чем солнце зашло, мы успели дойти до этого «леса». Перед нами оказались знаменитые скальные колонны Тамрита. Мы ночевали, подобно создателям доисторических художественных произведений, — под навесами скал, называемыми «абрис». Их выдолбили у подножия колоннообразных скал потоки воды тысячи лет назад; сегодня здесь все засыпал песок.
Все последующие дни мы бродили по узеньким улочкам и широким площадям необозримых лабиринтов и приходили в священный трепет от того, как наш Мохамед легко здесь ориентировался, на этих тысячах квадратных километров, мы бы заблудились здесь навсегда уже через сто метров. Мы увидели несчетное множество наскальных рисунков Тамрита, Тин Абу Тека, Ин-Итинена, Тин-Тазарифта и Сефара, и это только незначительная часть того, что открыто. А что великое множество их до сих пор еще не обнаружено, доказывают ежегодные новые открытия, к каковым имела некоторое отношение и наша следующая экспедиция, в 1973 году.
Мы были приятно удивлены тем, что информация о невозможности сфотографировать наскальные рисунки не имела оснований. Недостаток света можно было компенсировать — увеличить выдержку; увеличение контрастности снимка — дело дальнейшей обработки материала. Искажение цветов из-за освещения лучами, отраженными от желтого песка, можно исправить при печатании снимков, а можно снимать и при искусственном освещении (вспышкой).
В чем заключается ценность тассилийских фресок с точки зрения естествоиспытателя? Они не только свидетельствуют о развитии неолитических культур и их упадке, но и дают представление об изменении жизненных условий и природной среды; по ним можно судить о постепенном высыхании местности и исчезновении отдельных видов животных, а также оценить роль в этом человека, которой своей деятельностью способствовал возникновению пустыни.
Тассилийские наскальные фрески относятся к нескольким основным периодам, которые перекрывают друг друга. Самая древняя эпоха (до 10 000 лет до н. э.) оставила нам изображения охотничьих сцен и всего богатства фауны того времени. Рисунки подтверждают существование. большинства характерных представителей крупных африканских животных (страусов, жирафов, антилоп, слонов, а также гиппопотамов, которые не могут жить без воды) в Сахаре и в более поздние периоды, когда она была уже заселена скотоводческими племенами. К этому времени относится наибольшее количество рисунков, а их художественный уровень самый высокий. На рисунках скотоводческого периода преобладают стада одомашненных животных как символ изобилия и благосостояния. Кроме того, появляются рисунки интроспективные, изображающие сцены человеческой жизни, попадаются символы магического и культового характера.
В период расцвета скотоводства начинается роковой процесс опустынивания Сахары под влиянием постепенного изменения климата. Этот процесс продолжается с небольшими отступлениями до сегодняшнего дня, пустыня захватывает все новые земли. Многочисленные скотоводческие поселения начали терять источники питания. Уже в те времена, так же как и сегодня в Африке и странах Сахеля, многочисленные сахарские стада явно способствовали опустошению земель и превращению их в пустыню. За уничтожением растительного покрова следовало постепенное разрушение почв, их размывали периодические дожди и развевал ветер. За оставшиеся источники питания, вероятно, велась жестокая борьба, во время которой «музы молчали». Если рисунки и появляются, то их уровень при общем хозяйственном и культурном упадке тоже падает. После исчезновения постоянных скотоводческих поселений появляются рисунки мигрирующих групп, путешествующих на конях. Следующая волна опустынивания истребила в начале нашего тысячелетия и лошадей. Последние две тысячи лет здешняя ситуация представляется лишь очень примитивными изображениями верблюда.
Несколько раз в этом сказочном нереальном ландшафте Тассили нам попадались и тароты — тассилийские кипарисы. Здесь зарегистрировано 130 кипарисов, возраст которых определяется в тысячу лет; но мы нашли только одно молодое деревце. Деревья гибнут все быстрее, потому что на тассилийском плато становится все оживленнее, а других деревьев для топлива и домашних нужд здесь практически нет. Раскидистая крона старых кипарисов бывает живой только частично. Этот реликтовый вид, который не растет больше нигде на земном шаре, да и здесь встречается лишь на небольшой площади на высоте более 1500 метров, является живым памятником «лучших времен» Сахары. Семена тарота в настоящее время уже не дают всходов. Раскидистое дерево с номерным знаком «1» стоит в Тамрите у караванного пути из Джанета в Гат в Ливии. Благодаря своей тени дерево с незапамятных времен служит одновременно отелем, стойлом, складом и вешалкой.
Переполненные впечатлениями, вернулись мы в Джанет, где нас, и прежде всего меня, ожидал удар: машина Экхарда, в которой мы перед отъездом собрали и заперли все вещи, была ограблена Не полностью, видно, вора довольно быстро спугнули. Больше всего вора заинтересовал мой рюкзак, лежавший под тем окном машины, которое он разбил. И хотя значительные материальные потери и пропажа всего запаса валюты, конечно, неприятны сами по себе, я пришел в отчаяние, только когда увидал, что нет мешочка с отснятыми пленками. От всего путешествия до самого Джанета не осталось ничего! А там был Мохамед, несущий Зергуина с полосой металла, все пейзажи, все дорожные происшествия, репортаж о преследовании газели… А не вызвана ли кража страхом перед обнародованием этих снимков? Но пропали и другие вещи и деньги; почему, однако, не пропадало ничего в течение тех десяти дней, когда Вера, Петр и Экхард оставляли все свои вещи незапертыми, а просто лежащими открыто — и при этом часто с утра до вечера их не было дома? Жители оазисов и сахарские бедуины не занимаются воровством; а что, если это сами «стражи закона» с севера? Или водители проезжающих мимо транссахарских грузовиков, или просто туристы? Слишком много вопросов — и ни одного ответа. Что делать? Мне казалось, что следует заявить о краже в полицию, хотя остальные реагировали на это довольно спокойно, говорили, что это не поможет, и не хотели идти со мной. Тогда я заявил, что, если они со мной не пойдут, я пойду один, но пусть Ота научит меня, что и как я должен сказать по-французски. Ота минуту отсутствующим взглядом смотрел в пустоту, а затем сказал: «Он ма воле», что по-чешски означает: «У него есть зоб». Поскольку ни у кого из присутствующих не было неприятностей с щитовидной железой, а если бы и были, то замечание это прозвучало не совсем уместно в данной ситуации, я испугался, что ко всем прочим нашим несчастьям с Отой на обратном пути случился солнечный удар или какая-то другая болезнь, проявляющаяся обычно бредом. Позднее выяснилось, что ошибался я, поскольку фраза эта была произнесена по-французски («on. т’а vole») и была в принципе ответом на мой вопрос. Между тем Милада и Ота решили пойти со мной в полицию. В результате появился протокол, если выражаться канцелярским языком. У меня по крайней мере был документ, который я мог представить при таможенном контроле.
Мир потерял для меня