к этому безобразию с породой.
— Это животное фенек, — ответил я стремительно полной фразой.
Мое сообщение ее, очевидно, не успокоило, потому что дама насупилась и проговорила гневно:
— Хорошо, а чей это фенек?
Я не сразу понял эти странные слова. Она думала, что фенек — это мужской род от слова «фена» (по-чешски «сука»), так что вопрос ее означал нечто вроде «…чей это кобель?». Я произнес несколько вольно, что это сучий кобель, в надежде, что дальше продолжать такой разговор будет невозможно. Оказалось — возможно. Следующий вопрос был такой:
— Вы поймали его?
— Нет, купил, — признался я честно и совершил ошибку, потому что на лице ее появилась торжествующая ухмылка.
— Так, все ясно, — сказала она презрительно, обращаясь скорее к зрителям, следящим за сценой, чем ко мне. — Он и сам не знает, что это, собственно говоря, такое, только и может изображать умного.
В трамвай вошли новые пассажиры, в том числе бодрая девушка.
— Ой-е-ей, какой красивый фенек, откуда он у вас?
В глазах пассажиров я стал снова из ничтожества человеком, с которым нужно считаться. Я проникся к девушке благодарной симпатией и дал ей поиграть с фенечком. Вернувшееся ко мне душевное равновесие нарушил лишь мужчина, обратившийся ко мне с вопросом:
— Вы содержите его как пса или как кошку?
Я ответил, как умел:
— Содержу как фенека, что считаю единственно возможным. Как содержат пса или кошку, я и понятия не имею, никогда не пробовал, и меня это не интересует; я занимаюсь только разведением мелких домашних ядовитых змей.
Опять ко мне перестали относиться всерьез, хотя, конечно, это было несправедливо. Я не должен был признаваться в этом. Все меня решительно отвергли, только девушка с фенеком весело захихикала.
Одним словом, начало было тяжелым, но со временем я научился справляться с этим со сноровкой, основанной на пониманий того, что правдой и честностью здесь ничего не добьешься.
Лучше всего сохраняет нервы и время метод поддакивания. Типичный разговор звучит примерно так: «Что это у вас, молодая лисичка?» — «Да, это молодая лисичка». Чаще всего вопрос разрешен к удовольствию обеих сторон. Лишь изредка разговор продолжается, например таким образом: «Но у лисицы не бывает таких больших ушей! Это больше похоже на фенека!» — «Да, это действительно фенек». — «Так почему же выговорите: лисица? Я сразу догадался, лисица ведь вовсе не так выглядит, и морда у нее другая, и хвост тоже!!!» — «Все в порядке, не удивляйтесь. Фенек — это сахарская пустынная лисица». — «Но это ведь не лисенок». — «Это лисенок, хотя уже почти взрослый, как вы верно заметили. Видите ли, слишком много недоразумений бывает, когда я говорю людям, что это фенек, потому что мало кому это название известно. Так уж лучше сказать, что это лисичка, и все будет в порядке». — «Не удивительно, люди ведь, простите, не отличают пса от землеройки! А вы еще с ними разговариваете. Так желаю вам, чтобы он зимой не простудился, желаю удачи!» — и мы прощаемся почти как родные.
Для полноты картины я должен привести пример великолепной системы обороны против убийственного и разрушительного интереса публики. Однако для этой системы необходима необыкновенная пробивная сила даже в самых тяжелых условиях. Жаль только, что она не подходит для такого голубиного характера, как мой. Вот как это было: сотрудник зоопарка должен был перевести в новый павильон броненосца или что-то в этом роде. Едва он появился на пешеходной дорожке, послышалось: «Ой, посмотрите!..» — и толпа превратилась в непроходимую стену тел, протягивающих жадно руки. Мне эта ситуация казалась неразрешимой, я бы, наверное, беспомощно отступил. Но решительный сотрудник зоопарка с броненосцем на руках, устремив взор на несуществующую цель, которую как бы видел ясно сквозь толпу посетителей, пошел вперед, беспрерывно повторяя сквозь зубы одно и то же мрачное заклинание, в котором вблизи можно было разобрать слова: «Пошли вы…» Толпа замерла в легком смятении и затихла, пытаясь уловить слова, тихо слетающие с его губ. Потом расступилась на две половины, между которыми сотрудник с животным прошел без труда.
Громкие и настоятельные призывы «Пожалуйста, освободите проход, не толпитесь, не напирайте!» в подобной ситуации просто не действуют. Наоборот, привлекают новых зрителей.
Когда я опубликовал статью о фенеке в журнале «Свет в образех», к моим впечатлениям добавилось еще одно. Выглядело это примерно так. «Посмотрите, видите вы того зверька? Мы ведь как-то читали о нем — где это было, кажется, во «Власте», — там и фотография была — подождите, что там писали, что это… мне кажется, чуньшила… да, теперь я точно вспомнила, это чуньшила. Это чуньшила?» — «Да, это чуньшила»[4].
Старания мои были напрасны, я не смог переделать Гафинка в дневное животное хотя бы потому, что брать его с собой на работу я не мог. В результате он целые дни был один и успевал отоспаться, а ночью откалывал номера. В многоквартирном доме все это не просто; я даже получил анонимное письмо с такими словами;; «Уберите эту тварь на ночь куда-нибудь, она всю ночь скребется». Однажды ему пришлось расплатиться самым неприятным образом за свою ночную деятельность и любопытство. Он сумел открыть террариум с рогатой гадюкой, и она выползла. Когда фенек увидел, что натворил, он попытался, видимо, снова водворить змею на место, но она укусила его в нижнюю челюсть и заползла, под холодильник. Когда мы поутру проснулись и вошли в кухню, там повсюду была кровь. Змейку мы легко нашли, с ней все было в порядке, а Гафинек был похож на умирающего. Губа у него отекла, с нее все время капала кровь. Он не мог ни есть, ни пить и грустно сидел в углу. Ему становилось все хуже, и поэтому в полдень после нескольких консультаций с Ф. Карналиком, руководителем лаборатории змеиных ядов Института патологической физиологии Карлова университета, мы решили сделать ему инъекцию вакцины Беринга для Северной Африки. Но зверек защищался с такой жизненной силой, что мы сдались и убрали шприц с вакциной в холодильник. Нам так и не пришлось им воспользоваться, поскольку после полудня перестала идти из раны кровь, а к вечеру ему удалось выпить немного молока. Через несколько дней отек спал. Мне кажется, что фенеки не слишком восприимчивы к яду сахарских змей, хотя и не совсем иммунны; однако неясно, нападают ли они на змей в природе. Когда мы показали в Сахаре молодому фенеку мертвую змею, он мгновенно бросился на нее как на лакомство.
Ночная жизнь Гафинка расходилась с нашей дневной, и он