Читать интересную книгу «Гран-при» для убийцы - Чингиз Абдуллаев

— Все равно допросите его еще раз. Может, перед отъездом он что-нибудь расскажет. И ищите второго турка. У него обязательно должны быть знакомые и друзья в городе. По сведениям пограничников, он неоднократно приезжал в Баку.

Ищите второго, — настойчиво повторил министр.

Тегеран. 2 апреля 1997 года

Он должен был вылететь днем второго апреля, и Али Гадыр, зная об этом, пригласил его на утренний хаш. Обычно хаш — это традиционно тяжелая восточная еда, подается на рассвете в холодное время года. Но в начале апреля по утрам в Тегеране все еще бывает достаточно холодно и вполне можно рассчитывать на такое блюдо, как восточный хаш, к тому же подаваемое дома, где можно немного обойти строгие запреты на алкоголь и запить тяжелую жирную еду некоторым количеством водки, без которой хаш просто немыслим.

Хаш готовится достаточно кропотливо. Закупаются коровьи ножки, которые тщательно очищаются, после чего загружаются в чан с водой. Обычно их перед этим рубят на куски и только затем ставят на огонь. Процесс варки обычно занимает весь вечер и всю ночь. К утру они развариваются настолько, что от них отходит мясо и сам бульон напоминает скорее жирную кашу, чем обычный суп. К столу хаш подается вместе с острыми восточными закусками, гранатом, лимонами и маринованными баклажанами. Разумеется, запивать столь тяжелую еду желательно некоторым количеством водки, которая обязательно присутствует на столе.

Эта традиционная восточная еда почти за столетие прошла удивительную метаморфозу. Вначале это была обычная еда очень бедных людей, погонщиков верблюдов, наемных работников — «амбалов» — и вообще неимущих. Незатейливость приготовления и использование в качестве основы обычно никому не нужных конечностей делали эту еду особенно дешевой и доступной. Но затем хаш полюбили и богатые люди, и постепенно утренний хаш превратился в целый ритуал со своими особенностями приготовления. Попадались и настоящие мастера своего дела, которые умудрялись приготовить особенно наваристый хаш. По мнению врачей, эта еда способствовала довольно быстрому заживлению переломанных конечностей. И, к слову сказать, надолго выводила из нормального ритма печень любого гурмана.

Али Гадыр пригласил его к себе домой в восемь часов утра, зная, что в два часа дня гость вылетает из Тегерана. В отель за Дронго приехала машина, и молчаливый водитель отвез его к двухэтажному собственному дому Али Гадыра Тебризли. У ворот встретил такой же молчаливый охранник, который проводил гостя в большую гостиную, где его уже ждал хозяин дома, одетый в светлые брюки и итальянский джемпер. На столе, кроме легких закусок, ничего не было. Заметив удивление Дронго, хозяин улыбнулся и разрешил привратнику удалиться. Лишь после этого он вкатил столик с многочисленными напитками, уточнив у Дронго, что он будет пить.

— Вообще-то я не очень большой любитель алкоголя, — проворчал гость, — но вы можете оставить «Абсолют» с перцем или российскую лимонную водку. У вас, я смотрю, большой выбор.

— А вы совсем неплохо разбираетесь в напитках, несмотря на трезвый образ жизни, — улыбнулся Али Гадыр, приглашая гостя к столу. — Можете не беспокоиться, — сказал он, — здесь микрофоны не установлены. Хотя ручаться все равно не могу.

— Ничего, — усмехнулся Дронго, — за столько лет я как-то привык к тому, что мои разговоры всегда интересуют посторонних людей. Когда меня не слушают, я даже чувствую себя неуютно, как актер без зрителей.

Хозяин коротко рассмеялся, приглашая присесть. Они сели друг против друга, и женщина внесла две глубокие тарелки с дымящейся едой. Такую густую и жирную пищу можно было есть только поданной с огня. В домах женщины обычно не закрывали лица темным покрывалом и вообще чувствовали себя гораздо увереннее, чем на улице. Общественная мораль и внутренняя резко контрастировали, и этот разрыв обещал когда-нибудь привести к взрыву.

Али Гадыр разлил водку в небольшие рюмки.

— Ваше здоровье, — пожелал он гостю и первым чуть отпил, поморщившись.

И лишь затем взялся за ложку. Ложки были серебряные, с гербом рода хозяина дома, принадлежавшего к известному южно-азербайджанскому клану.

— Вы сегодня уезжаете, — утвердительно сказал хозяин дома, начиная беседу.

— Если самолет поднимет меня после вашего хаша, — пошутил Дронго, — то я надеюсь улететь.

— Сколько лет я вас знаю, а вы все шутите, — вздохнул хозяин дома, — даже после вчерашнего.

