Читать интересную книгу Закон волка - Андрей Дышев

Я думал, что Леша в связи с моим исчезновением поднимет тревогу, но, оказывается, он тоже не ночевал в своем домике, а ездил на сутки в Симферополь. По его словам, главврач обнаглел уже настолько, что, кажется, намерен отозвать его из отпуска.

— Анестезиологов, видите ли, не хватает в больнице, — ворчал Леша. — И по этой причине я должен разорваться на части и безвылазно сидеть в операционной. Пришлось ему напомнить, что я тоже человек и тоже нуждаюсь в отдыхе.

Мы сидели в тени виноградника, во дворе моей дачи, и перебирали сливы в большом тазу. Леша намеревался приготовить безумно вкусную наливку по особому староверческому рецепту.

— Ты знаешь, что такое пятнадцать операций в неделю? — спросил он, заливая сливы холодной водой и опуская в таз руки. — А срочные вызовы по ночам?

— Ты сам выбрал эту работу, — ответил я. — Теперь не жалуйся.

— Ты прав, я сам ее выбрал. И я люблю свою работу, как ты, допустим, любишь нырять за крабами. Но если тебя заставить заниматься этим делом сутки подряд, то скоро только при одном упоминании о крабах у тебя будет трястись голова… Так, придерживай крышку, будем сливать воду… Во всем, старина, надо знать меру. Во всем, кроме любви.

— Вот как? А ты, оказывается, сердцеед.

— В любви себя надо отдавать до конца, — продолжал Леша, не отреагировав на мое замечание. — Будто прыгаешь с парашютом: сделал шаг — и уже весь во власти силы притяжения… Хорошо. Теперь засыпаем сахаром. На килограмм слив — полкило сахара… Понимаешь? Невозможно лететь в свободном падении немножко. Можно либо лететь, либо не лететь. Так же нелепо и смешно любить немножко. Это нонсенс. Любовь либо есть, либо ее нет.

— У тебя есть дама сердца, Леша?

Леша призадумался, словно не мог сразу вспомнить, есть ли у него любимая женщина.

— Да, — ответил он, но как-то нерешительно. — У меня есть, как ты выразился, дама сердца.

— Что ж, в таком случае ей можно позавидовать. Но почему ты здесь один? Почему без нее?

— Почему? — эхом отозвался Леша, и я понял, что сейчас он ответит не так, как думает. — Потому что есть проблемы.

Я думал, что он имеет в виду Анну.

— Она занята?

— М-м-м… В общем-то, нет. Но пока и не свободна.

— И ты любишь ее, словно паришь в свободном падении?

— Кажется, ты намекаешь мне на Анну, — разгадал он мои мысли. — Но Анна — всего лишь сиюминутное увлечение, пляжный роман. А вот женщину моего сердца я люблю безумно, люблю еще со школы. Ни одна женщина не имела надо мной такой власти, как она.

— Вы учились в одном классе?

— Да.

— И, конечно, сидели за одной партой? Леша отрицательно покачал головой.

— Увы! В то время я не нравился ей и она сидела с другим мальчиком.

— Но в один прекрасный день ты набил ему фейс, и она полюбила тебя, — выдал я и тотчас прикусил себе язык. Кажется, я едва не задел чувств Леши.

— Нет, — ответил он. — Никому я ничего не бил. И вообще я не отличался особой силой среди одноклассников. У меня были другие качества, которые она оценила.

— Интересно, что ты имеешь в виду?

— Если я ставлю перед собой цель, я иду к ней, как танк. Тогда, в школе, я поставил себе цель: добиться этой девушки во что бы то ни стало. И шел вперед, и таранил все препятствия… Хватит сахара. Теперь немножко подавим все это деревянной колотушкой. Можно чистыми руками — так даже лучше, не повредим косточки… Она сразу после школы вышла замуж. Я терпеливо ждал, когда она бросит своего мужа. Она собралась навсегда уехать за границу — я убедил ее не торопиться. Она в порыве эмоций кричала, что ненавидит меня, — я прощал ей и в ответ говорил слова любви.

— Я тебя зауважал, Леша.

Он кивнул, принимая мой комплимент.

— А во всем остальном нужна мера. В том числе и в работе. Никогда в своем деле не следует проявлять излишнее усердие. Это вредно для нервной системы.

— Кажется, ты сейчас переусердствуешь и продавишь дно таза.

— Это тебе всего лишь кажется. — Он поднял руки, выпачканные в сливовом соке, сиреневые до локтей, посмотрел на них, растопырив пальцы, и произнес: — М— Да, ужас… Полей-ка мне, пожалуйста.

Мы вышли в палисадник. Я стал лить Леше на руки. Он брызгался, растирая воду по рукам, а потом стал вычищать коричневое из-под ногтей. Мне вдруг стало не по себе. Я вспомнил, как точно так же вымывал кровь Милосердовой.

