— Ты мерзкий предатель, Грызун! — вскричал он.
— Ты чего, Аттила?
Стоп, стоп. Если бы Грызун знал, что их ждет, его бы здесь сейчас не было. Значит, надо искать другого объяснения.
— Плывем на север, бобры! — крикнул он. — Встречаемся за амбаром!
Ружейные выстрелы зачастили, заряды свистели над головами, впивались в воду, вспарывая ее с таким звуком, будто хрустели тысячи ломавшихся веток. Тьму разрывали вспышки пламени.
К АМБАРУ! Этот приказ передавался от бобра к бобру. Паника поутихла, и войско отступало почти в полном порядке. Вскоре на мелководье под защитой большого деревянного строения собралось около пятидесяти бобров.
— Где остальные? — хрипло спросил Аттила.
— Наверное, разбежались по домам, — предположил Грызун.
Аттила с умилением и жалостью глядел на своих верных воинов. Вот к чему он пришел. От великой армии осталась лишь горстка бойцов. Ладно, к черту остальных. Эти, не предавшие — он испытующим взглядом окинул поредевшие ряды сотоварищей, — по крайней мере не трусы. Они закаленные в сражениях бойцы. Отборная команда, которой намного легче управлять, чем сбродом идиотов. Хорошие бобры, надежные.
— Спасибо, — сказал он. — Я бы хотел, чтобы вы огляделись и запомнили друг друга. Тому, кто рядом с вами, можете смело доверять. Это те бобры, которые не сдрейфят перед лицом врага и не смоются. Это те бобры, которые сумеют претворить в жизнь Великую Затею.
— Это мои бобры, — с гордостью проговорил Дэрр.
— Нервные с мельничной плотины?
— Они самые, Аттила. Я знал, что они не подведут.
— Понятно. Они слишком глупы, чтобы сообразить, что по ним стреляют.
— Извини, Аттила, но они остались тверды именно потому, что обрели спокойствие. — Дэрр не давал в обиду своих подопечных, — Их больше не страшит короткий срок бобриной жизни. Они не спешат жить, как другие бобры, и потому имеют время для размышления над смыслом жизни. Смыслом существования этого мира.
— Но… но… — Аттила, может быть, впервые растерялся и не находил слов. — Но какой же смысл в том, чтобы тратить жизнь на залатывание бетонной плотины?
— Они ее и не латают. Просто проводят дни в тихих спорах и рассуждениях.
Аттила как бы вновь увидел бобров Дэрра. Они не отводили взглядов, и глаза их светились безмятежностью. По ту сторону амбара вновь грянули выстрелы, но эти странные бобры даже не мигнули.
— Фройд! — рявкнул вожак.
— Да, Аттила?
— Я-то думал, что ты выводишь на Мельничном пруду сверхбобров, а вижу лишь безвольные плавающие тряпки.
— Мне тоже так казалось поначалу. Но когда я увидел бобров Дэрра, то понял, что именно они станут нашей опорой.
— Посмотрим, — мрачно пробормотал Аттила. — Сейчас у них есть возможность показать себя. Хватит разговоров. Дэрр, веди своих бобров к главному входу в дом. Грызун! Мы нападем с тыла. Вперед!
С нехорошим предчувствием глядел вожак вслед уплывавшим воинам. Со всех сторон под него коварно подкапывались. Вот и эти тихони. Что-то опасное зрело на Мельничном пруду. Пока он так размышлял, бобры Дэрра уже затаились у входа в дом. Что ж, он подождет несколько минут, а потом пойдет и сосчитает тела погибших.
Но, обогнув амбар, он увидел нечто неожиданное. В отблесках пылающего трактора золотились спинки бобров, деловито прогрызавших угол какого-то приземистого сарайчика. Мятеж! Он знал, что это когда-нибудь случится.
— Дэрр! Что происходит? Вам же было приказано взять приступом дом!
Дэрр спокойно оглянулся. В его глазах сквозила все та же безмятежность.
— Совершенно верно, Аттила. Но мы там на пруду усвоили одно важное правило: никогда не пытайся сделать невозможное. Потому мы и не трогаем дом. Нас слишком мало для такого дела.
Бунт! И это Дэрр, самый смирный из всех бобров! Если уж Дэрр посмел возражать, то чего же ждать от Грызуна и Фройда? Аттила поднялся на задние лапы, а передней ткнул Дэрра в горло.
— Поберегись, Дэрр! — взревел он. — Сейчас же собери своих и наваливайтесь на дом!
Дэрр отскочил назад, и Аттила остался в глупой позе с протянутой в пустоту лапой. Он был слишком тяжел и неуклюж, чтобы скакать на задних лапах, а вставать на все четыре и кидаться в драку, как простой бобер, он не мог себе позволить. Но еще унизительнее было то, что бобры продолжали невозмутимо хрумкать резцами ненужный сарайчик.
