовались для запуска многолетних планов развития, которые как многоступенчатые ракеты устремлялись к дальним целям. Советский Союз, руководители которого постоянно проверяли свою текущую деятельность на основе марксистского анализа исторического развития общества, стал первой страной в мире, в которой начали разрабатывать планы развития хозяйства на многолетнюю перспективу.

Программа ускоренного движения страны вперед, выдвинутая Сталиным, была встречена в штыки Троцким, Зиновьевым, Каменевым и их сторонниками, а затем Бухариным и его единомышленниками, которые держались за книжные схемы, не умея применять диалектический метод. В отличие от них Сталин, как всегда, полагался на свое главное идейное оружие — марксистскую теорию диалектического материализма. Правда, полагаясь порой на недоброкачественную информацию или выдавая желаемое за действительное, Сталин иногда делал неверные выводы. Поэтому порой его прогнозы и планы оказывались ошибочными.

Однако тот же метод диалектического материализма помогал ему увидеть корни своих ошибок и принимать меры к их исправлению.

Глава 5

Кем были коммунисты 30-х годов?

Разгром всех оппозиционных групп в партии привел к тому, что сталинский курс на ускоренное развитие страны получил полную поддержку в партии. Единство и сплоченность партии постоянно подчеркивались в пропаганде. Однако между членами партии существовали немалые различия. Партия не была однородной по своему социальному составу. Между членами партии существовала разница в уровне образования, культуры и жизненном опыте. Члены партии заметно различались в зависимости от их партийного стажа. Принадлежность к той или иной категории, особенно в зависимости от партстажа, во многом определяла положение коммунистов в партии.

На это неравенство мимоходом обратил внимание в своем докладе на XVII съезде партии председатель мандатной комиссии Н. И. Ежов, заметив: «Удельный вес подпольщиков и членов партии со стажем до 1920 года равняется всего лишь 10 %, в то время как на съезде их присутствует 80 %. Таким образом, за этим основным, проверенным слоем членов партии, прошедшим школу Гражданской войны, остается руководящая роль».

Однако и среди этого «проверенного слоя» не было полного равенства в положении. Коммунисты с дореволюционным стажем в партии занимали наиболее важные посты в партийных и государственных органах власти. Вплоть до конца 30-х годов только они составляли Политбюро.

Уже было сказано выше, что существовали различия и среди коммунистов с дореволюционным стажем. Подавляющее большинство из них работало исключительно в российском подполье. Меньшинство пробыло большую часть дореволюционных лет в эмиграции. Среди делегатов VIII съезда РКП(б) (1919) на долю последних приходилось 13 %.

Преобладание тех, кто работал в подполье и главным образом среди трудовых коллективов, отразилось в социальном составе партии к началу Февральской революции 1917 года. Рабочие среди большевиков составляли большинство. Тогда из 24 тысяч большевиков 60,2 % были рабочими, 25,8 % — служащими и другими лицами умственного труда, 7,6 % составляли крестьяне, 6,4 % — прочие.

Однако среди 15-миллионного рабочего класса России, интересы которого должны были выражать 24 тысячи большевиков, они составляли лишь небольшое меньшинство. Еще меньше была доля большевиков среди крестьян, составлявших подавляющее большинство 150-миллионного населения России. Это было связано с тем, что, как и члены всякой марксистской партии, большевики исходили из решающей роли городского пролетариата в общественных преобразованиях, а потому вели работу прежде всего среди рабочих фабрик и заводов. В деревне же большевики опирались главным образом на ее беднейшие слои.

Вступая в РСДРП(б), ее новые члены были готовы посвятить свою жизнь борьбе за освобождение классов, находившихся в наиболее трудном положении. При этом они знали, что обрекают и себя на тяжелую долю. До февраля 1917 года они не рассчитывали в ближайшее время увидеть победу своей партии или хотя бы отмену суровых запретов на ее деятельность.

Поскольку до Февральской революции большевики, как и члены других революционных партий, были вне закона, они постоянно подвергались полицейским репрессиям. Почти 80 % делегатов VIII съезда РКП(б) составляли те, кто вел подпольную работу до революции.

60 % делегатов съезда подвергались арестам в дореволюционной России, 60 % побывали в тюрьмах, 35 % —в ссылках, 6 % — на каторге. В среднем делегат съезда провел 1 год в тюрьме, 1 год в ссылке, 4 месяца на каторге. В среднем каждый делегат подвергался 2 арестам.

Огромный стаж работы в условиях подполья, ссылок и тюремного заключения, несомненно, свидетельствовал о больших испытаниях, выпавших на долю многих большевиков. Безусловно, этот жизненный опыт способствовал выработке у членов большевистской партии твердого характера, умению переносить трудности и бороться против мощной государственной организации, верности партийной дисциплине в условиях подполья, а также развивал чувство товарищеской солидарности. Выдержавшие тюрьму и ссылку революционеры становились, как правило, наиболее активными и опытными бойцами своих партий. Они имели основание считать, что пострадали за правое дело освобождения страны от режима вопиющей социальной и политической несправедливости.

Однако эти сильные качества большевиков-подпольщиков имели свою теневую сторону. Тюрьма, ссылка и подпольная работа могли выковать из человека сильного борца, но часто ослабляли в нем множество человеческих качеств, необходимых для жизни в условиях свободы. Специфика условий жизни в ссылках, тюрьмах, эмиграции и подполье рождала склонность доверять лишь «своим» и настороженную подозрительность к «чужакам», а также повышенное внимание к слухам. Товарищеские отношения или соперничество, сложившееся в подполье, заключении или эмиграции, часто становились основой будущих группировок или источником конфликтов.

Ненормальность условий, в которых пребывали многие члены революционных партий России, пережившие ссылки, тюрьмы и каторги, резко отличали их от остального населения страны. Не скрывая своего недоброжелательного отношения к членам революционных партий России, возвращавшихся весной 1917 года из ссылок, тюрем и мест каторжных работ, Питирим Сорокин замечал: «Возвращавшиеся корчили из себя героев-покорителей и жаждали, чтобы их почитали как освободителей, отцов-благодетелей… Многие из возвратившихся „политиков“ наглядно демонстрировали собой неуравновешенность сознания и эмоций. Проведя годы в тюрьмах и ссылке, на тяжелых и физически изнурительных работах, они стали насаждать обществу методы и жестокость, от которой сами же страдали в свое время. Они навсегда сохранили в себе ненависть, жестокость, презрение к человеческой жизни и страданиям людей… Советы, вербованные из таких „героев“, буквально на глазах теряли чувство реальности… Речи их лидеров и манеры вести себя были наполнены помпезным абсурдом. Казалось, что у них нет ни толики чувства юмора, ни способности увидеть комизм своей позы со стороны».

П. Сорокин сильно преувеличивал негативные стороны в сознании и поведении освобожденных революционеров, полностью зачеркивая их сильные качества, и прежде всего их готовность к самопожертвованию во имя дела социальной справедливости. В то же время, очевидно, что людям, обретшим свободу, на первых порах было трудно найти контакт с теми, кто до сих пор смотрели на них как на «врагов отечества», а теперь лебезили перед ними и заявляли, что всегда были в душе революционерами.

Состав партии стал резко меняться уже в ходе 1917 года, когда ее количество стремительно выросло за 9 месяцев с 24 тысяч до 350 тысяч. Новые большевики зачастую вступали в партию под воздействием митинговых речей и не успевали толком изучить даже азы марксизма. В этом они резко отличались от большевиков с дореволюционным стажем работы, которые годами штудировали марксистскую литературу, несмотря на то, что их уровень образования не был высоким.