— Вы считаете, что я должен сходить в мечеть и раздать там деньги за свое чудесное спасение? По-моему, я как раз сделал то, что должен был сделать — перед отъездом зашел поблагодарить своего спасителя.

— Не богохульствуйте, — попросил Али Гадыр — в конце концов, существование Аллаха это научно установленный факт.

— А я уже не спорю, — сказал Дронго, склоняясь над тарелкой. — Знаете, я ведь по натуре убежденный агностик. Но чем больше узнаю о строении Вселенной и самого человека, тем больше убеждаюсь в существовании неземной космической силы, способной формировать данные объекты и существа. Поверить в случайность почти невозможно.

— Тогда вы должны принять и нашу истину, — быстро вставил Али Гадыр. — Ведь мы строим исламское государство. И пытаемся доказать всему миру, что духовная власть может вполне сосуществовать со светской.

— Миру трудно принять вашу истину, — строго заметил Дронго и поднял рюмку, — за ваше здоровье.

Они и на этот раз не стали делать больше одного глотка, словно соревнуясь, кто меньше выпьет.

— Вообще-то странное ощущение, — признался Дронго, — спорить о построении теологического государства под звон рюмок.

— Хаш иначе есть нельзя, — добродушно заметил Али Гадыр, — и потом — это, возможно, мой единственный грех. Вы же знаете, что я учился в Англии, и там довольно быстро приобщился к крепким спиртным напиткам. И с трудом отвыкаю от этого своего порока. Но мы продолжим наш разговор. К сожалению, в мире сформировался несколько искаженный образ нашего государства. С ложной подачи американских и израильских средств массовой информации мы выглядим не лучшим образом.

— Согласитесь, что некоторые обвинения имеют под собой реальную почву, — проворчал Дронго. — Могу вас поздравить, у вас великолепный повар.

— Еще по одной тарелке, — добродушно предложил Али Гадыр и, поднявшись, подошел к одной из дверей, позвал женщину. Она появилась сразу, словно ждала с той стороны. Хозяин дома показал ей на тарелки, она, кивнув, поняла все без слов, забрала тарелки.

— А я никогда не говорил, что мы страна ангелов, — заметил Али Гадыр, возвращаясь к столу. — В условиях жесткого противостояния мы обязаны отстаивать свои интересы.

— Но вы их иногда отстаиваете слишком рьяно, — заметил Дронго. — Мир не готов к вашему варианту исламского государства. Феминизм, космополитизм, интеграция, либеральные воззрения, победившие в западном мире, не приемлют тех ценностей, которые вы пытаетесь навязать другим народам.

— Мы ничего не пытаемся навязать, — возразил Али Гадыр, — мы лишь хотим, чтобы нам не навязывались западные ценности, которые мы считаем аморальными.

— Вы не считаете, что это трудно объяснить людям, которые погибают от взрыва бомб, установленных террористами, которые финансируются на ваши деньги?

— Не нужно, — добродушно сказал Али Гадыр, — вы же прекрасно знаете, что палестинцам выплачивают гораздо большие деньги саудиты и иорданцы. Однако они считаются союзниками Америки, и все закрывают глаза на их деньги. А наши деньги вызывают возмущение только потому, что мы не готовы отдавать свою нефть и свою честь американцам.

— И тем не менее вы довольно активно поддерживаете свои группировки по всему Ближнему Востоку.

— А американцы не поддерживают своих союзников? Или когда они вызывают корабли своего флота к берегам Ливана и обстреливают поселки с мирными жителями, даже если среди них и встречаются террористы, — это акция гуманизма?

Или израильтяне, которые обстреливают Южный Ливан, тоже демонстрируют свою приверженность миру? Не нужно убеждать меня, Дронго, что мы хуже других. Мы такие, как все. И только защищаем свои ценности.

Женщина внесла еще две тарелки с дымящейся едой, поставив их перед собеседниками, молча вышла. Али Гадыр поднял свою рюмку.

— За нашу встречу, — сказал он и снова сделал один глоток. Дронго последовал его примеру. Лишь опустив рюмку, он пробормотал:

— Мир не готов признавать ваши ценности.

— Это проблема мира, а не наша.

— Но разве вы не видите, что уступаете в этом противостоянии?

Мусульманские университеты в Толедо, в Багдаде, в Каире, в Самарканде на протяжении столетий считались центрами духовной жизни всего мира. Медицина и философия, архитектура и строительство, астрономия и математика — все шло с Востока, это был подлинный ренессанс исламского мира. Вы же образованный человек, Али Гадыр. Лучше меня знаете мировую историю. Когда в Европе было глубокое средневековье, на Востоке творили величайшие гении человечества. В Европе еще не было столетней войны, когда творил Низами Гянджеви. Что произошло? Почему за последние сто-двести лет вы так сильно отстали? Можно сколько угодно ругать западную цивилизацию, но нельзя не признавать ее ошеломляющих успехов.