— Не злись, Аттила, — спокойно сказал Дэрр. — Мы знаем свое дело. И скоро ты поймешь, что мы правы. Для того чтобы прогрызть стену дома, нужна уйма времени, а это укрытие мы разнесем в щепки всего за несколько часов. Я обучил своих бобров браться только за то дело, которое им по силам.
Трясясь от ярости, Аттила завопил:
— Но это не то ДЕЛО! Разве ты не видишь, безмозглый бобер? Дело в том, чтобы выжить человека из его жилища, а не жевать какую-то ненужную развалюху. Нам ни к чему этот проклятый сарай! Это для нас НЕСУЩЕСТВЕННО! Пойми это своей тупой башкой!
Но Дэрр уже глядел в другую сторону, навострив уши и настороженно наклонив голову:
— Ты слышишь?
— Слышу хруст зубов твоих идиотов!
— А я слышу хныканье.
Аттила устал стоять столбиком и рухнул на все четыре лапы. Он уже готов был кинуться на Дэрра, когда и до него донесся какой-то приглушенный звук. Дэрр, этот кретин, кажется, был прав. Из сарая неслось тоненькое подвывание, похожее на стенания зверя, попавшего в капкан. Тихий страдальческий стон, который то стихал, то становился протяжным, то сменялся судорожными вздохами. Уху Аттилы эти звуки были почему-то приятны. Кто бы там ни был, но он был там!
Утлое укрытие зашаталось и с треском рухнуло.
При свете пылающего трактора они увидели ТУ женщину, сидевшую на большом белом троне.
Это она подвывала и стонала, но теперь ее стон перешел в пронзительный вопль. Она кричала и кричала, а бобры, вылупив глаза, глядели на нее не отрываясь. Привыкнув на своем Мельничном пруду принимать жизнь такой, какая она есть, они сохраняли невозмутимое спокойствие. Наконец женщина подскочила с трона, подхватила приспущенную одежду и понеслась к дому, продолжая вопить.
Аттила выдавил из себя:
— Ты хорошо поработал, Дэрр.
Глава девятая
— О, Фрэнк, слава Богу!
Ханна взбежала на борт «ЗОЛОТОЙ ЛАНИ» и кинулась в объятия Фрэнка. Приятная неожиданность, и тот не оплошал и крепко обвил ее руками. Будь он дюйма на два повыше, то не уткнулся бы носом в ее колючий вязаный шарф.
— Все хорошо, — пробормотал он. И никакая она не крупнозадая лошадь. Мягче и нежнее, чем он мог предположить. — Теперь все пойдет как надо. Выбросьте это из головы.
Она резко отстранилась. Увы, мгновение было кратким, как и все прекрасное в жизни.
— О ЧЕМ перестать думать? Я ведь еще ничего вам не рассказала.
— Верю, что это было ужасно.
— Хуже и быть не могло.
— А как это перенесла Эймей? — Эймей как раз закидывала сумки на палубу, мрачно карабкаясь на борт. Что же все-таки произошло?
— Надеюсь, ты ему ВСЕ рассказала? — поджала губы Эймей.
— У меня времени еще не было.
Фрэнк вздохнул. Эти женщины, кажется, стали врагами. Какая муха их укусила? Но его-то уж точно не собираются приглашать на чашечку кофе. Воздух между Ханной и Эймей потрескивал, словно аккумулировал энергию молний, таких, какие мечутся между большими металлическими шарами в лабораториях сумасшедших ученых. Эймей с нетерпением ждала, когда же он отчалит.
— Знай я заранее о том, что меня ждет, поостереглась бы, — зло проговорила Эймей.
— Поостереглась? Другим надо остерегаться такой сумасшедшей! Надо же придумать палить по старому, безвредному охотнику на уток!
— Безвредному? Ханна, опомнись, он же охотился не на уток, а на нас!
— Слишком о себе возомнила. Лучше вспомни кота!
— А ты вспомни моего змея!
Фрэнк не выдержал:
— Заткнитесь обе! Ханна, вам лучше сойти на берег. Нед! Готовься отдать швартовы.
— Я еду с вами, Фрэнк, — решительно произнесла Ханна.
— Ого! Почему вдруг? — В другое время он был бы счастлив, но перспектива провести целый час между двумя ссорящимися женщинами его не привлекала. Он точно знал, что произойдет. По дороге к Виктории они помирятся, опять станут подружками не разлей вода, а все шишки достанутся ему.
— Я хотела бы поговорить с мистером Бигелоу об экскаваторе. Если он еще не раздумал.
— Она врет! Дело совсем не в этом! — злорадно выкрикнула Эймей. — Вы знаете, зачем она хочет попасть на судно? Бобры сожрали ее сортир, а она слишком щепетильна, чтобы делать все на открытом воздухе. Неэстетично, видите ли, возвращать природе то, что у нее берешь!
— Это было ужасно, Фрэнк! Я слышала скрежет бобриных зубов, и вдруг мой сарай рухнул! А потом в пламени пылающего трактора я увидела эти сверкающие глаза. И Лодочник… Никогда в жизни мне не было так стыдно!