«Пожалуйста, в Москве, Таллине, где вам удобно — нам нужно большое часовое интервью для таллинского телевидения».
Я сказала, что подумаю. И забыла. Тогда я летала из города в город, разрываясь между картинами. Из Таллина звонили регулярно, и вся моя семья попеременно объяснялась с группой по телефону. И Костя, и моя мама. «Они такие хорошие, такие добрые люди. Так тебя любят. Такие слова говорили». И мама, которая никогда не вмешивалась и «не советовала» — просто помогала мне жить и работать, — вдруг сказала: «Люся, надо людей «уважить». Это папино слово, произнесенное мамой, и сыграло решающую роль. Я начала переговоры.
На вопрос, почему именно со мной хотят начать цикл «часовых разговоров», мне по телефону чистосердечно ответил голос с прибалтийским акцентом:
«Вы нам больше всех подходите. Во-первых, вы у нас популярны. Многие читали вашу книжку. Во-вторых, вы не член партии и народная СССР. Так что дирекция ТВ Таллина решила начать с вас».
Короче, я подошла по всем статьям для начала этого цикла. Решила сама приехать в Таллин. Там не дома, где стены помогают. Подальше от дома мозги будут острее и не будут «растекашиться по древу». Лечу в Таллин, в красивый Таллин. Там снималась. Знаю уголки и уголочки и помню про вкусный «какст муст кофе». У трапа меня встречает девушка, а чуть поодаль стоит высокий блондин в черных очках. Съемка должна быть через день вечером. Есть много времени, чтобы «притереться». Едем в машине в лучшую гостиницу. Ведем разговоры про то да про се. И я понимаю, что этот блондин в очках знает такие подробности обо мне и моей работе!.. И не из моей книги. Из статей, интервью разных лет, про которые я и не помню, а многие даже и не читала. Ну, думаю, правильно мне мама сказала, «надо уважить».
Полтора дня мы ездили по красивым местам, пригороду Таллина, фотографировались. «Притирались».
Недавно интервью у Урмаса Отта проходили без «притирок». Сразу за столик ресторана «Прага» и — поехали. А тогда даже заплатили гонорар, чего молодые актеры и не представляют. Это так, для сравнения.
В назначенный час я пришла на студию. Проходя по коридору в павильон, со всеми поздоровалась. Не могу сказать, что встреча со мной вызывала у кого-то любезный ответ или улыбку. Перестроечный дух в том коридоре обогнал наш столичный телевизионный коридор. Это я отметила. Что ж, сама захотела в Таллин. Урмас был в белом смокинге, в бабочке и без очков. После ритуального представления телезрителям гостя прозвучал первый вопрос:
«Скажите, это правда, что вы родились 12 ноября 1935 года?»
Так… Ответить, что «правда», — глупо. Это написано на первой же странице «Моего взрослого детства». Это раз. Два: у меня за рубежом было уже столько интервью, столько острых вопросов, столько подковырок, когда надо было защищать себя, страну. Да что говорить… Нет, нет. В тупик он меня не поставил. Мне нужно было только не дрогнуть, найти из всех ответов самый легкий. И я ему честно сказала то, что думала в двадцать лет. В «Карнавальной ночи» отмечали тридцатилетие члена группы. Я тогда подумала, — какой ужас, тридцать лет! Когда мне будет тридцать, я себя уничтожу! С этой фразы я и начала. А потом сказала: «А вот и тридцать, и сорок, и… и ничего. Живу, работаю и вот с вами беседую».
Впервые на нашем телевидении были вопросы о семье, о любви, браке, разводе, детях. Все те вопросы, без которых сейчас вообще нет ни одного интервью. Но Урмас, конечно, не знал, не понял, что я уже давно его вспомнила. Но я решила «забыть» о той нашей встрече четыре года тому. Но беседа пошла так, что мне пришлось ему напомнить. Думаю, что у Урмаса, как и у меня, пролетело тоже мгновенно несколько вариантов ответа. Он выбрал самый удачный. Он обаятельно улыбнулся. Я думала, что он вырежет этот момент, но момент остался. И я его искренне поблагодарила за то, что теперь с ним очень интересно разговаривать. Потому что он об объекте знает все.
Эта программа снималась для Таллина. И там ее показали трижды. Но вот она неожиданно прилетела в Москву. Я этого не ожидала и была против того, чтобы ее показали по нашему ТВ. Таких программ у нас на ТВ еще не было. То было интервью «зарубежное».
Но программа вышла. И имела очень широкий и шумный успех у зрителя. На телевидении перестройка пришла в действие. У меня с этой программой начался внешний перестроечный период. Именно внешний. Моей жизни «на виду». Что же происходило в душе, в сердце — это в главе «Урок».
И вот прошло ровно шесть лет. Сижу напротив Эльдара. Это уже совсем другой разговор. Уже нет рядом многих действующих лиц. Я уже плавно в другом измерении. Ну, давай, Людмилка, перестраивайся.
Со мной, во второй состав спектакля «А чой-то ты во фраке?», вводились два актера. Два моих будущих партнера. С одним прежде встречались в программах на телевидении. Со вторым встретились впервые. «Первый» и «второй».
Перед репетицией, как правило, идет разогрев. Это чисто стихийная традиция. Эти разогревы разные. Иногда веселые, иногда острые и жесткие. Зависит от того, что происходит за окном репетиционного зала. Иногда неожиданный отъезд из страны талантливого коллеги, политический или экономический перелом в жизни страны. А так, если обычно, — смешные истории, свежие анекдоты.
В тот день, накануне которого показали по телевидению мою «девку», перед репетицией болтали, смеялись, притирались, привыкали. «Первый» рассказал что-то очень смешное. И я, еще не свыкшаяся с пустым моим домом, возьми да ляпни: «Замечательная история! Как бы не забыть. Дома расскажу. Как смешно. Замечательно!»
— А кому вы расскажете? Тузику? Ха-ха-ха. — И холодным глазом посмотрел на меня.
Да, «неосторожно, быть может, поступила я». Но кто же знал, что истинное отношение ко мне вот такое. Ведь снимались на ТВ дружно, вполне слаженно. И не виделись с тех, семидесятых. Для такого ко мне отношения должны быть личные мотивы. Значит, что? Сплетни, слухи.
Но репетировать стало уже непросто. «Второй» какое-то время был не в форме. В театре не работал, но хорошо поет и музыкален. Его, свободного, и пригласили во второй состав. Он вызывал у «первого» насмешки, «подколы», что у режиссера находило неизменную поддержку. Дуэтом веселились над «вторым» славно. Ну и заодно надо мной. Это было понятно без слов.
Ладно. Терпение. Я отсюда, безусловно, уйду. Только вот обязательно одолею безмикрофонное пение. Я поддерживала «второго» словами, улыбкой. Словом, поддерживала. Я знаю, как это важно.
«Вы замечательно поете. У вас такой красивый голос».
В партнерстве главное то же, что и в семейной жизни. Важно, чтобы плечо, на которое опираешься, не провалилось. «Второй» быстро вошел в форму. И на премьере стал номером один. Он мне был очень благодарен: «Спасибо, спасибо…» Мне было это очень приятно. У него заслуженный успех. И тут же насмешки забыты. Прекрасно.