Он продолжил свой рассказ.
— И вот я здесь среди вас. Единственное о чем я жалею, что бросил свой рюкзак. По-моему он улетел в пропасть. А в нем были часы,которые мне подарил мой отец.
— Не грусти, главное что ты жив, — сказал Саня, он встал и на минуту скрылся в недрах своей палатки,затем вышел с кожаной охотничьей сумкой и достал что-то из нее. — Раз так, раз ты бросил рюкзак, то эти часы теперь принадлежат тебе.
Он протянул Артему командирские часы «Восток».
— Нет, я не могу принять. Это слишком дорогой подарок.
В его словах не было фальши. Люди еще обладали настоящей скромностью, воспитанной в комсомольских традициях.
— Бери, бери. А то я сейчас передумаю. А рюкзак твой завтра поищем. Может он и не упал в пропасть. Может найдем его завтра. Ты помнишь, хотя бы приблизительно, где это было?
— Ребята до Нового года, осталось всего полчаса, нам еще старый нужно проводить. Давайте, все вопросы Артему завтра на свежую голову зададим, — подошли к нам наши девчонки.
* * *
Встреча Нового года прошла бурно и весело. Люди мечтали, загадывали, какие-то наивные, совершенно не меркантильные желания. Никто не желал шуб, машин, квартир, техники.
Люди желали друг другу встретиться на этом месте через двадцать лет, мира во всем мире. Желали, чтобы дети не голодали, желали полетов к планетам и наступления коммунизма.
Меня это несколько шокировало. Не сами пожелания и мечты, а атмосфера искренности. Люди не врали. Они действительно верили в свои пожелания.
Никого не смущало, что на «столе» все выглядело очень просто. Отсутствовали икра и деликатесы. На всю ораву в наличии имелось всего две бутылки домашнего красного вина.
И каждому досталось буквально по капелюшечке не крепкого горячительного.
Мы пели под гитару песни Визбора, Галича, Высоцкого у костра, рассказывали смешные истории и дурачились.
Часам к двум ночи, когда народ стал понемногу собираться ко сну, я стал искать глазами Саню и Ваню, для того чтобы понять какой на завтра распорядок и нужна ли им помощь нашей группы в сопровождении «трофейщика».
Они долго где-то отсутствовали и у меня возникло подозрение, что вместе с ними исчез «задержанный». Я встал и решил пройтись по палаткам в надежде найти его.
Глава 13
Они долго где-то отсутствовали и у меня возникло подозрение, что вместе с ними исчез «задержанный». Я встал и решил пройтись по палаткам в надежде найти его.
— Макс, ты куда? Можно мне с тобой? — Маша встала видя, что я собрался отойти.
— Пойдем, что-то я не вижу того, которого «дядя» Толя вырубил. Как бы он не свалил.
Мы прошлись с ней по лагерю, но нигде не встретили ни Саню с Ваней, ни «задержанного».
Вернувшись к нашему костру, мы застали там горных инструкторов сидевших как ни в чем не бывало.
— А где этот товарищ, которого мы повязали? — спросил я обоих.
— Спать пошел, надоело ему с нами, — спокойно с улыбкой ответил Саня
— А он не сбежит?
— Куда ему ночью бежать? Не волнуйся не сбежит.
— Наша помощь нужна? Вы же его с утра в милицию поведете?
— Нет, всё в порядке отдыхайте. Сами разберемся
Странно. Мне казалось, что я понадоблюсь. На стволе мои отпечатки, я стрелял. Мало ли в кого из этого ружья стреляли.
— Я все же зайду, когда наша группа спустится вниз. Вы в какое отделение его поведете?
Они переглянулись.
— В какое отделение мы его поведем, Вань? — спросил Саня. Тот в ответ пожал плечами.
— Не знаю. Еще не решили. Ты телефон оставь свой, если мы с утра не решим, то позвоним тебе, когда вернемся.
— Хорошо, — мне не очень нравилась эта мутная схема, но я решил не показывать свое недовольство.
— А этот, «дядя» Толя разве с тобой не на связи? Он-то точно будет знать. Он по-любому с нами утром пойдет.
Мы сходили в наш шатер, я взял у Маши карандаш и на листке из блокнота написал свой домашний номер телефона.
