Читать интересную книгу Ересь Хоруса: Омнибус. Том 3 - Дэн Абнетт

Платформа доставила клона в зал, закрыв собой весь люк, и Феррус открыл глаза.

— Брат, — тепло произнесло существо; лицо его осветилось узнаванием. — Ты готов сыграть со мной?

«Готов», — прошипел голос в голове Фулгрима.

Разве я не лишил тебя голоса?

Лишить меня голоса тебе не проще, чем лишить голоса себя, дорогой носитель.

Ты мой раб.

Пока…

Фулгрим сжал кулак, но демону придется подождать. Его появление не удивляло. Он имел к происходящему не меньшее отношение, чем сам Фулгрим и его брат.

Феррус, судя по его виду, не заметил паузы: его сознание находилось в ментальном стазисе, пока Фулгрим не указал на доску. Фениксиец улыбнулся, когда Феррус опустил взгляд, раздумывая над следующим ходом.

— Ты ассоциируешь себя с императором или тетрархом, брат? — спросил Фулгрим, и игра началась.

Опять.

Фабий, в отличие от большинства своих братьев, обществу других предпочитал одиночество. Он всегда считал, что обладает уникальной для Детей Императора патологией: свежуя очередной объект или разводя в стороны его плоть, дабы обнажить хитроумную систему внутренних органов, он знал, что это не цель, а путь к ней. Знание и понимание отделяли его от более… зацикленных на себе братьев.

Фабий жаждал ощущений. Он жаждал испытать все, но только чтобы это не прекращалось. Также он знал, что его великое дело потребует немало времени. Возможно, столетия и тысячелетия — несмотря уже на достигнутый прогресс.

Возвращение на «Гордость Императора» ограничило его «свободу» экспериментировать, наложило ограничения, отсутствовавшие на «Андронике», но корабль был большим, а у Фулгрима и без того хватало дел. Судя по его нынешней увлеченности идеей с Горгоном, пока что Фабий мог действовать практически безнаказанно.

Если будет осторожен.

Для зала, где он работал сейчас, секретность была особенно важна. Чтобы войти в него, требовался генный ключ, который Фабий менял раз в несколько циклов. Он также располагался на нижних палубах корабля, не был указан на схемах и не отражался в показаниях ауспика. Мертвая зона — во всех смыслах.

Ироничность термина позабавила апотекария. Он улыбнулся, и его жуткая улыбка отразилась в стекле контейнеров, содержимое которых он изучал.

В одном находился уродливый мутант с небольшими крылоподобными отростками из хрящей и тонкой кожи. Он хныкал, без конца захлебываясь в солоноватом растворе и ничего не видя. У другого органы располагались снаружи, и красноватая жижа заливала дно контейнера, по стеклу которого он бессильно молотил иссохшими кулаками. Здесь были десятки образцов — на самых разных ступенях развития и генетической нормальности.

Феррус не был первым, хотя его удалось развить больше всего. Не станет он и последним.

Контейнеры, выставленные вдоль лабораториума, вызывали ассоциации с какой-то жуткой галерей. Пройдя мимо них, он остановился у крайнего.

Внутри лежал младенец, свернувшийся калачиком и спящий в теплоте и безопасности амниотической смеси. На маленькой пояснице ребенка виднелась хтонийская отметина.

— Спи, — прошипел Фабий дремлющему младенцу, подобно мрачной няньке, — ибо когда ты проснешься, галактика будет уже совсем другой.

Аарон Дембски-Боуден

Вой родного мира

Его звали Тринадцать Падающих Звёзд, и он плюнул на землю у ног Повелителя Зимы и Войны.

— Вот мой ответ тебе, Русс.

Повелитель Зимы и Войны правил, но не царствовал. Когда он собрал вокруг эйнхeриев, поклявшихся кровью в верности, то сделал это без пышных церемоний. Суд воинов должен проходить под его началом, на голой земле, перед глазами родичей, равных между собой. И каждый из пришедших сюда знал, что день закончится в блеске топора палача.

Взгляды собравшихся обратились на шестерых братьев, ждущих приговора под плачущей бурей. Те стояли, не пытаясь держать строй, лишь инстинкт заставил воинов дать друг другу достаточно места, чтобы выхватить меч и успеть нанести удар. Волчьи шкуры, покрывавшие собратьев, мокли под дождем, и серый керамит брони начинал масляно блестеть, словно отполированный.

Ветер по-прежнему нес химическую вонь выхлопных газов, признак недавней высадки легиона. Суды над воинами никогда не проводились в космической пустоте, и эту традицию не мог нарушить даже Повелитель Зимы и Войны. И фенрисийцы, и терранцы имели право умереть на твердой земле.

