Читать интересную книгу Монстр сдох - Анатолий Афанасьев

Смрадным дыханием опалил ее кожу.

— Уж теперь-то никуда не денешься, сучка, — прогнусил самодовольно, обнажая беззубые сизые десны.

У Лизы не осталось сил сопротивляться. Она знала, что сейчас произойдет. Он рванет, раскупорит свою волосатую грудь, придвинется к ней, и она провалится в слизистую глубину навсегда, как в болотную жижу.

— Значит, ты все-таки смерть?

— Хуже, значительно хуже, — заурчал кепарь. — Смерть — избавление, ты ее ждала. А я то, что происходит потом.

Лиза не верила, что сошла с ума. Это тоже было бы слишком просто. Она приблизилась к какой-то великой отметине, к откровению, с которым не мог совладать ее прежний ум, а другого ума у нее не было. Из пустых глазниц ожившего человека-призрака-зверя-страха пролился малиновый свет — Ну? — поторопил он. — Не надоело играть в прятки? На что надеешься? Расслабься, угомонись. Из этого мрака не возвращаются. Придвинься поближе, сучка!

— Нет, — бесстрашно отказалась Лиза. — Тебе не удастся меня слопать. Ты такой же сон, как другие сны.

Я проснусь, и тебя не будет.

— Попробуй, — согласился призрак, — но только в последний раз. Не сумеешь, пеняй на себя.

Она попробовала, и у нее получилось. На это пробуждение она истратила всю себя и постарела на тысячу лет. Ее тело больше не принадлежало ей, стало частицей природы, внутри которой сокрыты все тайны земного пребывания. Так сладостно было осознать, почувствовать в долгом полете, что нет ни яви, ни смерти, ни пробуждения, ни бреда, а есть лишь перевоплощение, переход из одной сущности в другую, и справиться с этим так же легко, если захочешь, как напиться воды из-под крана.

Счастливая, она спокойно дремала на дне колодца, прижав ладони к пылающим, мокрым щекам...

На двух тросах ее вытянули наверх, и знакомый голос произнес:

— Помедленнее, Лиза, помедленнее, не открывай сразу глаза, ослепнешь.

В полутемной комнате с зашторенными окнами она окончательно проморгалась. Увидела восхищение в глазах Евдокимова, и улыбающееся, заплаканное Анечкино личико, и укоризненный прищур доктора Крайкова; возвращение было приятным, но она боялась расплескать новое знание, почерпнутое на дне колодца, может быть, роковое, спасительное. Анечка не выдержала, с визгом кинулась ее обнимать.

— Петрова! — одернул Евдокимов. — Пошла вон отсюда! Тебя кто сюда пустил?

Анечка дерзко рассмеялась ему в лицо.

— Какой вы неумолимый, Егор Егорович. Прямо жуть!

— Со мной что-нибудь не так? — спросила Лиза.

— Все так, — ответил доктор, пристально в нее вглядываясь. — Вот это и удивительно.

— Не ожидал, — проворчал Евдокимов. — Честное слово, не ожидал. Кто бы мог подумать. Восемнадцать дней.

— Да, — кивнул доктор. — Против обычных пяти-шести. Тебе что, Королькова, понравилось в яме сидеть?

— Да я вроде наверх не просилась.

— И сколько ты могла продержаться?

— Год, два, сколько надо, — скромно ответила Лиза. — В яме хорошо. Никто тебя не шпыняет, никто не грубит.

Евдокимов махнул рукой и пошел к двери. Дескать, разбирайтесь теперь без меня. Лиза еще не знала, что установила школьный рекорд выживания. И еще не видела в зеркале снежную прядь, опустившуюся на лоб. Но чувствовала, что отношение Евдокимова переменилось в лучшую сторону.

С этого дня она перешла на привилегированное положение и без всяких приказов стала вровень с офицерским составом школы.

Глава 10

НАЧАЛО ОХОТЫ

Лихоманов-Литовцев дозвонился до "Лензолота" и условился о встрече с некоей Леонидовой Нинель Григорьевной, директором по внешним связям богатейшего концерна. Об этом его попросил Гурко. Олег специально оговорил с генералом, что если займется расследованием (по контракту), то привлечет Сергея. У генерала просьба не вызвала энтузиазма, но отказывать не было причин. Он лишь поставил условие, что майор примет участие в деле конспиративно, не засвечиваясь в качестве агента. Гурко не возражал, майор тем более.

Они опять с Олегом в одной упряжке — вот главное.