Собирали оставшуюся еду, чтобы не привлекать запахом животных. Холодало, люди готовились ко сну. Наша группа не была исключением.
Я отнес Сане записку с телефонным номером. «Задержанного» я так и не увидел. Он встретил меня у входа и не дал мне заглянуть в их палатку через небольшое окошко, как бы невзначай преградив мне корпусом путь.
Это навело меня на нехорошие мысли. Скорее всего в Памирке*(тип палатки) горных спасателей никого не было. Но я ничего не сказал и отправился с Машей в сторону наших друзей. палатки.
* * *
Лагерь быстро обезлюдел.
Мы почти дошли, когда я остановился и случайно дотронулся до ее руки.
Маша тут же ухватилась за возможность, словно заранее этого ожидала, осторожно и ласково, погладила мою кисть и пальцы, как ребенка. Это прикосновения были приятны. Я повернулся к ней
— Пальчики твои холодненькие, — тихо сказала она, взяла мою ладонь в свои руки и начала согревать дыханием. — Новогодний ты мой, как же здесь здорово, Макс. Спасибо тебе за этот поход. Я если, честно, не думала, что буду тут так счастлива.
Маша старательно отводила глаза. Наш старый уговор еще действовал. Мы обещали оставаться друг к другу просто друзьями.
Я поднял голову посмотрел на небо, потом перевел взгляд на Машу, как бы оценивая ее слова и место в пространстве. Увидев ее побледневшее лицо и загустевшие глаза, погладил ее по руке в ответ. В душе снова разлилось тепло.
Она же, напротив, вдруг зябко поежилась, отпустила мою ладонь, повела руками по своим плечам и, не больше таясь, глянула прямо в глаза, тихо позвала осевшим голосом:
— Макс. Мне тоже холодно. Согрей меня
Я широко распахнул объятия, приглашая ее прижаться ко мне.
Ее руки в белых перчатка всплеснулись, словно птицы. Она сложила их на груди ее руки, прильнула к моему телу. Потом сильно обняла за шею. Я почувствовал ее теплое дыхание и жаркий разборчивый шепот на ухо:
— Ты не бойся меня, Макс! Разве я плохая подруга. Меня тянет к тебе. Ничего не могу с собой поделать. Прости, что это тебе говорю милый.
Она быстро осмотрелась по сторонам и никого не увидев рядом обожгла меня поцелуем.
Мягкие влажные розовые губы прильнули и я ответил ей против своей воли.
Кровь приятно закипела и отчаянно-гулко застучало сердце. А она нежно целовала все крепче и крепче и, преодолевая незримую дистанцию между нами, то замирала, то торопилась продолжить.
Я не сильной сдавил ее в своих объятиях и чувствовал под ее одеждой упругие женские округлости, молодое красивое тело, пышущее девичьей энергией. Сознание почти кричало «Стоп, пути обратно не будет. Не трогай её. Не смей. Она чиста, как горный родник»
Но Маша словно торопя меня, и разбивая мое сопротивление, сдавленно шептала:
— Ты всё можешь, всё можешь, всё. У меня никогда никого не было, но ты можешь всё.
Мне стоило огромного труда сдерживать себя. Ошеломленный происходящим, я стоял рядом с ней и мое сердце было готово выскочить из груди.
Я гладил ее затылок, шею, хватал пустой воздух и не мог надышаться, будто был в водолазном скафандре и мне прекратили подачу воздуха по шлангу.
Маша всё ещё прижималась к груди, и тихая грустная полуулыбка таилась в уголках ее губ.
Мы снова встретились глазами. Я хотел сказать ей что-то благодарное, ласковое, но не мог, не знал, как сказать так, чтобы это не оскорбило, не оттолкнуло и не оставило глубокого рубца на ранимой девичьей душе. Маша поняла меня, она чувствовала тоже самое наваждение и чуть хрипловато произнесла:
— Не нужно ничего говорить, я и без слов тебя понимаю. Ты хочешь быть со мной, тебе приятно. Но ты сдерживаешься и боишься меня обидеть. Вот видишь, Бодров, я понимаю тебя без слов…
— Да вижу.
— Кто-нибудь ещё сможет тебя так понимать? как я? Ну, скажи…
Я в благодарном порыве поцеловал ее мягкие, пахнущие чем-то ароматно-свежим, волосы.