пару минут.
– А можно еще один? – спрашиваю я, но тут мой взгляд останавливается на глазах совы, и мне становится стыдно, что я клянчу еду, подобно какому-нибудь Оливеру Твисту.
Калеб издает смешок и чешет щеку, щетина на которой начинает походить на бороду.
– Думаю, можно.
Через несколько минут мне приносят еще один бутерброд. Его я поглощаю куда медленнее, обращая внимание на странные запахи и качество его ингредиентов, но все же он гораздо лучше бульона.
– Хочешь в туалет? – спрашивает Калеб, как только я кончаю есть.
– Ага.
Он снимает цепи, и, встав, я обнаруживаю, что чувствую себя хорошо – и даже больше, чем хорошо. Теперь я не кто иной, как Оливер Твист из последней сцены книги – я полон энергии, поскольку меня накормили мясом, притом что всю свою жизнь я питался исключительно баландой.
Но я не показываю этого. Воспользовавшись туалетом, ковыляю обратно и валюсь на кровать.
– Я таааак устал. – Наверное, я сильно переигрываю, подобно детишкам из школьного театра. Притянув колени к груди, закрываю глаза и обмякаю на кровати, словно проваливаюсь в глубокий сон. Слышу, как закрывается дверь, и мое сердце начинает биться быстрее.
Калеб забыл надеть мне на ногу цепь.
Неподвижно лежу, свернувшись клубочком, до тех пор, пока не убеждаюсь, что он не вернется с минуты на минуту, после чего начинаю сползать с кровати. Если Калеб в какой-то другой комнате следит за мной с помощью камеры в глазах совы, то он прибежит сюда в мгновение ока.
Добираюсь до края матраса. И почти…
И тут громко взвизгивает одна из пружин.
Я, замерев, смотрю на дверь.
Но Калеб не появляется.
Медленно продолжаю сползать вниз до тех пор, пока обе мои ноги не касаются пола, а потом бегу прямо к окну, отодвигаю штору и оторопело моргаю: от шока все перед глазами расплывается.
Я вижу кривой, неровный квадрат, свидетельствующий о том, что некогда на этом месте было окно, но потом его заделали.
Касаюсь его, чтобы удостовериться в этом. Твердая, холодная стена. И у меня снова начинает кружиться голова.
Смотрю на совиные глаза.
Калеб так и не появился. Может, у него нет доступа к записям. Может, только Эван и Блэр просматривают их, но они, скорее всего, сейчас в школе и понятия не имеют, что я тут вытворяю. Или, может…
Может, лучше не задаваться этим вопросом.
Добираюсь до двери и верчу ручку. Заперто. Калеб отпирает дверь ключом, чтобы выйти из комнаты, а уходя, захлопывает ее, так что она, должно быть, запирается автоматически.
Передвигаясь на цыпочках, изучаю комнату.
Санузел: здесь нет ничего острого или тяжелого.
Под кроватью: паутина и пыль.
Книжные полки: просто старые игрушки.
Кресло Калеба: слишком громоздкое, чтобы его можно было использовать как оружие.
Во всей комнате нет ничего полезного. Может, только за исключением лампы.
* * *
Прячусь за дверью, будто стою на стартовой линии и жду выстрела пистолета. Прокручиваю в голове возможные варианты развития событий. Калеб войдет, и, будем надеяться, руки у него окажутся заняты чашкой и тарелкой. Я положил под одеяло подушки, как это делали дети в старых телепередачах, когда хотели, чтобы их отсутствия не заметили, так что Калеб пройдет прямо к кровати. Он не будет знать, что я у него за спиной – до тех пор, пока лампа не обрушится ему на череп.
Затем я заберу у него ключи и захлопну за собой дверь, а затем…
А затем…
Что последует затем, представить трудно.
Я понятия не имею, что за пределами этой комнаты, да и за пределами дома. Подозреваю только, что вполне могу находиться за пределами Техаса. Возможно, я в горах, или в лесу, или в местах, очень далеких от цивилизации, и уйдет уйма времени на то, чтобы найти людей, способных помочь мне. А это значит, что бить надо посильнее – так, чтобы вырубить его.
Выпрямляюсь и несколько раз замахиваюсь лампой, желая потренироваться. Это не так просто, как мне казалось. Форма у лампы неподходящая для моих целей, а шнур путается под ногами. Я, морщась, собираю его в руке и повторяю попытку. Замахиваюсь еще несколько раз, а потом возвращаюсь в первоначальное положение и вырабатываю план.
Я ударю его по голове.
Он упадет, лишившись сознания.
Я заберу ключи.
Найду выход.
Руки у меня устали, а на верхней губе выступили капли пота. Меня начинает доставать мой собственный запах. С тех пор, как я здесь, я не принимал душ и не чистил зубы, на мне по-прежнему заляпанные кремом слаксы и майка Люка со «Звездными войнами». Когда мама пришлет за мной самолет, то, возможно, рядом окажутся журналисты. Нужно будет привести себя в порядок перед тем, как давать интервью.
И я снова перебираю в голове последовательность своих действий.
Вырубаю его.
Забираю ключи.
Нахожу…
Дверь распахивается.
Сдерживаю готовый вырваться вскрик. Калеб идет прямо к кровати, как я и предполагал.
Сдерживая дыхание, выхожу из-за двери.
И оказываюсь прямо за его спиной.
Что есть сил замахиваюсь лампой – как раз в тот момент, когда он разворачивается и оказывается со мной лицом к лицу.
Семнадцать
Удар лампой приходится ему по предплечью, а не по голове, лампа разбивается, и ее безобидные осколки рассыпаются по полу. Я ошарашен тем, с какой легкостью он отклонил удар и с какой легкостью и быстротой развалился мой план.
Его лицо искажают потрясение и гнев, а я тем временем вылетаю из комнаты. Пытаюсь закрыть за собой дверь, чтобы он оказался заперт в комнате хотя бы на пару секунд, но она отскакивает от его тела. Мои босые ноги стучат по дощатому полу, сердце колотится в ушах. Я страшно напуган и испытываю те же самые чувства, что и жертвы, преследуемые кем-то огромным и сильным.
Я оказываюсь в старомодной гостиной, мои глаза рыщут по сторонам.
Деревянная стена – деревянная стена – серебристая стена – нет, это дверь.
Бегу к ней.
Хватаюсь за дверную ручку, но тут мне в плечо вонзаются сильные пальцы.
Калеб разворачивает меня лицом к себе.
Я инстинктивно замахиваюсь на него кулаком.
Он с легкостью уворачивается и, держа меня за кисть, тащит сначала по гостиной, а потом по коридору. Пытаюсь высвободиться, но мои руки слишком слабые, и скоро он затаскивает меня во все ту же маленькую спальню.
Не успеваю я встать на ноги, как Калеб захлопывает дверь.
Большими шагами подходит к кровати и берет в руки мои оковы.