В окна светило раннее утреннее солнце, пробуждая Эриел от тревожного сна. Какое-то время она просто лежала, вспоминая предыдущую ночь и противясь этим воспоминаниям. Со стоном она заставила себя подняться, быстро оделась и приготовилась к встрече. Потом собрала все свое мужество, чтобы предстать перед графом, решив делать вид, будто между ними ничего не произошло. Она будет вести себя так, словно не помнит, как граф целовал ее, как он ласкал ее грудь. Она старалась забыть, что таяла, прижимаясь к нему, что с полным самозабвением жарко отвечала на его поцелуи.
Джастин Росс заставил ее почувствовать то, чего она никогда не ощущала прежде. Она была зла на себя за то, что предала Филиппа. Это было унизительно, возможно, потому она и дала графу столь решительный и жестокий отпор. В ней поднималось туманное воспоминание о теплых мужских губах и страстных самозабвенных поцелуях. Но побеждало воспоминание о звуках собственного голоса, о том, как она жалила его язвительными словами, называя при этом имя Филиппа. Она знала, что это его рассердит. Она знала, что их свидание окончится именно так, как окончилось, как ей хотелось. Но она не ожидала выражения острой боли на его лице.
Ей было ясно, что она уязвила его, хотя в это было почти невозможно поверить. Теперь она гадала, возможно ли, что этот человек на самом деле совсем не такой, каким она его себе представляла. Был ли он в действительности таким холодным, бессердечным, каким казался, или совсем другим… Эта мысль заинтриговала ее, и ей хотелось узнать о нем больше, узнать, какие мысли таятся за этим высоким лбом и холодными серыми глазами.
Эриел глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки, и направилась к двери, приготовившись встретить разгневанного мужчину, каким она видела его накануне. Но когда она приподняла щеколду и вышла в холл, перед ней оказался человек с лицом холодным и не выражавшим ни единого чувства. Эта бесстрастная маска еще больше обескуражила ее, чем его вчерашний гнев.
– Прежде чем мы начнем наше путешествие, я хочу кое-что сказать вам.
Ее сердце глухо и болезненно забилось. Ей казалось, что оно бьется о ребра. Как легко ему все это давалось!
– Да, милорд?
– Я должен извиниться перед вами.
Эти неожиданные слова вызвали в ней целую бурю чувств. Неужели этот надменный граф Гревилл извиняется перед ней?
– Прошлой ночью я использовал во зло ваше благородное предложение помочь мне. Я не должен был этого делать. Но так случилось, и я прошу у вас прощения.
Эриел смотрела на него так, будто он свалился с луны. Ей всегда удавалось хорошо понимать людей. До тех пор, пока она не познакомилась с графом Гревиллом. Он все больше и больше ставил ее в тупик.
– Вероятно, извиниться стоит нам обоим. Я тоже наговорила вам кучу вещей, которых говорить не собиралась. Я была сердита, вероятно, больше на себя самое, чем на вас. Мне жаль, что я была так несдержанна.
В его чертах что-то изменилось, дрогнуло. Он слегка наклонил голову:
– Вчерашняя ночь прошла.
– Да…
Но воспоминание о ней возвращалось, когда она видела изгиб его чувственных губ, которые страстно прижимались к ее губам. Вчерашняя ночь заставляла думать, что темное влечение к графу может привести ее к гибели.
К тому же был еще Филипп. Она могла увлечься графом, но Филипп был ее любовью. Так ли это? Или она ошибалась? Она постаралась отогнать неприятное воспоминание о маленьком чернокожем мальчике, которого Филипп одевал на потеху своим друзьям в пеструю одежду и с которым обращался как с домашним животным. Она снова и снова твердила себе, что Филипп помогал этому малышу, что он дал дом бедному сиротке. Филипп, должно быть, не понимал, как ребенок воспринимает такое обращение.
Филипп был добрым и заботливым. Он был джентльменом. Он ни в чем не походил на холодного и мрачного графа. И в отличие от Гревилла его намерения были честными. Эриел была уверена в этом, и не важно, что говорил о нем Гревилл. Ей было необходимо рассказать Филиппу о своей ужасной сделке и попросить о помощи. Она пошлет ему записку, как только наберется смелости, попросит его встретиться с ней. То, что она обещала графу больше не видеться с Филиппом, не имело значения. Конечно, не имело, когда ее счастье и все будущее оказались под угрозой.
Гревилл предложил ей руку, они спустились по лестнице, и от его прикосновения по всему ее телу распространился жар. Когда эти длинные смуглые пальцы поддержали ее за талию, чтобы направить к двери, она почувствовала странную слабость в ногах.
– Есть еще кое-что, – сказал он, обращаясь к ней. – Я прошу вас об одолжении.
– Да, милорд?
– Когда мы будем оставаться одни, не сможете ли вы называть меня просто Джастином?
Она сглотнула, не в силах отвести от него взгляда.
– Джастин… – повторила она, вслушиваясь в звучание его имени и замечая, что в ее устах оно не так холодно и жестко, как она предполагала, и тотчас же увидела, что черты его смягчились и потеплели.
Они разместились в коляске, и эти выразительные серые глаза продолжали оглядывать ее с головы до ног. Потом черные ресницы опустились и скрыли его напряженный взгляд. Она ощущала власть этого чувственного взгляда из-под тяжелых век так, будто он прикасался к ней.
Сердце Эриел бурно забилось. Где-то внутри ее тела что-то плавилось и таяло, и нельзя сказать, что это чувство было неприятным. О Господи, ей следовало радоваться, что они возвращаются домой!
– Добро пожаловать, милорд, – приветствовал графа Ноулз, стоявший у парадной двери мрачного каменного дома Джастина на Брук-стрит. – Надеюсь, ваше путешествие было приятным. – Взгляд дворецкого на мгновение задержался на Эриел.
– Да, благодарю вас, оно было вполне успешным, – ответил Джастин, – хотя я рад, что вернулся домой.
– Возможно, вы измените мнение, сэр, когда узнаете, что у нас гости.
– Гости? Какие гости?
– Ваша сестра с сыном, милорд. Леди Хейвуд и ее сын Томас прибыли позавчера.
Джастин тихонько выругался.
– Где она?
– В Красной комнате, милорд. Она ожидает друзей.
Друзей? Она так их называет? Стадо своих поклонников, прилипчивых молокососов, ловящих каждое ее слово? Вдруг он вспомнил, что рядом с ним все еще стоит Эриел.
– Здесь моя сестра, – сказал он решительно. – Она нечасто приезжает в город, но, по-видимому, нам придется некоторое время наслаждаться ее обществом.
Эриел лишь кивнула. Но он заметил, что она немного побледнела. В ее чертах было нечто необычное, какая-то нерешительность, возможно, ранимость, которой он не замечал прежде. Это напомнило ему о том, что она была леди не по праву рождения, а только в силу принятого однажды решения. Внешне она выглядела такой же, как любая лощеная дама высшего света. Но все же она не была урожденной леди. И должно быть, она знала это лучше всех других и лучше, чем он.