— Почему не рассказываешь: нашел хозяйку «фенечки» или нет? — спросил он, тщательно вытирая руки полотенцем.

Я вкратце поведал ему о своей встрече с бомжем.

— Значит, мадам упорхнула вместе со своим любовником? Кстати, этот алкаш не запомнил в лицо любовника?

— Говорит, похож на меня. Леша довольно странно пошутил:

— Так, может быть, ты и есть любовник той девушки?

— Да, это я и есть, — в тон Леше ответил я и достал из кармана завернутый в газетный обрывок кусочек стекла от ампулы. — Посмотри-ка на эту штучку. Тебе, как врачу, проще определить, что это.

Леша долго смотрел на кусочек стекла, лежащий у него на ладони.

— Омнопол, — словно раздумывая вслух, произнес он. — Если, конечно, я не ошибаюсь… Надо уточнить, чтобы избежать ошибки. Омнопол, старина, — лекарство строгого учета. Но надо уточнить… Я оставлю это пока у себя?

— Конечно, — кивнул я. — Можешь даже отвезти в Симферополь и показать всем своим коллегам.

— А вот всем как раз показывать не стоит. Потому что обязательно найдется какая-нибудь сволочь, которая настучит милиции. Омнопол — это сильный наркотик, и если, скажем, эта ампула была похищена со склада медикаментов, то этот случай попадает уже в область криминалистики… Мне кажется, что чем больше ты занимаешься убийством Милосердовой, тем больше возникает вопросов. Не пора ли остановиться и ответить хотя бы на некоторые из них?

— Что я могу ответить? — произнес я. — Наркоманка Танюша во всей этой истории играет явно не последнюю роль.

— Еще бы! Это деградировавшая личность — дно. Для нее не составляет никакого труда убить человека.

— Насчет деградировавшей личности ты немного преувеличил. Эту Танюшу я представляю себе несколько иначе. Это несчастный и очень ранимый человек, и она как раз совсем не похожа на убийцу.

Мой вывод Леше не понравился. Он стал давить на меня своим интеллектом.

— Ты, наверное, не сталкивался с наркоманами. А вот я, когда работал в наркологии, насмотрелся на них до блевотины. Это дно, Кирюша, ниже наркомана человек не в состоянии опуститься. За такую ампулу, — он поднес осколок к моему лицу, — они не то что тебя или меня убьют, они маму родную на веревке вздернут, ребенка своего продадут к чертовой матери. А ты говоришь: ранимый человек.

— Но как это дно, выражаясь твоим термином, могло оказаться на яхте вместе с Милосердовой? Ведь между ними должна быть бездна, пропасть, космос! Умная деловая женщина, банкир, — и деградировавшая наркоманка? Что их могло связывать?

Леша пожал плечами.

— Я могу лишь предположить.

— Предполагай!

— Татьяна могла попасть на яхту совершенно случайно.

— А на орбитальный комплекс «Мир» она не могла случайно попасть?

— Не надо иронии. Все проще, чем тебе кажется. Наркоманы — люди без логики. Сами они полагают, что действуют логично, а мы видим, что их поступки бессмысленны, жестоки и абсурдны. Допустим, что в состоянии наркотического опьянения эта девица бродила где-то в районе мыса Ай-Фока. Увидела яхту, и ноги сами понесли ее на борт. Возможно, она была со своим любовником, а я больше чем уверен, что он тоже наркоша. Капитан яхты принял их за клиентов, которым должен был сдать яхту напрокат, и спокойно сошел на берег. Через некоторое время на яхту поднялась Милосердова — естественно, с сопровождением. Дальше могло быть все, что угодно. Наркоманы могли взять их в заложники и потребовать деньги. Мужчину могли убить, труп выкинуть за борт, а Милосердову — отвезти на остров и там истязать ее, насиловать, а потом размозжить ей череп камнем. Нет, этот парень мне определенно нравится! Необузданная фантазия, свободный полет мысли!

— Молодец, — похвалил я его снисходительным тоном учителя. — Только вся твоя версия никак не ложится на некоторые факты.

— Что там не ложится? — не моргнув глазом ответил Леша. — Давай сюда свои факты, сейчас положим!

— Ну, скажем, мне не совсем ясно, к чему озверевшим наркоманам, страдающим полным отсутствием логики, совершать какие-то манипуляции с одеждой Милосердовой — переодевать ее в сухое и чистое. Или: как они смогли допереть своими затуманенными мозгами, что надо состряпать улику против меня — написать моим почерком письмо, сунуть его в карман накидки убитой и подкинуть ее в мою лодку, которую затем столкнули в воду. И самое любопытное: откуда у меня взялся счет в «Милосердии»?.. В этом деле, дружочек, присутствует тонкий расчет, который не по силам деградировавшим наркоманам.