Фирма "Русский транзит", куда он три года назад с наскока внедрился и вскоре подмял ее под себя, процветала без всяких усилий с его стороны, фактически там верховодила Тамара Юрьевна. Под ее неутомимым приглядом валютный ручеек исправно перетекал в казну, большей частью оседая на счетах Конторы, и это вполне устраивало всех посвященных. О такой надежной крыше можно было только мечтать. Тамара Юрьевна иногда, правда, взбрыкивала, бывало и резко, в зависимости от принятого на грудь, с презрительным пылом заявляла, что не по ее натуре плясать под дудку всякой гебешной сволочи, на что Сергей Петрович приводил всегда один и тот же, но весомый аргумент:

— Хочешь, чтобы нас отправили вслед за Погребельским, Томочка?

Нет, этого она не хотела. Она была еще полна жизни: пятьдесят четыре года не возраст для женщины, умеющей за собой следить, еще надеялась вволю попить водочки с хлебушком и надышаться земной красотой, но ей нравилось поддразнивать любимого волчару, дергать его за усы, это придавало их нечастым любовным праздникам неповторимый привкус.

Под вечер Сергей Петрович приехал в офис "Лензолота", расположенный на Беговой. Тут все было оборудовано по высшему разряду: старинный особняк, охрана у входа, супервидеосигнализация и турецкие мягкие ковры на лестницах. Здесь обосновалось жулье покруче, чем в "Русском транзите". Кабинет Леонидовой будто сошел с рекламы "Интердизайна". Черно-белые с золотой искрой тона, хрустящая даже на взгляд кожаная обивка стен, кремово-маслянистое свечение люстр...

Нинель Григорьевна представляла собой классический тип новой русской деловой женщины, выбившейся благодаря природной сметке, наглости и недурной внешности в большие госпожи, но постоянно опасающейся, как бы кто-то не ухватил ее внезапно за хвост.

Несмотря на свалившееся невесть откуда богатство, на каждой из этих дам лежит отпечаток некоей обреченности, да еще какого-то унылого комизма, как на фигуре перворазрядника, рванувшего вес, намного превышающий его возможности. Всем им было уже за тридцать, путь назад на панель отрезан, воровать самостоятельно толком не научились, и, в сущности, каждая из них, независимо от положения (бизнес, политика), лелеяла надежду притулиться к какому-нибудь надежному мужчине, чтобы укрыл под полой от житейских бурь. Навык к притулению у них у всех тоже родовой, ибо большинство вылупились из низового партийного звена, если не считать тех мадам, которые соскочили в демократию прямо с тюремных нар. Сергей Петрович к этому сорту женщин, занявших по Москве круговую оборону, относился сложно, брезговал ими, но сердцем жалел, потому что понимал: в страшный день Суда, за них некому будет заступиться.

Нинель Григорьевна встретила его сперва прохладно, по-барски махнула рукавом из-за начальнического стола: мол, садись, коли пришел, но, приглядевшись к его смелому облику, сменила тон, передвинулась поближе и угостила сигаретой.

— Знаете ли, Сергей Петрович, — сказала задушевно. — Я боюсь напрасных надежд. С тех пор, как пропала Наташа, прошло три недели. Я не верю в чудеса. И знаю, в каком мире мы живем. Больно говорить, но полагаю, моей девочки нет в живых.

В сумраке устремленных на него глаз Сергей Петрович разглядел голубую слезу, тронувшую его задубевшее сердце.

— Не думаю, что все так печально. Если похитители не потребовали выкупа, то какую цель они преследовали? Вот ведь где собака зарыта.

— И что же это за собака? Кстати, почему вы вообще заинтересовались этой историей? Моя дочь и "Русский транзит" — какая тут может быть связь?

Майор аккуратно стряхнул пепел в позолоченную пепельницу. От его ответа зависело, насколько будет откровенна Леонидова. В отношениях с деловыми женщинами прямые аргументы чаще всего приводят к отрицательному результату. Всегда лучше напустить побольше тумана. Он уже не раз в этом убеждался. Естественно, это правило не касалось Тамары Юрьевны, которая не терпела ничьих уловок, кроме своих собственных.

Он объяснил, что действительно его интересует не столько девочка, сколько люди, которые стоят за всей этой подлостью. Интересоваться ими у него есть свои причины, о которых он не хотел бы пока распространяться (в этом месте майор многозначительно насупился). Однако он уверен, что если ему удастся с ее помощью выйти на похитителей и немного их поприжать, то это будет к их взаимной выгоде, если позволительно употреблять такое выражение в случае, когда речь идет о жизни ребенка.

Нинель Григорьевна выслушала его внимательно, не перебивая, пару раз машинально облизав пухлые губы. В "Лензолоте" не принято было выражаться столь витиевато, здесь царили простые нравы первобытного общества, как и повсюду среди новых русских. На общем фоне гость выглядел чересчур интеллигентно, это было подозрительно.