Ярлы и тэны из прочих рот окружили кольцом шестерых обвиняемых. Вооруженные и облаченные в доспехи, словно перед битвой, вожди перешептывались между собой голосами глубокими и низкими, напоминавшими рык пробуждающегося медведя. Без всякого стыда они спорили о судьбе сородичей и ударяли по рукам, делая ставки не бессмысленными монетами, а талисманами или оберегами.

Наконец, заговорил Русс. Чужакам нравилось сравнивать его голос с волчьим рычанием, но сейчас примарха окружали сыновья, в речах которых звучали те же нотки неприручённого зверя.

— Я больше не желаю слышать отказов от Воя Родного мира.

Тринадцать Падающих Звёзд кивнул.

— Тогда больше не проси нас об этом.

Верховный король улыбнулся, обнажив клыки и сверкнув глазами. У ног Русса, не подверженного власти времени, что доступно лишь божествам, и покрытого шрамами, подобных которым никогда не получит трус, увивались два верных волка, с которыми он охотился на врагов. Пальцы латной перчатки Повелителя Зимы и Войны праздно погладили мех ближнего зверя.

— Я предлагаю вам почетное дело, а вы отвечаете неповиновением.

— Ты отправляешь нас в изгнание, мой король. Мы не принимаем его. Мы останемся и продолжим охотиться, сражаться вместе с легионом, для чего и появились на свет.

— Понимаю.

Империум мог одарить примарха грудой имен и титулов, но для своих воинов он оставался Повелителем Зимы и Войны, или, с недавних пор, просто «Руссом», первым и благороднейшим среди детей древнего племени Руссов.

И, пред лицом непокорности, проявленной его сыном, Леман из Руссов по-прежнему улыбался. Гримаса мрачного веселья изменила рисунок шрамов на обветренном лице примарха, и он, как часто случалось в такие моменты, подумал про себя, нет ли в плачущем небе предвестия грядущего. Если так, то знамение вышло весьма откровенным.

— Ты знаешь, что по законам поклявшихся кровью я вправе снять ваши головы с плеч за подобный отказ. Неужели Вой Родного мира столь жаждет подставить шеи моему клинку?

Тринадцать Падающих Звёзд сделал шаг вперед, гордый в своем побитом войной доспехе «Крестоносец», почти горделивый под коричневым меховым плащом, потемневшим от капель дождя. По меркам своего народа Тринадцать Падающих Звёзд считался стариком — один из первых Волков Фенриса, отправившихся к звёздам вместе с примархом, покрытый шрамами, но по-прежнему стоящий на ногах, несмотря на все попытки Галактики прикончить его.

Многие из тех, кто сопровождал его, обратились в прах и остались лишь в памяти, погибнув среди тысяч битв новорожденного Империума, в которых сражалась Влка Фенрюка. Большинство выживших уже давно не шли в бой рядовыми воинами стай, получив почетные места в рядах поклявшейся жизнью Волчьей гвардии или возглавив целые роты.

Что до Тринадцати Падающих Звёзд, то воин ожесточенно сражался не за право вознестись в легионе, а за возможность остаться на нынешнем месте. Охотник, лазутчик, следопыт, убийца — он предпочитал, чтобы других заботило руководство могучими армиями и флотами боевых кораблей. Его место по-прежнему было в стае, во главе Воя Родного мира, идущего в атаку через клубы дыма и реки крови, с топорами в руках и рычанием в глотках.

Старый Волк почесал щёку под бородой, завитой в косицы, и пальцы наткнулись на вплетенные кольца из слоновой кости. Когда-то — для него, словно вчера — в черных прядях изредка проглядывали седые волосы. Сегодня же в белоснежной бороде виднелись лишь немногие полоски серого. Воин мог противостоять чему угодно, кроме времени и судьбы.

Прежде чем ответить, Тринадцать Падающих Звёзд скривил губу, показывая длинные клыки. Этот знак означал, что старейший собирается поделиться мудростью со щенком.

— Здесь нет ничего почетного, мой король. Это ссылка. Неважно, как сильно ты клянешься, что нас ждет занятие, достойное героев, изгнание остается изгнанием.

Русс клыкасто улыбнулся, поворачиваясь к остальным вождям.

— Сигиллит обратился к нам с просьбой, сородичи. Скажите по правде, здесь, на суде воинов — мало ли в этом чести? Сам Регент Терры взывает к Волкам, умоляя начать слежку за повелителями легионов.

Немногие тэны ударили кулаками по нагрудникам, прочие же откровенно изобразили радость, пробормотав что-то неразборчивое. Примарх расхохотался, получив столь прохладный ответ — он прекрасно знал, что никто из воинов не желает для себя подобной чести, и любил сыновей за искренность, с которой они подтвердили это. Но долг оставался долгом.